Меня никто не заподозрит, а если и заподозрят, — герцог побренчал золотыми монетами, — то вот это быстро их заткнет».
Бумаги были на английском, — стихи, по виду, — и Орсини, разорвав их на мелкие клочки, пустил по ветру.
— Надо завтра Марте послать цветы и какое-нибудь украшение. Бусы или браслет. И хорошо, если бы она сейчас забеременела, — как раз посидит там, в Браччано взаперти, пока меня нет. Там тихо, горы, свежий воздух. Потом я вернусь, она родит, признаю сына, и все будет устроено, — Орсини потянулся.
— Интересно, если любовница моего шурина Франческо принесет девочку, что он будет делать? Седьмая уже. Хотя с девочками легче — всегда можно отправить в монастырь, если она не нужна.
Он широко зевнул и понял, что устал — как и всякий раз, когда убивал человека своими руками.
Джон вышел на кампо Сан-Поло и вдруг остановился, — так тихо было на площади, что не хотелось нарушать это спокойствие даже звуком шагов. «Скоро уезжать, — подумал он, и, подняв голову, вдохнул прохладный зимний ветер.
— Жить бы здесь всегда, — усмехнулся он на мгновение, постояв просто так, наслаждаясь покоем. Из дальнего угла площади раздался слабый, почти незаметный стон.
Лекарь из Каннареджо — в гетто были лучшие врачи в городе, — появился быстро — в конце концов, его звала сама Вероника Франко, гордость и украшение Венеции.
Поднявшись с колен, он сказал: «Ну что, повезло юноше. Тот, кто его два раза ударил шпагой в спину, плохо знает строение человеческого тела. Ничего важного не задето, просто молодой человек потерял много крови. Теперь надо осторожно его перенести в спокойное место, и пусть лежит, выздоравливает».
Вероника сразу же подумала про Марту.
— Да, конечно, — сказала та, стоя босиком на пороге своих комнат, потирая заспанные глаза.
«Даже и не спрашивай, пусть несут бедного Филипа ко мне».
— Просто, — помялась куртизанка, — у меня же сейчас гость, ты знаешь, а потом клиенты…
Марта вздохнула. «Ну что мы разговариваем, сейчас я приготовлю комнату, и пусть будет у меня столько, сколько необходимо. Что скажет лекарь, — я сделаю, я умею врачевать немножко».
Джон и Марта прогуливались по площади Сан-Марко.
— Смотрите, — сказал разведчик, — тот человек, что познакомит вас с Изабеллой Медичи — ему не надо знать больше, чем нужно. В нашем деле это всегда опасно.
Если ди Ридольфи вам что-то важное скажет, или покажет — можете передать ему. У него много учеников, там кто-то все время разъезжает по Италии, — так, что Джованни все доставят. Но про герцогиню ничего посылать не следует. В конце концов, — улыбнулся Джон, — ее жизни ничто не угрожает. Орсини будет далеко, вы с ней подружитесь — что может случиться? Как там Филип?
— Собирается домой, — улыбнулась Марта. «Раны зажили хорошо».
— Да, Орсини, — задумчиво сказал разведчик. «Если он в этом своем тунисском рейде попадет в плен, надеюсь, что турки сделают с ним то, же самое, что и Марком Антонио Брагадином.
Селим, же наверняка вам рассказывал.
— Даже показывал, — мрачно ответила женщина, вспомнив кожу, что заживо сняли с командующего венецианскими войсками на Кипре.
— Просто герцог Браччано — очень опасный человек, — тихо сказал разведчик. «Не надо его недооценивать, милая Марта».
— Ну вот, — вздохнула Вероника, стоя на балконе. «Все уехали».
Филип на прощанье отвел Марту в сторону, и сказал: «Вы просто знайте, что у вас в Англии всегда есть друг и надежное плечо, ладно?»
— Спасибо, — она поднялась на цыпочки и поцеловала юношу в щеку. Тот покраснел.
— Езжайте прямо домой, — ворчливо скомандовала женщина, — и чтобы более никаких приключений.
— Да, вот и мы скоро тоже двинемся на юг, — Марта оперлась о перила и посмотрела на далекую гладь лагуны. «Будешь скучать по нему?».
Вероника только улыбнулась: «Я всегда скучаю, ты же знаешь. Вот так и живем — два раза в год, а между этим…, - женщина поморщилась.
— А ты не можешь бросить? — внезапно спросила Марта. «Деньги же есть у тебя, а если хочешь — я могу тебе помочь».
