Дофин все смотрел в окно: «К сожалению, герцогиня Ангулемская бесплодна. В любом случае, ей уже тридцать шесть. Надо подумать о жене для моего младшего сына, месье Жан».
-Бедный герцог Беррийский, - вздохнул про себя Джон, - конечно, никто бы не позволил привезти ему сюда жену-англичанку. Говорят, он, чуть ли не на коленях просил отца признать их брак, обещал, что жена перейдет в католичество..., Да что там, она простая девушка, дочь пастора, - он взглянул на жесткое, красивое лицо дофина, - ее и на пушечный выстрел бы к дворцу не подпустили.
-Я подготовил список католических принцесс, созревших для вступления в брак, - вежливо сказал Джон, передавая дофину лист бумаги, наливая себе кофе.
Граф д’ Артуа внимательно пробежал его. Длинный палец остановился: «Вот эта. Шестнадцать лет ей, отлично. Конечно, у ее матери было всего двое детей...»
-Ее мать умерла в двадцать четыре года, - заметил Джон, - но у бабки по материнской линии было шестнадцать, и четырнадцать дожило до совершеннолетия.
Дофин рассмеялся: «Действительно, Мария Луиза рожала, не останавливаясь. У нее было всего три дочери, остальные - сыновья. Отлично, отлично». Он потрепал Джона по плечу: «Посылайте надежного человека в Неаполь, лучше всего, женщину. Пусть она все разузнает - о болезнях, о привычках принцессы Каролины..., Сами понимаете, от этого брака зависит будущее династии Бурбонов. Есть у вас такой человек? - озабоченно спросил дофин.
-Есть, конечно, - улыбнулся Джон. «Она очень скоро туда отправится, ваша светлость».
-Сыры, - коротко заметил граф, - по ним я скучал в Англии. Ваша кухня и в подметки нашей еде не годится. А вы, - он зорко посмотрел на Джона, - осенью в Вену?
-Да, - тот посмотрел на сигары в шкатулке палисандрового дерева. Дофин разрешил: «Курите».
-Сами понимаете, - Джон обрезал сигару серебряным ножом, - Европа, после всего этого уже не такая, что была. Надо, - герцог затянулся, - привести все в порядок. Но вы не беспокойтесь, - он поднял бровь, - месье Талейран, месье Меттерних и я постараемся поделить Европу так, чтобы все остались довольны.
-Александр получит Польшу, - утвердительно заметил дофин.
-Если бы не русская армия, ваша светлость, - неожиданно жестко сказал Джон, - мы бы здесь не сидели, простите. Польша - весьма малая плата за то, что русские прогнали Бонапарта от Москвы до Парижа.
Граф д’Артуа усмехнулся: «Хотите русский орден, месье Жан?»
-У меня уже есть, святого апостола Андрея, - спокойно ответил Джон.
-Хочу, - герцог поднял прозрачные, ледяные глаза и дофин невольно поежился, - чтобы в Европе, наконец, наступил мир, ваша светлость.
-А в колониях? - смешливо поинтересовался дофин. «Я слышал, американцы вас громят направо и налево».
-Я был против этой войны, - Джон развел руками, - но, сами понимаете, затронута честь страны, нам бросили вызов...
Он поднялся и элегантно поклонился: «С вашего позволения, я вам представлю женщину, о которой я говорил». Джон едва не рассмеялся вслух: «Впрочем, вы ее, может быть, помните».
Джон пошел по раззолоченному коридору к апартаментам герцогини Ангулемской, откуда доносились звуки фортепиано. Остановившись, порывшись за отворотом сюртука, герцог достал полученное утром письмо. «Потом ей отдам, - вздохнул он, глядя на знакомый почерк. «Сначала дело, а все остальное - после».
Юджиния опустила пальцы на клавиши и женщины зааплодировали. «У мадемуазель Эжени, - сказала Мария-Тереза, - большой талант, мадам Марта».
Девочка нежно покраснела. Качнув изящно причесанной, рыжей головой, она шепнула: «Спасибо, ваша светлость». В гостиной пахло фиалками. Герцогиня Ангулемская, - высокая, темноволосая, сидела на обитой бархатом кушетке, выпрямив спину. Элиза, что устроилась рядом, вышивала золотом напрестольную пелену.
