Когда они, обнявшись, лежали на узкой кровати, Степан сказал: «Я до сих пор не могу поверить, что так все вышло. Что скоро мы уже будем на свободе и никогда больше не расстанемся».
-Скоро, - Марта закрыла глаза и стала целовать его, сначала нежно, едва касаясь губами, а потом лихорадочно, сильно. Свеча затрещала и погасла и он шепнул: «Мы теперь муж и жена, Марта, навсегда, пока не разлучит нас смерть».
-Я ей не позволю, милый, - просто ответила девушка: «Пока мы вместе, смерти нет». Была одна жизнь, подумала Марта, чувствуя его тепло, не выпуская его из своих рук. Она приподнялась и нашла его ухо.
-Конечно, - ласково сказал Степан, - конечно, любовь моя. Погоди, - он рассмеялся, - если все получилось, то уже в начале лета.
-Получилось, - Марта устроилась на его плече: «Я знаю, я чувствую. Все будет так, как мы хотим. В начале лета. В Мейденхеде расцветет жасмин. На реке, в заводи, лебеди выведут птенцов, и у нас появится мальчик. Мальчик, - улыбнулась она. Марта задремала, рассыпав волосы по кровати, тихонько посапывая.
В дальнем конце улицы вспыхнула фосфорная спичка. Князь Нахичеванский, раскурив сигару, сказал второму всаднику: «Значит, ты понял. Отправляетесь за ними, но постарайтесь, чтобы они вас не заметили».
-Ваше сиятельство, - оскорблено заметил его спутник: «Не извольте беспокоиться, мы в своем деле мастера. Как станет ясно, куда они едут, на север, или на восток, я вам гонца пошлю».
-Окажемся в Тамани, - пообещал Нахичеванский, - и получите полный расчет. Не подведи, - он потрепал человека по плечу и мягко тронул своего жеребца. Ночь была тихой, звездной, теплой. Где-то вдали взлаивали собаки.
-Надо их до Терека довезти, - холодно решил князь: «За Тереком власти нет. Я его продам кому-нибудь…, Можно было бы его просто убить, но зачем деньги терять, еще пригодятся. Молодой, здоровый мужчина, за него много дадут. А ее запру дома, в Нахичевани. У меня еще не было наложниц из Европы, - понял князь: «Только русские. Наверное, у персидского шаха, есть западные женщины. И у Абдул-Меджида. Теперь и у меня будет, - он раздул ноздри, представив себе ее бронзовые, распущенные волосы.
-Ей лет двадцать, - размышлял князь, дымя сигарой, возвращаясь в свои комнаты по пустым улицам города.
-Ничего, - успокоил он себя, спешиваясь, проходя в распахнутую ординарцем дверь: «Подумаешь, гордячка. Все равно сломается, - князь удовлетворенно, улыбнулся.
Огромное, огненное солнце медленно уходило за горизонт. В степи было тихо. Они свернули с дороги на Керчь, и сидели в роще, на берегу мелкой речушки. Горел костер, лошади щипали траву. Марта, заварила чай в кружке: «У нас даже оружия нет, милый. Мой револьвер и твоя шашка, вот и все».
-Как спокойно, - Степан обнимал ее, глядя, как закат отражается багровыми искрами в ее волосах.
-А зачем, - он забрал у Марты кружку и стал поить ее чаем, - зачем нам оружие? Лодку мы сейчас купим, в какой-нибудь деревне, под Керчью. Пять миль до моря осталось, не больше. Пойдем вдоль берега, рыбаки и рыбаки.
-Я в Ньюпорте училась под парусом ходить, - Марта пила крепкий, сладкий чай. Они взяли с собой хлеб и сахар. Марта, повернулась к востоку, где было море: «Там рыбу половим. Сделаю суп, что в Бостоне готовят».
-Мы теперь всегда будем вместе, - поняла Марта: «Я, и Степан, и дети наши. Господи, даже не могу себе представить, как семья обрадуется, особенно бабушка».
Костер догорал, они лежали, обнявшись, под одеялом. Степан погладил ее по голове: «Ты ведь тоже сиротой выросла, любовь моя».
-У меня был очень хороший дедушка, - улыбнулась Марта, - твой дядя Тедди. Он пять лет назад умер. У нас в Америке большая семья. Ты с ними, со всеми познакомишься.
-Вам надо железную дорогу строить, - задумчиво отозвался Степан, - трансконтинентальную. В России тоже надо, - он усмехнулся, - но они пока ее даже до Москвы довести не могут. Вообще, - он приподнялся на локте, - русские эту войну проиграют, вот увидишь. У вас вооружение лучше, паровой флот, да и страна, - он поморщился, - где еще есть рабство, обречена на поражение.
