-Как отец мой, - ласково говорила Циона, - как мать моя. Они оба  ничего не боялись.  Так и надо, - добавляла она, - Моше когда-нибудь на Святую Землю вернется, будет ее обустраивать, обязательно.

Шуламит несколько раз предлагала тете уехать с ними, но Циона только качала головой: «Дорогая моя, как ты сына своего не бросишь, так и я никогда этого не сделаю. Амина, - она тонко усмехалась, - в общем, неплохая девушка».

Шуламит никогда не виделась с бывшей Амалией Киршенбаум. Тетя как-то раз сказала: «Я таких женщин  встречала, милая. Понимаешь, - она затянулась папиросой, - когда девушка в хорошей семье выросла, ничего, кроме добра и любви не знала, попав сюда, - Циона обвела рукой гостиную, - она не сломается, останется сильной.  Как я, как ты, как свекровь моя покойная, Накшидиль. А эта  слабая, - вздохнула Циона, - она там, в Берлине, в бедности жила.  Рада оттуда вырваться, пусть и такой ценой. Даже магометанство приняла, хоть мой сын и не просил ее об этом».

Амина должна была вот-вот родить.  За обедом, кормя Моше, Шуламит подумала: «Хоть бы и вправду мальчик появился. Нам всем легче будет». Все  было подготовлено. Ни она, ни Стивен не хотели рисковать жизнями других людей.  Капитан Кроу решил не устраивать аварию на паровом катере, а просто  забрать их с Моше ночью, на боте, дойти до Измира, а там добраться до Иерусалима.

После обеда Циона и Шуламит дошли до пристани.  Девушка, помахала вслед катеру. Кизляр-агаши увез мальчика во дворец.

Море было тихим, дул легкий, ласковый, теплый ветер. Циона шепнула ей: «Ничего, милая. Завтра  Стивен появится, побудете немного вместе. Все будет хорошо». Шуламит вздохнула, глядя на едва заметный дымок над трубой. Катер  почти пропал на горизонте, там, где лежал Стамбул.

Капитан Кроу сидел, перечитывая доклад комиссии Лессепса, делая пометки на полях карты Суэцкого перешейка.

-Британия, конечно, против строительства, - мрачно сказал Стивен, отложив механическую ручку, - оно и понятно. С открытием канала цена на чай упадет, и на пряности  тоже. Дяде Мартину и кузену Питеру такое совсем не с руки. Однако нельзя ради коммерческой прибыли тормозить технический, прогресс.

Он откинулся на шелковые подушки и вспомнил, как обедал с кузеном в Брук-клубе, еще до войны.

-Я только поддерживаю идею каналов, - сказал Питер Кроу, выбрав вино, -  как в Африке, так и в Америке. Что «К и К» придется снизить цену на чай, - он пожал плечами, - это не страшно. Паровое судоходство активно развивается. Мы потеряем на чае, но выиграем на угле.

Он подмигнул Стивену: «Более того,  я даже твою будущую экспедицию в Арктику профинансирую».

-Там  никакой коммерческой выгоды не ожидается, - удивился Стивен: «Теперь  понятно, что Северо-Западный проход совершенно бесполезен для торговли».

-Во-первых, - Питер поднял смуглый палец, с бриллиантовым перстнем, - его открытие уберет с карты еще одно белое пятно. Стыдно в наши дни не знать, что нас окружает. А во-вторых, - он кивнул официанту и тот стал разливать бордо, - кто знает? Ходят слухи, что в Южной Африке есть алмазы. А что находится там, - Питер махнул рукой куда-то на север, - нам еще предстоит выяснить. Уголь, драгоценные металлы..., Исследуй Арктику, дорогой мой, она нам пригодится.

В дверь поскреблись. Черный евнух благоговейно сказал: «Простите, что беспокою вас, Сулейман-ага, но его величество просит вас пройти в кабинет, ненадолго».

Стивену было тяжело встречаться с Абдул-Меджидом. Как-то раз, когда Шуламит заметила: «Знаешь, он, в общем, неплохой человек..., - Стивен резко оборвал ее: «Я не хочу о нем слышать, милая, вообще. Хватит и того, что..., - капитан не закончил и отвернулся.

Шуламит прижалась к нему: «Я тебе много раз говорила. Я не люблю его, милый. Потерпи еще немного».

-Потерпеть, - напомнил себе Стивен, идя вслед за евнухом по раззолоченному коридору дворца. Шелковые ковры заглушали шаги, занавеси вздувались под ветром с Босфора.

-Еще немного, - повторил Стивен. Капитан, внезапно, замедлил шаг. Резная дверь кабинета султана была распахнута. Он услышал младенческий смех.

