-Полина! - возмутилась девушка: «Это твое кольцо, по праву».

Женщина сбросила накидку темных соболей на бархатный диван. «Макс тебе сказал…, Тед велел, чтобы ты выходила замуж только по любви. Отдашь, - Полина поцеловала нежную щеку, - тому, кого полюбишь. Это ваше кольцо, Фрименов».

Макс отказался ехать в первом классе. Юноша настоял на том, чтобы плыть в трюме, в каюте с четырьмя койками. «Будем встречаться на средней палубе, - усмехнулся Макс, - туда нас пускают».

Он простился с Бет, пожав ей руку: «Очень надеюсь, что Америка скоро освободится от рабства». Макс помолчал: «Мне очень, очень жаль. Я уверен, что Тед погиб, как герой, как мистер Джон Браун, как все они…, - Макс посмотрел в ее темные, большие глаза: «Бет…, если ты когда-нибудь передумаешь, то я….»

-Я не передумаю, - ответила девушка, - ты слышал, Макс - надо выходить замуж…, жить с человеком - по любви. Удачи тебе, ты обязательно полюбишь, - уверенно добавила Бет.

-Жалко, что трансатлантический кабель больше не работает, - вздохнула Полина, снимая перчатки. «Только и узнали, что кузен Питер в Индии женился, а потом они в Кантон уехали, и все…, Пока оттуда письмо дойдет, это полгода, а то и больше».

Полина поправила строгую прическу: «Мама написала, что Виллем в Брюсселе. Принят при королевском дворе, получил титул барона…, Наверное, и замок отстроил. Бедные его дети, они так и не узнали, что брат у них родился».

-Кабель восстановят, - Бет взбила вышитые подушки на диване: «Им надо денег у акционеров собрать, вот и все.  Посылай телеграммы, - она прижалась щекой к щеке Полины.

Мать не сообщала Полине, что с Джоном. Джоанна только упомянула, что он вернулся из Африки в Лондон. «Тридцать четыре ему, - вспомнила Полина, - женился, скорее всего. У него титул. Оставь, - велела она себе, - для чего ему, герцогу, бесплодная вдова? Тем более, я замужем за цветным была. У них, в Англии, наверняка, напечатали список погибших в рейде Брауна. И вообще, - разозлилась на себя Полина, - я сама его оттолкнула, вот и все».

-И письма пиши, - Бет все стояла, обнимая ее. От девушки пахло сладко, нежно, ванилью.

-Одна останусь, - грустно подумала Бет и напомнила себе: «Вовсе не одна. Майкл, в Вашингтоне, Дэниел…, - она почувствовала, что краснеет, - Сара-Джейн оправилась, слава Богу. Осенью в Огайо уехала, преподавать. Я  после Рождества на юг отправлюсь. Может, и Джошуа навещу. Там теплее, - Бет, незаметно, хихикнула.

Макс постучал в дубовую дверь: «Третий гудок. Или ты, Бет, хочешь в Старый Свет отплыть? - юноша добродушно ей подмигнул.

В кармане ее бобрового жакета лежала записка. Бет вынула ее из почтового ящика утром, сходив за газетой.  У парка было тихо, лавки едва открывали ставни. Бет заметила на углу  Пятой Авеню и Шестьдесят Пятой улицы темный, запряженной одной, невидной лошадью, экипаж. Шторки кареты были задернуты.

Она прочла письмо на кухне, ставя в духовку круассаны. Бет делала их по парижскому рецепту матери. Полина еще спала. Вещи, кроме саквояжа с документами и векселями,  были отправлены на «Короля Вильгельма»,  пакетбот компании «Гамбург-Америка Лайн». Он шел из Нью-Йорка в Германию,  с остановкой в Кале.

Бет присела на каменный подоконник. Кухня выходила в двор шестиэтажного дома, одного из самых высоких на Манхэттене. Здесь был установлен подъемник Отиса.  Бет взглянула на аккуратно подстриженные деревца лавра. На листьях лежали хлопья мокрого снега. Здание не было сегрегированным. И его, и дом на Бродвее, где была квартира родителей, строил цветной подрядчик, богатый бизнесмен из Филадельфии. Квартиры здесь покупали цветные. На севере, было много обеспеченных чернокожих.  Из белых у нее в соседях были только убежденные аболиционисты.

