Она прислонилась к ограде кладбища: «Как их много. Кроу и, ди Амальфи. Холланды там, в Оксфордшире лежат, Иосиф  у себя, в Амстердаме, в Париже склеп семейный, в Америке могилы, в Иерусалиме, в России…, И меня с Питером тут похоронят. Это если мы, как первая миссис Марта и адмирал,в море свою жизнь не закончим».

Марта, оглянувшись, - на кладбище никого не было, - сняла шляпу, и подставила бронзовый затылок теплому солнцу. Она стояла, закрыв глаза, и думала о том, что Элиза с Майклом осенью уедут в Кембридж, но на Рождество вернутся.

-Мэри к той поре и садиться начнет, наверное, - Марта улыбнулась.

Она думала о том, что Мирьям на зиму остается  в Лондоне, а, значит, у них будет опытная акушерка под рукой - на всякий случай. «Надо будет потом в Санкт-Петербург съездить, как внук родится, или внучка, - велела себе Марта. «Все спокойно, наследница престола у нас есть, войны закончились, можно и семьей заняться».

Она перекрестилась, и, подойдя к большому, серому камню, погладила надпись: «Ты не беспокойся, - тихо сказала Марта, увидев перед собой стройную, изящную, женщину, в мужском камзоле, что смотрела на нее, повернув голову, - не беспокойся. Все в порядке с нами, и так дальше будет, обещаю».

Марта, взглянув на открытые двери церкви, пробормотала: «Что-то они долго».

Женщина и мальчик сидели рядом, на скамье темного дерева. «Как ты вытянулся, милый, - ласково сказала Рэйчел сыну, - уже подросток почти. Значит, бабушка Тео тебя в Лондон не взяла?»

Пахло свечами, ладаном, скошенной травой, было тихо. Аарон, перебирая ее пальцы, прижавшись, рыжей головой к плечу матери, рассмеялся: «Я сам не захотел. Я с преподобным отцом занимаюсь. Я так скучал, мамочка, так скучал, - мальчик поднял на нее серо-зеленые, отцовские глаза.  «Теперь мы с тобой сможем сходить в Британский Музей, в собор Святого Павла…, А ты похудела, - озабоченно заметил он.

-Мы много гуляли, - развела руками Рэйчел, - все же деревня, милый. На лодке катались, как и вы здесь.

Она не думала о мальчике, как о своем ребенке. Это было дитя Вероники и Франческо. Когда они возвращались из Озерного Края, Рэйчел, глядя на мальчика, что спал на руках у матери, чувствовала, как с каждой новой милей под колесами экипажа внутри нее оживает то, что казалось, было безвозвратно мертво.

Ей внезапно захотелось читать и слушать музыку. Она расспрашивала женщин об Америке, России и Франции, и сама рассказывала о Святой Земле. Она улыбалась, шутила, вспоминала о своем отце и сестрах. Сейчас, поцеловав Аарона в лоб, мать весело согласилась: «Сходим обязательно, милый. Вот еще что, - Рэйчел обняла его, - бабушка Мирьям весной в Америку отплывает, я тебя чуть раньше из Итона заберу. Мы с ней поедем. Увидишь тетю Батшеву, кузенов своих, они почти тебе ровесники. Лето там проведем».

-Мама! - Аарон изумленно открыл рот. «А приют?»

-А на что у нас пять учительниц? - поинтересовалась Рэйчел. «Деньги, чтобы деток на море вывезти,  у нас есть, вот пусть и везут. Они справятся. Пошли, - она нежно подтолкнула сына.

Марта ждала их у калитки. Она проводила взглядом Аарона, что побежал к экипажу, и  взяла Рэйчел под руку: «Хорошо помолилась?»

Белокурые, прикрытые черным чепцом волосы, спускались на стройную спину. Рэйчел взмахнула темными ресницами: «Хорошо, тетя Марта. Как в Лондон приеду, платья новые сошью»

-Не черные, - утвердительно сказала старшая женщина. Рэйчел, помотав головой, согласилась: «Нет, тетя Марта. Не черные».

Она посмотрела на скромную, маленькую церковь: «Пьетро здесь учился, у священника, когда ребенком был.  И хорошо, что здесь не только могилы, сколько венчаний уже было. Истинно сказано, славьте Бога, ибо Он благ, ибо вовек  милость Его».

Забил колокол - мягко, размеренно. Голуби, что сидели на крыше церкви, - белые, серые, пестрые,  вспорхнув, покружившись в небе, -  полетели в сторону Темзы.