Евнух отступил в сторону, и ему ничего больше не оставалось, как пройти вперед. Абдул-Меджид сидел на ковре. Он, ласково говорил: «Молодец, мой хороший. Скоро я тебя на коня посажу, и будем учиться ездить верхом».

Стивен заставил себя поклониться.  Султан, весело, сказал: «Вы его еще не видели, Сулейман-ага. Познакомьтесь с моим сыном, Мусой».

Мальчик бойко ходил по ковру, таща за собой маленькую, деревянную тележку. Вокруг были разбросаны игрушки, ребенок был в парчовом, вышитом халатике. Моше остановился. Осмотревшись, завидев Стивена, Моше быстро заковылял к нему. «Папа! - радостно залепетал ребенок: «Мой папа!»

Валиде-султан прошла через парк. Она постояла у серебряной клетки с птицами. Бросив им зерен, Циона посмотрела на свои изящные, выложенные бриллиантами, золотые часики. Евнух прибежал с виллы Амины, когда они с Шуламит сидели на террасе, за кофе и кальяном. Валиде-султан просмотрела записку: «Дорогой мой, если у нее только  схватки начались, это надолго. Передай врачам, чтобы сообщали мне, как идут дела».

Моше появился на свет легко и быстро. Циона все время сидела рядом с племянницей, опасаясь, что Шуламит может, не помня себя от боли, о чем-то проговориться. Но девушка терпела, не крича, только низко, жалобно, постанывая. Потом, она, усмехнувшись, сказала тете: «Хотелось, конечно, Стивена позвать. Но я видела, что у вас в руках шелковый платок был. Вы бы мне сразу рот заткнули».

Валиде-султан  кивнула: «Незачем рисковать нашими головами, милая. Абдул-Меджид, хоть и мягкий человек, но, если он узнает о чем-то..., - Циона не закончила. Шуламит увидела холодный блеск в ее серых глазах.

Было раннее утро, наверху, в кронах деревьев пели птицы, разноцветные попугаи в клетке только просыпались. Циона  стояла, любуясь нежным, розовато-золотистым рассветом. Она оставила племянницу спокойно спать, а сама, поднявшись, выпив чашку крепкого, горького кофе, решила навестить Амину. «Если бы там что-то было не так, - сказала себе валиде-султан, миновав ворота, - меня бы известили».

На террасе ее встретил евнух-врач. Он, поклонившись, улыбнулся: «Все идет отлично. Осталось совсем недолго. Вы желаете увидеть госпожу Амину, ваше величество?»

Циона прислушалась. Из раскрытых окон был слышен жалобный, протяжный крик.

-Зачем? - валиде-султан пожала плечами: «Я вам доверяю». Она опустилась на шелковые подушки и велела: «Принесите мне кофе и папиросы. В комнатах его величества найдете».

Врач, зайдя в спальню, сказал девушке: «Ее величество валиде-султан оказала вам честь своим посещением. Она на террасе». Амина только помотала светловолосой, растрепанной головой. Она, согнувшись, расхаживала по комнате, поддерживаемая двумя евнухами.

-На террасе, - злобно подумала Амина, и застонала: «Мне сказали, когда Сальма рожала, валиде-султан все время с ней сидела. Они постоянно рядом, а я..., - девушка часто задышала, - я никто. Сальму он сделает кадиной,  скоро. Господи, только бы мальчик родился, прошу тебя».

В Берлине, помогая матери и отцу в мелочной лавке, ухаживая за младшими братьями и сестрами, Амалия  ночью, добравшись до своей узкой кровати, превозмогая боль в гудящих ногах, закрывала глаза и мечтала.

Мечтать,  конечно, было, не о чем.  Девушка знала, что скоро ее выдадут замуж, за такого же лавочника, как ее отец, она переселится в такую же тесную, пахнущую супом и керосином квартирку, и начнет ходить в микву, стоять за прилавком и рожать детей. В Берлине были богатые евреи,  но Киршенбаумы, жившие в трех комнатах над лавкой, в бедном квартале, населенном  выходцами из Польши, не встречались с ними даже в синагоге. Те, у кого были собственные экипажи и лакеи, на их улицы не заглядывали.

-Обманчива прелесть и лжива красота, - мать поджимала сухие губы и поправляла суконный тюрбан, что носила дома, - только жена, что боится Всевышнего, достойна хвалы, Амалия. Они, - мать указывала за окно, - стыдно сказать, трефное на своих банкетах едят. Мужчины с женщинами танцуют, упаси нас Господь от этого.