Дети уже прыгали в гондоле, стараясь раскачать ее как можно сильнее, как вдруг Вероника внезапно привлекла Марту к себе, и шепнула что-то на ухо, покраснев.

— Ну, наконец-то хорошие новости! Я так рада, — сказала та, вставая на цыпочки, обнимая подругу.

— И обещай мне, что потом слезешь с этих дзокколи — для ребенка они не полезны. Обещай, что будешь лежать на кушетке и есть конфеты. И пиши мне, пиши!

Марта села в лодку, и Вероника, запахнув шаль, перекрестила ее на прощанье.

— Да-да, именно так, синьора Марта, — Аллесандро Аллори погрыз рукоятку кисти.

«Наклонитесь чуть-чуть. У вас в доме важный гость, вы ему принесли угощение. Вот так и стойте».

Он прошел к мольберту.

Посмотрев на пустой поднос у себя в руках, Марта спросила: «А как же посуда?».

Аллори, что набрасывал очертания ее фигуры на дереве, рассмеялся.

— Вы ее просто не удержите. Я и поднос скоро заберу, как только намечу основные линии.

Вам еще потом для Марии позировать, там более сложно будет. А посуду потом кто-нибудь из учеников напишет. Аллори махнул кистью в сторону Аурелио Ломи, который занимался с Теодором за большим столом.

— Вот, синьор Ломи, например.

— Ваш сын, — повернувшись, сказал Аурелио, — удивительно талантлив.

— Его отец хорошо рисовал, — Марта вспомнила кольцо, сделанное, по приказу Селима, — ракушка, полная алмазов, и внезапно пожалела, что не забрала из гарема хотя бы его. «Все была бы память, хотя и Теодора, конечно, с лихвой достаточно».

— Я не о живописи, синьора Марта. Теодор чувствует линию и соблюдает пропорции — уже сейчас. Из него может выйти отличный архитектор — как синьор Андреа Палладио, например, — сказал Аурелио.

— Я буду воином, — упрямо сказал мальчик, копируя чертеж моста из «Четырех книг об архитектуре». «Как мой батюшка».

— Можно строить крепости, — мягко сказал Аурелио. «Так ты можешь быть воином и архитектором одновременно».

— Расскажи, — потребовал Теодор.

Из дальнего угла мастерской доносились нежные звуки лютни — там занимались Тео и синьорина Маддалена, знаменитая флорентийская музыкантша.

Аллори только рассмеялся, когда Марта, помявшись, сказала: «Конечно, честь позировать вам, — но ведь у меня, же дети…»

— Приводите их сюда, — разрешил живописец, — найдем им занятие.

Левая сторона картины еще была пуста. «Иисуса напишу позже, — объяснил синьор Аллесандро, — я всегда начинаю с женских фигур, они более трудоемки».

На Марте было платье нежно-зеленого шелка, убранные наверх волосы, прикрывал чепец из такой же ткани.

— Когда начнем работать над Марией, — задумчиво сказал Аллори, — я вас попрошу поменять туалет и распустить косы. Ваше синее платье с кружевом — вот! Отлично будет сочетаться по цвету.

— Я всегда любила эти строки, — Марфа чуть вздохнула, — руки все же затекали. «Я есть воскресение и жизнь».

— В каждом из нас, — Аллори, чуть касаясь доски, прорисовывал черты лица, — есть и то, и другое. И Марфа, и Мария.

— Я думала, это только о женщинах, — Марта улыбнулась.

— О нет, — художник отступил от доски, и, склонив голову, вгляделся в сделанное, — это обо всех. Мужчины, синьора Марта, — они тоже за своими хлопотами, — войнами, походами в Тунис, изменами женам, — могут не увидеть Иисуса.

— Или не видят его вообще, — раздался с порога мягкий голос.

— Ваша светлость, — поклонился Аллори. «Я благодарен за то, что вы согласились навестить меня. Хотя картина и начата недавно…»

— Я вижу, что она обещает быть прекрасной, — Изабелла Медичи, — высокая, в бархатном платье цвета спелых гранатов, остановилась перед мольбертом. Рубины и жемчуг блестели в золотой сетке, несколько каштановых локонов выбились из-под нее, спускаясь на белую шею.

— Впрочем, — продолжила герцогиня, — как и все, что творит ваша кисть, синьор Алессандро.

— У меня прекрасные модели, — улыбнулся Аллори. «И вы, ваша светлость, и наша гостья из Венеции, синьора Марта».

