-Теперь я, - потребовала она потом, и вдруг замялась: «Я только не знаю…, не умею…»
-Мы друг друга любим, - серьезно сказал ей Степан, - поэтому мы умеем все, любовь моя. Иначе и не бывает.
Они задремали только на рассвете. Марта почувствовала рядом его спокойное, надежное тепло: «Потом…в речке искупаемся, и сюда вернемся. И так будет всегда».
-Никуда тебя не отпущу, - он целовал стройную шею, нежные, в синяках лопатки, спускаясь все ниже: «Мне всегда будет ее мало. Господи, я прошу тебя, сохрани ее, пожалуйста. Сделай так, чтобы она была счастлива».
-Я счастлива тогда, когда счастлив ты, - Марта легко перевернулась на спину, и привлекла его к себе: «Поэтому я всегда буду рядом, Степан…, - она застонала, - как сейчас. Еще…, - она приподнялась, целуя его. Степан успел подумать: «Как будто нет ни меня, ни нее, а есть только мы, вместе. Сказано же: «И станут плотью единой». Он услышал ее сладкий, долгий крик. Он и сам, годами привыкший молчать, закричал, повторяя ее имя, опустив голову ей на плечо.
Всадник на белой лошади, что выехал на противоположный берег реки, убрал бинокль: «Шлюха, конечно. Все они, русские, француженки, шлюхи. Ничего, - он рассмеялся, - достанется мне не девственницей. Подержу при себе пару лет, и продам дальше. И его продам. Какой-то русский, даже без погон. Он никто».
Князь посмотрел на свой хронометр и зевнул: «Хорошо, что я посадил в Симферополе своего человека за ее домом следить. Они вернутся в город, а там посмотрим, как все это обставить. Отпуск я возьму, Таманский пролив рядом. На Кавказе никто их не найдет. Никогда, - он ласково погладил по холке своего жеребца. Развернув его, князь поехал вдоль реки на север.
Менделеев вышел на крыльцо одноэтажного, деревянного домика, где помещалась почта, и подмигнул Марте:
-Все в порядке. У его превосходительства почтмейстера, - он указал на дверь, - сын двоечник. Особенно, - со значением добавил Менделеев, - по естественным наукам, мадемуазель Марта.
Она не выдержала, и рассмеялась. Менделеев взглянул в зеленые, ласковые глаза: «Мадемуазель Марта, простите мне мою смелость, вы, кажется, встретили того, кто по душе вам?»
Девушка кивнула и вспомнила, как в пещере, они лежали, обнявшись. Марта рассказывала ему о Европе и Америке. «Я помню, - шепнул Степан, прижимая ее к себе, - помню, мама мне говорила о Лондоне, о других городах…, И бабушки с дедушками тоже. Но я тогда совсем ребенком был».
Марта взяла его большую руку и поцеловала.
-Ты все увидишь, милый, - пообещала девушка. «Обязательно. Мы сможем жить там, где захотим, у меня много…, - Степан приложил палец к ее губам: «Это все твое, любимая. И то, что я заработаю, тоже, конечно. Вообще, - он усадил ее на себя и стал целовать, - я никогда в жизни больше не буду заниматься всеми этими военными делами, - Степан поморщился, - буду строить железные дороги, шахты, как дед мой...».
Она была рядом, теплая, мягкая, нежная, как цветок, от ее волос пахло свежей, речной водой. Он, внезапно, сказал: «Я и не думал, что когда-нибудь, смогу полюбить, Марта. Думал, что у меня здесь, - Степан показал на сердце, - все выжжено, и никогда, ничего не появится. Федя, - он вздохнул, - я его в первый раз увидел, как ему восемнадцать исполнилось. Он мой брат, но это совсем другое».
-Ничего не выжжено, - Марта приложила узкую ладонь к его груди. «Степа, - сказала она нежно, - Степушка…, я все это время о тебе думала, с тех пор, как увидела тебя».
-Я тогда, утром, - Степан обнимал ее, - пошел к морю. Шел, вспоминал тебя, и шептал Пушкина. В Керчи мы переночуем на берегу. Ты будешь шлепать по воде, и я тебе прочту эти стихи.
Они опять задремали, хотя в пещеру светило полуденное солнце, укрывшись одеялом, держа друг друга за руки. Марте снился большой дом на берегу моря, дети, бегающие в прибое, а Степан, проснувшись, любовался ее спокойным, умиротворенным лицом: «Господи, как мне Тебя благодарить, как? Я думал, что никогда, никого не найду, что нет у меня семьи, а вот…, - он наклонил голову и провел губами по белой, сладкой шее. Марта, сквозь сон, шепнула: «Люблю тебя».
