Готовила она хорошо. Успенский пост прошел, на обед был суп-пюре из рябчиков и буженина, с каштанами и картофелем. Врач разрешил жене немного вина. Федор, наливая ей бордо, весело сказал: «После обеда прогуляемся, милая. Погода стоит отменная. Тебе полезно бывать на воздухе».
Она только кивнула, склонив красивую голову, с гладкой, украшенной одним серебряным гребнем, прической.
За десертом, роскошным, спелым крымским виноградом, в дверь позвонили. Федор принял от жандарма неподписанный конверт. Вернувшись в столовую, распечатав его, он пробежал глазами записку.
-У нас гость, милая Женечка, - он взглянул на жену прозрачными глазами: «Завтра утром мы сходим с тобой к лютеранской мессе. Господь, я думаю, - Федор тонко улыбнулся, - нас простит. Подавай кофе, пожалуйста».
Жена, ни говоря, ни слова, вышла из столовой.
На кухне, переливая кофе в серебряный кофейник, Юджиния, одними губами, прошептала: «Все, все закончилось. Господи, спасибо тебе. Джон меня заберет отсюда, завтра. Как только мы окажемся в безопасном месте, - она с отвращением посмотрела на свой живот, - я выпью лекарство. И забуду об этом, - тонкие губы искривились, - навсегда».
Она сжала зубы и повторила: «Завтра».
Его звали Иоганн Маурер. По паспорту он был подданным прусского короля и сошел на берег в Санкт-Петербурге два дня назад. Маурер, как истинный немец, услышав в порту о том, что надо пройти полицейскую регистрацию, сразу достал блокнот и карандаш. Он подробно, с лающим, берлинским акцентом, расспросил жандармского офицера, куда и когда ему необходимо явиться. Герр Маурер был в простом, темном сюртуке, со стальным хронометром. В руках немец держал потрепанный саквояж и путеводитель Бедекера «Paris und Umgebung». Он показал офицеру титульную страницу и гордо заметил: «Я один из авторов». Имя герра Маурера было напечатано мелким шрифтом, в конце списка, но действительно там значилось.
-Сейчас, - герр Маурер поднял палец, - мы будем готовить путеводитель по Санкт-Петербургу и Москве! Война закончилась, надо заниматься мирной жизнью.
У немца имелись письма из его конторы, и виза, выданная посланником России в Пруссии Брунновым. Герр Маурер даже озаботился подтверждением из гостиниц двух столиц, о том, что ему оставлены комнаты.
Офицер уже не знал, куда от него деваться. Герр Маурер, - он был небольшого роста, с коротко стрижеными, светлыми волосами, - все выспрашивал о поездах между Санкт-Петербургом и Москвой.
-Привязался, немчура, - вздохнул офицер, и громко ответил: «На вокзале! На вокзале все узнаете! Всего хорошего! - он поставил мелом отметку на саквояже немца, даже не заглянув туда.
Герр Маурер взял извозчика, и вышел за два квартала до пансиона на Мойке, где у него, если верить письмам, была заказана комната. Он посмотрел на синее, еще теплое небо, полюбовался шпилем Адмиралтейства, возвышающимся над крышами города. Помахивая саквояжем, немец зашагал в противоположную сторону от гостиницы.
Джон бывал в Санкт-Петербурге, несколько раз, до войны, и хорошо знал столицу. Перед своим отъездом из города Пелешон, покойный резидент, оборудовал в отремонтированном здании гугенотской церкви святого Павла тайник. Юджиния знала, что по сигналу тревоги, тот, кто приедет за ней, оставит там записку, в поручне одного из рядов. После этого ей надлежало появиться на ближайшей воскресной мессе.
-Остальное, - Джон дошел до простонародных бань на берегу Крюкова канала, - было несложно.
После Парижского конгресса, где обсуждались условия мира с Россией, он провел все лето, налаживая и восстанавливая свою сеть на континенте. Весной, по непонятной причине, было арестовано несколько надежных людей. Джон, получив письмо от Юджинии, хмыкнул: «Что еще случилось?»
До Саутенда, до жены, он так и не добрался. Сын, наконец-то, сообщил ему, что едет домой. Он вез тело Марии Кроу, чтобы похоронить его на семейном кладбище. Джон, раздеваясь в предбаннике, напомнил себе: «До его приезда, до Рождества, все должно быть сделано. Умерла и умерла».