— Господи, — сказала женщина, остановившись перед Мартой, — вы как две капли воды похожи на мадонну Филиппино Липпи — та, что в церкви Санто-Спирито. Как вы считаете? — она обернулась к живописцу.

— Вы правы, ваша светлость, — Аллори посмотрел на Марту — та чуть покраснела. «У Мадонны Липпи только волосы светлее».

— Очень рада с вами познакомиться, синьора Марта, — герцогиня протянула руку, и Марта чуть присела, — с подносом в руках.

Художник рассмеялся. «Давайте его сюда, все равно пора сделать перерыв».

— А этому мальчику, наверное, уже лет семь? — улыбнулась Изабелла, когда Теодор поцеловал ей руку.

— Этому мальчику весной будет четыре, — Марфа с гордостью посмотрела на сына.

— Боже! — ахнула герцогиня. «Его отец, должно быть, очень высокий и крепкий — вы ведь такая изящная, синьора Марта. И дочь ваша, хоть и хрупкая, но тоже велика для своего возраста — я бы ей дала лет двенадцать. Ты учишься играть на лютне, милая? — ласково спросила Изабелла у Тео.

Смуглые щеки покраснели. «Я очень люблю музыку», — тихо ответила девочка. «Мне нравится верджинел, и лютня тоже».

— У Тео прекрасный голос, — сказала синьорина Маддалена. «Он нежный, как у ангела».

— У вас очень красивое потомство, — вздохнув, проговорила Изабелла. «Вам сколько лет, синьора Марта?»

— Летом будет двадцать шесть, — ответила та. «Называйте меня просто «Марта», ваша светлость».

— А вы меня — Изабелла, — герцогиня вдруг вздохнула. «И у вас уже двое детей, счастливая вы женщина. А мне уже почти тридцать четыре».

Марта вдруг увидела озорные искорки в глазах герцогини — будто та хотела сказать что-то, и сдерживалась.

Аллори похлопал в ладоши. «Ну, милые дамы, пора и продолжить!»

— Вы ездите верхом? — спросила герцогиня.

— Конечно, — Марта поправила чепец и наклонилась за подносом.

— Навестите меня тогда завтра, на вилле дель Поджио, — предложила герцогиня. «Покатаемся вместе».

— С удовольствием, — Марта, улыбнувшись, приняла нужную позу. Изабелла посмотрела на нее и внезапно сказала: «Я очень рада встрече с вами».

— Я тоже, — одними губами ответила Марта, и чуть кивнула на живописца — тот хмурился.

— Не разговариваем во время работы, — пробормотал Аллори, потянувшись за куском угля.

— Очень сырая в этом году зима, — вздохнула Изабелла. «Видите, как получилось, — вы сюда переехали из Венеции ради здоровья детей, а все равно — и в Тоскане промозгло».

— Хотя бы нет чумы, — Марта поежилась от холодного ветерка.

— Упаси нас Господь от такого, — Изабелла перекрестилась. «Ее больше в в портовых городах

— у вас, в Генуе, в Неаполе, до Флоренции чума в последний раз доходила очень давно и, надеюсь, больше не появится».

Женщины ехали шагом.

— А вы давно вдовеете? — спросила Изабелла.

— Уже больше года, — ответила Марта.

— Замуж не собираетесь? — красивые губы герцогини чуть улыбнулись.

— Я хочу выйти замуж по любви, — вздохнула Марта, — а не потому, что так принято. Хотя женщине, даже обеспеченной, сложно жить одной.

— Я вот всегда одна, хоть я и замужем, — Изабелла посмотрела наверх. «Поедемте вон к той башне?».

— Как здесь красиво! — искренне сказала Марта, глядя на долину внизу, затянутую легкой, дождливой дымкой. Она раздула ноздри и вдруг вспомнила давно ушедшее — осенний лес в подмосковной, и то, как они с Петей бегали за грибами. Даже пахло так же — палыми листьями, туманом и совсем чуть-чуть — дымом.

Изабелла вдруг сказала: «Да, любовь. Иногда проживаешь всю жизнь, а так ее и не находишь».

— А ваш брак, — Марта посмотрела на герцогиню, — был по любви? Простите, что я спрашиваю…

— Называй меня просто «Изабелла», — женщина помедлила и Марта увидела, как гладкий лоб пересекла складка. Глаза герцогини чуть припухли — будто она не спала, или плакала.

— Вот теперь и вправду — тридцать четыре, — подумала Марта. «И седина вон — немного, но видно».