— Посмотрим, — Вероника помедлила. «Хочешь, я с Тео и Теодором съезжу на Мурано, пока ты укладываешься? Все меньше под ногами будут болтаться».
— Спасибо, — Марта поцеловала подругу.
Дома никого не было — готовясь к отъезду, Марта рассчитала слуг. Она, было, хотела пройти прямо в опочивальню — начать собирать платья, как вдруг замерла. У окна в гостиной кто-то стоял.
— Ты не приняла мои цветы, — сказал Орсини тихо. «И вот это, — он бросил к ее ногам браслет с жемчугом.
— Я не беру подарков от убийц, — холодно ответила Марта, и, подняв украшение, размахнувшись, швырнула его через открытое окно в канал.
Орсини схватил ее за руку и выкрутил запястье.
— Пусти, — прошипела женщина. «Пусти меня!»
Мужчина толкнул ее на кушетку и навалился сверху.
— Сейчас я тебя изнасилую, — сказал он, прижимая женщину к подушкам, и разрывая на ней юбки, — ты понесешь, и тогда ты от меня уже никуда не денешься, Марта. Будешь жить со мной, и рожать мне детей, поняла?
— Не буду! — прошипела она, сжимая губы, отворачиваясь, сдвигая ноги.
— А ну хватит, стерва! — заорал Орсини, хватая ее за подбородок.
Он вдруг застонал от боли — эта сучка вцепилась зубами ему в руку. Орсини со всего маху ударил ее по лицу и вдруг почувствовал такой знакомый холод кинжала, упершегося ему в тело слева, чуть пониже ребер.
Она смотрела на него снизу зелеными, как трава глазами. Под левым уже набухал отек.
— Ты не горячись, Марта, — тихо сказал мужчина. «Не горячись. Успокойся». Женщина, — он почувствовал это, — на мгновение расслабила пальцы. Орсини неуловимым движением выбил кинжал из ее руки. Клинок упал вниз, под кушетку. Зрачки женщины расширились от ужаса.
— Дрянь какая, — спокойно произнес Орсини и ударил ее еще раз — сильнее. «Ну! - он коленом раздвинул ей ноги. Из разодранного корсета виднелась маленькая, белая грудь. Он опустил голову к розовому соску и укусил — почувствовав металлический, соленый вкус на губах.
Марта зарыдала.
— Я еще даже не начал, — рассмеялся он.
— У меня крови, — задыхаясь от слез, сказала женщина. «Пожалуйста, не надо».
Орсини проверил — не врала. «Не понесет, значит, — подумал мужчина и стащил ее с кушетки на пол.
— На колени! — она опустила голову, отвернувшись, сжав губы, и Орсини, достав свой кинжал, сказал:
— Ты, дорогая моя, будь податливей. Я не люблю, когда женщина зазря ломается.
Марта молчала, не смотря вверх, и вдруг почувствовала хлесткую пощечину. «Ну! — потребовал Орсини, нажав клинком ей на горло.
Она опустила веки, молясь, чтобы это быстрее закончилось.
— Проглоти, — усмехнувшись, потребовал потом Орсини. «Так, чтобы я видел. А теперь улыбнись, и скажи: «Спасибо, ваша светлость».
Она все сделала — из подбитых глаз катились быстрые, неудержимые слезы.
Застегиваясь, он сказал: «Рот не мой сегодня, чтобы помнила. Летом встретимся, — он вышел, даже не посмотрев на так и не поднявшуюся с колен женщину.
Марта, еле добравшись до своей опочивальни, склонилась над серебряным тазом для умывания — ее рвало, до тех пор, пока внутри нее не осталось ничего — только пустота и ненависть.
Вероника поменяла примочку и нежно обняла подругу. «Через три дня все пройдет, милая.
Не волнуйся».
Марта сжала руку подруги. «Меня никогда еще…»
— Ну, — Вероника положила голову Марты себе на плечо, — никто из женщин этого пока не избежал, — тем или иным путем. Такой уж у нас мир — мужчины делают то, что они хотят, а женщинам остается подчиняться.
Марта внезапно поднялась на локте.
— Я убью его, — спокойно сказала она, глядя в карие глаза подруги. «Сама, или чьими-то руками — но убью. Помяни мое слово».
Она легла навзничь и закрыла глаза. «Будто мертвая, — поежилась Вероника и ласково поцеловала ее в щеку: «Ты поспи. Поспи и все пройдет. Все будет хорошо, девочка моя».