Марта вспомнила библиотеку в вашингтонском особняке дяди Дэвида и резкий голос Теда Фримена: «Невозможно ждать, пока рабство будет отменено конституционным путем. Такого просто никогда не случится».
Они сидели за круглым, орехового дерева, столиком у камина, пахло кофе. Полина, поднесла чашку к губам: «Но все восстания рабов, милый, заканчивались неуспехом. Сара-Джейн тебе скажет, - она кивнула жене Дэвида, - ее дед в таком восстании погиб, в Южной Каролине».
-Мой отец тогда бежал на север, - вздохнула Сара-Джейн: «Теперь и убежать нельзя. Не сегодня-завтра Палата и Сенат примут билль о возвращении беглых рабов хозяевам. Теперь те, кто укрывает негров, - красивые, полные губы искривились, - будут уголовными преступниками».
Майкл Вулф оторвался от учебника юриспруденции: «Тед, надо действовать по-другому. Надо изменять общественное мнение, лоббировать депутатов, подкупать их, в конце концов, - юноша усмехнулся: «Мистер Линкольн тоже так считает».
Майкл второй год каждые каникулы работал клерком в Иллинойсе, в конторе юриста Линкольна, бывшего депутата палаты представителей. Юноша собирался после получения диплома стать его помощником.
-Писать статьи, - Майкл поднялся и прошелся по персидскому ковру, - как Бет это делает, как ты, Полина…, Организовывать выступления аболиционистов…
-Они будут заканчиваться судами Линча, - мрачно сказал Тед, положив руку на газету: «Пожалуйста, - прочел он, - из Мэриленда сообщают. Неизвестные подожгли баптистскую церковь, где за день до этого проходило собрание свободных негров. Мэриленд , - он махнул рукой за окно, - в десяти милях отсюда. Будем сидеть, и ждать, - Тед закурил, - пока эти мерзавцы не появятся на пороге наших домов?
-Мэтью сейчас там, - вспомнил Майкл, - в Мэриленде. У кого-то из своих друзей, в поместье.
Он бросил взгляд на жену отца. Сара-Джейн была в скромном, светлом домашнем платье, тяжелые, черные косы уложены на затылке. На длинных пальцах он заметил пятна чернил.
-Она могла бы не работать, - сказал себе юноша, - папа обеспечен. И все равно, хоть в столице и запретили школы для цветных, она частными уроками занимается. Хорошая женщина, и что Мэтью ее так не любит?
Майкл увидел брезгливую гримасу брата. Они сидели в их гарвардской комнате, горел камин. Мэтью, распечатав конверт, усмехнулся: «Ты, конечно, можешь к ним пойти, - он перебросил брату приглашение, - а моей ноги там не будет. Я не посещаю дома цветных».
-Полина белая, - заметил Майкл: «И наш отец тоже».
-Я и к нашему отцу не хожу, - Мэтью налил себе вина: «До тех пор, пока там эта черная…, - он сдержался и не выругался: «А наш отец и Полина предали свою расу. Еще надо сказать спасибо, что у нас цветных братьев и сестер пока не появилось. И вообще, - Мэтью потянул на себя меховую полость, - я на рождественские каникулы уезжаю в Южную Каролину, в имение к полковнику Фэрбенксу. Я дружу с его сыном, как ты знаешь».
-Невыносимый, ограниченный сноб, - буркнул Майкл. Закурив папиросу, он взялся за учебники.
Мэтью сидел, глядя на огонь.
-Потом, - пообещал он себе, - позже. Я стану адвокатом, отец умрет, или я помогу ему умереть. Он, наверняка, разделил все между мной и Майклом. Но если он, хоть что-то завещал этой черной шлюхе, обещаю, она, ни цента не получит. Заберу свою долю, куплю имение на юге, рабов…, И мне привезут Бет, - он усмехнулся и вспомнил ленивый голос Чарли Фэрбенкса.
Юноши сидели на мраморной террасе, в томном, нежном тепле, летнего вечера. Вдали поблескивала река. Чарли отпил мятного лимонада:
-Рабыни, мой дорогой Мэтью, это неинтересно. Мне папа еще в тринадцать лет двух подарил, для этого дела, - юноша рассмеялся: «Однако с такими девками скучно. Они выросли в бараках, ничего другого не знают. Мой отец, - Чарли понизил голос, - заказал себе свободную женщину, из Нью-Йорка».