Рэйчел толкнула тяжелую дверь с медной табличкой: «Лондонское Миссионерское Общество»: «Пойдем, пойдем, стесняться нечего».

Ева все никак не могла поверить своим глазам. Мать была в темно-синем, строгом, но элегантном, шелковом платье, такой, же капор украшала жемчужная заколка. Вернувшись из Озерного Края, она только развела руками, услышав, что дочь обвенчалась с Маленьким Джоном: «Что делать, дорогая моя. Жаль, конечно, что меня и ее светлости здесь не было. Но, я слышала, - Рэйчел подмигнула, - тебя архиепископ Кентерберийский венчал, а к алтарю его величество вел?»

Дочь кивнула и удивленно подумала: «Почему это мама и тетя Мадлен прослезились?»

Мать поцеловала ее и велела: «Иди, скажи своей сестре, что мы к дяде Питеру едем, в магазин. Надо мне новые платья сшить, и ей тоже. В Америку ты с нами не поедешь, - Рэйчел вздохнула, - хотя там, в Австралии, у тебя будет, чем заняться».

Диана сидела на кровати. Завидев сестру, она озабоченно спросила: «Ну что?»

-Ты потом ей скажи, - посоветовала Ева, устраиваясь рядом. «Не знаю, что там с ней, в Озерном Крае, случилось, но она совсем другая вернулась. Она тебя поймет, обязательно».

Диана только положила голову на колени и мрачно поджала губы. Она все собиралась поговорить с кем-нибудь - Мартой, или Мирьям, но из Парижа пришло письмо, что обе пары собираются к отъезду. Все были заняты, после торжественного обеда  в честь свадьбы собирались устроить крещение маленького Пьетро.

-Поговорю, - наконец, сказала Диана, и вспомнила, как мать улыбнулась: «Пошьем тебе новые платья, милая».

-Пошьем, - пробормотала девочка. Она вдруг, испуганно, подумала: «А если мама заметит, что я крестик больше не ношу?»

-Все устроится, - уверенно сказала старшая сестра, обнимая ее. В соседней комнате, Мадлен, тихо плача, прошептала: «Рэйчел, милая..., Видишь, как все случилось. У нас общие внуки будут. Ева за его светлостью присмотрит, на Святой Елене, пока я не приеду. Там, конечно, Джо, Дебора, но за ним уход нужен...»

Рэйчел взяла руки сватьи и пожала их: «У вас очень хороший сын, милая. Моей девочке так повезло, так повезло…, И любят они друг друга, сразу видно».

Ева робко последовала за матерью, оглядываясь. В приемной было тихо, пахло воском, на отполированном столе орехового дерева лежали выпуски «Евангелического Журнала». Она развернула один: «Забота о сиротах - дело всех слуг церкви».  Это была статья о приюте. Ева увидела искусно гравированную иллюстрацию - здание «Дома Констанцы» и портрет матери, еще в траурном платье и чепце. «Миссис Рэйчел Корвино, вдова настоятеля церкви Святого Варфоломея, управляющая приютом, - прочла девушка.

Их пригласили в кабинет, и Ева, положив журнал на стол, пошла вслед за матерью.

Рэйчел удобно устроилась в кресле: «Преподобный отец Джеральд, это моя дочь, леди Ева Холланд, графиня Хантингтон».

Ева невольно посмотрела на свое обручальное кольцо. Она все никак не могла привыкнуть к титулу, и еще вздрагивала, слыша, как ее называют «леди».  «Привыкнешь, - смешливо уверял ее муж, - я теперь тебя только так и буду называть, дорогая графиня».

-Она, - продолжила Рэйчел, - едет с мужем в Австралию, как это место называется, дорогая?

-Земля ван Димена, - с готовностью ответила Ева. Вспомнив карту, девушка, на мгновение зажмурилась: «Со Святой Елены поплывем в Кейп, а оттуда, через Индийский океан в Австралию. Эта земля ван Димена,  она еще южнее. Два года там, а потом на материк вернемся, в Сидней. Господи, как далеко».

-Моя дочь, - продолжила Рэйчел, - конечно же, хочет помогать мужу в его работе. Мы были благодарны, преподобный отец, если бы вы смогли уделить время, рассказать леди Холланд о миссионерстве...

Когда они выходили из кабинета, договорившись, о будущей встрече, Рэйчел увидела в приемной высокого, седоволосого человека в  пасторском воротничке. Он, стоя к ним спиной, читал «Евангелический Журнал». Отец Джеральд радушно сказал: «Одну минуту, ваше преосвященство. Провожу дам, и сразу вернусь».