Он, с удовольствием, попарился. Джон любил и русскую, и турецкую баню. Спрятав документы герра Маурера в потайной карман саквояжа, герцог достал оттуда паспорт, выданный в Гельсингфорсе, некоему финну, Салонену. Салонен оделся в шаровары и рубашку, и убрал сюртук, вместо него вытащив из саквояжа рабочую куртку. Сам саквояж скрылся в холщовом мешке, что Салонен, взвалил себе на плечо.
Капитан Стивен Кроу прислал еще одну шифрованную записку из Стамбула. В ней собщалось, что работа над каналом в самом разгаре и он, еще на год, останется в Турции. В Адмиралтействе только вздохнули: «Что делать. Хорошо, что капитан Кроу выжил. Все равно ему отпуск по ранению полагается».
Аарон Корвино вернулся из Крыма, и продолжал служить капелланом в армии. Младший Питер Кроу летом отплыл в Бомбей.
-А вот что случилось с Мартой Бенджамин-Вулф, - герцог шел к Апраксину двору, в контору дилижансов, - одному Богу известно. Два года назад попала в плен, и с тех пор ничего не слышно. Может, Юджиния ее нашла? Или разыскала кого-то из Воронцовых-Вельяминовых?
Финн Салонен, купил два билета на дилижанс, до Гельсингфорса. Русского он не знал, и объяснялся жестами. В неприметной подворотне, переодеваясь, становясь герром Маурером, Джон замер: «А если еще кого-то вывозить придется? Ладно, в воскресенье увижу Юджинию, разберемся. К Рождеству обвенчаться можно».
Герр Маурер дошел до Николаевского вокзала, и купил за тринадцать рублей билет на послезавтрашний поезд в Москву. В вокзальном ресторане он отменно пообедал, ухой и осетриной под соусом с шампанским. За три столика от него сидел красивый, холеный мужчина со светлыми бакенбардами, в бархатном, парижского покроя пиджаке. Герр Маурер увидел, как один из посетителей берет у него автограф, на книжке журнал. Немец спросил у соседа по столу, артиллерийского капитана, ехавшего через Москву в Туркестан: «Кто это, месье?»
-Знаменитый русский писатель Тургенев, - на плохом французском языке ответил ему офицер и поинтересовался: «А что это вы записываете?»
-Впечатления, - герр Маурер оторвался от блокнота и всплеснул руками: «Я автор путеводителей, для меня это очень важно. Извольте, - немец прочел: «Имел честь видеть знаменитого писателя Тургенева, обедавшего котлетами».
Капитан выразительно закатил глаза и попросил счет.
В пансионе герр Маурер показал свой билет. Он долго, настойчиво объяснял, что выезжает послезавтра утром. Немец хотел сначала полюбоваться красотами Санкт-Петербурга, и сходить на лютеранскую мессу в немецкую церковь. «На Васильевском острове, - вздохнул портье, - вам любой извозчик покажет». Однако герр Маурер не отставал, пока ему не начертили подробную карту. В номер он заказал кофейник, коробку сигар, немецкие газеты и аккуратно выдал мальчику на чай.
-Красиво здесь, - Джон подошел к окну, любуясь заходящим солнцем, тихой, спокойной Мойкой, пастельными, нежными красками домов. Где-то неподалеку зазвенел церковный колокол. Он присел на подоконник, затянувшись сигарой, отхлебнув кофе, и быстро написал записку.
-Пройдусь, - сказал он портье, - очень славный вечер. Почти как у нас, в Берлине.
Джон, легкой походкой добрался до церкви святого Павла на Большой Конюшенной улице. В зале было малолюдно, вечерняя месса еще не начиналась. Он, перекрестившись на распятие, присел в нужный ряд. Тайник был оборудован отменно, никто бы ничего не заподозрил. Он оставил записку. Закрыв глаза, откинувшись на спинку скамьи, герцог улыбнулся. Органист начал играть Баха. После мессы Джон ушел, обернувшись в дверях зала, внимательно осмотрев прихожан. Он еще раз осенил себя крестным знамением, исчезая за тяжелыми дверями.
-Прямо сейчас бы его и взяли, - сказал один неприметный мужчина в сюртуке другому: «Который месяц сюда являемся. Еще хорошо, что мы оба лютеране, - он усмехнулся, - не так подозрительно».
-Надо подождать, - второй погладил светлую бородку: «Мало ли, вдруг это просто курьер, а на мессе сам гость появится. Иначе мы его спугнем. Сейчас достанем это, - он кивнул на поручень, - и передадим Федору Петровичу. Он лично всем делом занимается».