В квартире напротив жила содержанка сенатора штата Нью-Йорк, высокая, стройная красавица с кожей цвета лесного ореха. У нее был роскошный выезд, два белых шпица, бриллианты и соболя. Бет вспомнила, как вздыхала мать: «Разве это судьба для хорошей цветной девушки, с женатым мужчиной жить, белым? А ты бы сходила, - Бланш зорко смотрела на дочь, - на бал для цветных, на базар благотворительный…, Сейчас много юношей образованных, с дипломами. Некоторые даже в Париже, учились, как отец твой».

Бет ходила, танцевала, участвовала в благотворительных спектаклях, однако ей никто не нравится. Девушка затянулась папироской и распечатала письмо.

-Дорогая кузина! - читала она твердый почерк Дэниела, - я в Нью-Йорке, остановился на квартире Горовицей. Пожалуйста, сообщите, когда я мог бы вас навестить.

Когда за ними приехала наемная карета, Бет извинилась перед Полиной и отошла к фонарю на углу. Она посмотрела на голубую, одноцентовую марку с портретом Франклина. Девушка приподняла тяжелую, чугунную крышку почтового ящика и бросила туда письмо.

Спускаясь по трапу, Бет засунула руку в карман жакета. Записка от Дэниела была там. Бет подобрала подол своего суконного, зимнего, черного кринолина и помахала Полине с Максом. Они стояли на палубе. Белокурый локон выбился из-под капора женщины и Бет попросила: «Господи, пусть будут счастливы, и она, и Макс. И я тоже,  - девушка покраснела.

Она пригласила Дэниела на кофе. Обедать капитан Горовиц у нее не мог. Бет решила: «Фруктов надо купить. Апельсинов, винограда…, Это Дэниелу разрешается, я помню».

Бет села на омнибус для цветных и доехала до Пятой Авеню. Выходя из лавки зеленщика с бумажным свертком в руках, Бет заметила, что та карета, с задернутыми шторками, так и стоит на углу. Она пожала плечами. Открыв парадную дверь, девушка быстро поднялась наверх.

Людям, что сидели в карете, пока что заплатили три тысячи долларов. Оставшиеся четыре они должны были получить, доставив товар в Саванну. У неприметного причала на реке Гудзон, в закоулках верфей и складов, стоял мощный паровой катер.  От Нью-Йорка до Саванны было восемьсот миль. Катер делал двадцать миль в час. Даже с остановками, для погрузки угля, они рассчитывали добраться до Саванны за четыре дня.

-Великое дело прогресс, - одобрительно заметил кто-то из них, приложив к глазам  бинокль. Карета побывала и у здания редакции New York Evening Post, и у адвокатской конторы. Они проследили за тем, как Жемчужина, садится с красивой, белокурой женщиной в наемную карету. Они всегда давали товару свое имя, так было безопасней

-В порт едут, я с кучером поговорил, - кто-то из мужчин поковырялся в зубах щепочкой. Их было трое, и они сменялись. Двое следили. Один прогуливался в Центральном парке, справлял нужду у ограды, курил и бегал в лавки за провизией. Жемчужина вернулась из порта. Зайдя к зеленщику, она скрылась в подъезде. Девушка была в глубоком трауре. Главарь шайки, развернул New York Evening Post: «Она и родителей  и брата потеряла». Южанин посмотрел на хронометр: «Можно было бы сегодня все завершить, однако торопиться не след. Лучше завтра. Вряд ли она куда-то еще выйдет, темнеет».

-Щеголь какой-то, - хмыкнул второй мужчина, - смотри. В штатском. Однако, выправка у него военная. Белый.

-Должно быть, - усмехнулся главарь, - лакомый кусочек сенатора Томпсона, в отсутствие ее толстяка, развлекается с молодыми красавцами. 

Он взглянул на своих подручных и строго сказал: «И не думайте. Ее нам никто не заказывал. Сделаем дело, и поминай, как звали».

Деньги им передал аукционист в Саванне. Он служил посредником в таких деликатных поручениях. Однако Жемчужина,  размышлял главарь, не предназначалась для аукциона. Это был частный заказ. Как наставительно заметил аукционист:

-Все сведения о ней  у вас на руках. Приезжаете, забираете девушку и уезжаете. Без пальбы, - он со значением посмотрел на кольт в руках главаря банды.

Тот оскорблено пожал плечами:

-Мы такими делами не занимаемся. Мы не любители, как та шваль, в Хиксфорде. Их пусть для убийств нанимают.

Под сиденьями в карете лежали хлороформ и наручники. В трюме катера была устроена закрытая каморка. Они  выяснили, что в парадном сидит привратник, негр. Того отвлечь было легче легкого.