-А? - очнулась девушка и покраснела: «Да, месье Дмитрий, встретила. Но мы с вами, - Марта остановилась и подала ему руку, - мы с вами всегда будем дружить, обещаю».
Они стояли у крыльца ее дома. Марта рассчиталась с хозяйкой, оставила письма родителям своих учениц, и сложила их немногие вещи в шерстяную, татарскую суму. Там был ее пистолет, сабля, две книги, Пушкин и Достоевский, вложенный в них блокнот Лавуазье, - Марта благоговейно коснулась пожелтевшей бумаги и увидела легкий, изящный почерк, - и образ Богородицы.
С госпиталем было сложнее. Степан, когда они ехали к Симферополю, предложил: «Просто напиши сестре-настоятельнице, что у тебя много занятий, и ты не сможешь больше приходить, вот и все. Сейчас такая каша на фронте заваривается, что искать тебя не будут».
-А ты? - Марта остановила коня и посмотрела на него: «У тебя борода растет, милый».
Взяв за уздцы ее лошадь, перегнувшись в седле, он поцеловал Марту: «Оно к лучшему, раз я в татарина преображусь. Со мной все очень легко. Отмечусь в управлении тыла, уехал на фронт. А что я туда не добрался, - развел руками Степан, - время военное. Мало ли что могло случиться. Не волнуйся».
Письмо Степан написал еще в пещере. Марта, прислонившись к столбику крыльца, незаметно улыбнулась: «Оно уже идет по назначению. Господи, спасибо тебе. Может быть, бабушка с дедушкой и до нашего венчания доживут. Хотя можно и здесь пожениться, просто дядя Аарон это сделает».
-Будет очень хорошо, - сказал ей Степан. «Хоть ты мне и жена, навсегда, пока мы живы, но так спокойнее».
-Спасибо вам, месье Дмитрий, - она протянула маленькую руку. Менделеев ее пожал и серьезно посмотрел Марте в глаза: «Вы знайте, мадемуазель Марта, что на меня всегда можно положиться. Захотите меня найти, - он тряхнул русоволосой головой, - это можно будет сделать через университет, в Санкт-Петербурге.
-Я запомню, - пообещала Марта. Девушка долго стояла на крыльце, смотря ему вслед, маленькая, тонкая, в коричневом платье медсестры, с тяжелым узлом волос на затылке.
Хозяйка была глуховата и рано ложилась спать. Марта, сидя на узкой кровати, оглядела пустую, с одной, горящей свечой, комнату, и положила руку на свой медальон. Она сходила в кенасу и отдала Синани так и не потраченные деньги, предупредив его, что уезжает. Купец только подмигнул ей: «Поздравляю». Марта, поджав ноги, обхватила руками острые коленки.
-Когда приедем домой, - решила она, - выброшу то письмо. Мало ли, вдруг понадобится.
Ее паспорт лежал в суме, а у Степана никаких документов не было.
-Почему? - спросила Марта. Он только усмехнулся: «На всем фронте пять человек мою фамилию знают, и еще с десяток, звание. И все. Остальные просто смотрят на меня и понимают, что перед ними начальство».
-Я тоже, - Марта села к нему на колени, - сразу поняла, ваше превосходительство.
-Все это мне надело, любовь моя, - он поднес к губам бронзовую прядь: «Буду строить железные дороги, буду приходить домой, обедать с тобой и детьми, и никогда больше не возьму в руки оружие. Вернее, я почти не брал, - Степан вздохнул, - я вооружал других. Я тебе говорил, - он устроил ее изящную голову у себя на плече, - говорил, об испытаниях новой техники…, Когда невинные люди погибали, у меня на глазах, и я ничего не мог сделать.
В раму постучали. Марта, отворив створку, ахнула: «Тебе так идет!». Он был в татарском кафтане, шароварах, шапке. Оглянувшись, Степан поцеловал Марту: «Лошади по соседству, в конюшне. Я их предупредил, что мы на рассвете появимся».
-Иди сюда, - Марта протянула руку: «Я воды согрела, помою тебя, и потом покормлю. Я сегодня щи сварила, как ты мне говорил. Только в Лондоне кислой капусты не найти, - Марта погрустнела. Степан, оказавшись в ее маленькой комнатке, шепнул: «Это не страшно, любовь моя. Из твоих рук мне все нравится».