-Это для нашего собора, - сказала женщина, воткнув иголку в бархат. «Большое вам спасибо, ваша светлость, что разрешили мне уехать, все-таки мой муж и сын уже в Ренне...»
-До осени, - шутливо велела герцогиня. «Зимой в Бретани делать нечего, вы от скуки зачахнете. Твой Жан все равно в Сен-Сире будет учиться, вам надо жить в Париже. А вы, ваша светлость, - она взглянула на Мадлен, что тоже вышивала, - навестите родные места?»
-Конечно, - улыбнулась та. «Моя старшая дочь уже там, ее муж архитектор, сын мадам Изабеллы. Он приводит имения де Монтревалей в порядок. Мы с Джоанной, - она со значением посмотрела на дочь, - скоро отправимся в Ренн».
Джоанна зевнула, не разжимая рта, дрогнув изящно вырезанными ноздрями. Девушка зло подумала: «Еще чего не хватало. В Лондоне меня, слава Богу, не заставляли при дворе болтаться. Здесь, второй месяц, чуть ли ни ночуем в Тюильри. Изабелла пишет портрет этой самой герцогини Ангулемской, Сиди рисует, Юджиния играет, мама и тетя вышивают, а я умираю со скуки. Миссис Марта, кажется, тоже, - она искоса посмотрела на Марту.
Та была в шелковом, отделанном каскадом кружев, темно-зеленом платье, бронзовые волосы – непокрыты и стянуты в небрежный узел, украшенный перьями. На белоснежной шее сверкали изумруды.
-Хотела бы я так выглядеть на шестом десятке, - подумала Джоанна. Марта раскладывала пасьянс. Женщина оторвалась от карт: «У Эжени сегодня прослушивание в Парижской консерватории, у профессора Госсека. Раз мы зиму здесь проведем, пока я не вернусь из Вены - надо не бросать учебу».
-В Ренн я не поеду, - Джоанн вернулась к своей книге. Она читала «Теорию четырех движений и всеобщих судеб» Фурье, искусно вделанную в обложку от «Мэнсфилд Парк» Джейн Остин.
Вероника, перед отъездом в Ренн, долго искала эту книгу. Джоанна, распахнув глаза, только покачала головой: «Не видела, дорогая моя». Том Фурье она купила в первой же писчебумажной лавке и там же узнала его адрес. Продавец, усмехнувшись, указал ей на рукописное объявление: «Всех, кто интересуется социальными реформами, приглашаю на еженедельные собрания единомышленников».
Джоанна аккуратно вписала адрес в свой дневник. По возвращении на рю Мобийон, девушка отправила ему записку. Ответа пока не было, но Джо знала - он придет. В Париже, ей разрешали одной ходить по городу. Как сказал отец: «Здесь столько войск, что это совершенно безопасно». Английские полки стояли за городом, а вот русские расположились лагерем прямо на Елисейских полях. Туда ее, конечно, не пускали. Однако Джоанна ловила восторженные взгляды молодых офицеров, что встречались ей на улице, и бормотала себе под нос: «Никогда, никогда я не соглашусь на этот буржуазный, унижающий женщину фарс, так называемый брак. У Вероники и до свадьбы голова была пустая, а теперь даже разговаривать с ней стало не о чем. Франческо то, Франческо се, Франческо строит очередной загородный дом..., На цыпочках вокруг него ходит, карандаши ему точит. Противно».
-Ваша младшая дочь, Мадлен, - герцогиня Ангулемская ласково посмотрела на женщину, - не помолвлена еще?
Джоанна, было, открыла рот. Девушка ощутила, как тетя Марта толкает ее под столом ногой - чувствительно.
-Молчи, - прочла она по губам. Джо сдержала вздох. «Нет, - ответила мать, - но, может быть, Джоанне придется по душе кто-то из французских аристократов».
-Лучше я умру, - гневно подумала девушка. Марта, взглянув на нее, хмыкнула: «Вот упрямец Джон. Видно, что она хочет чем-то полезным заниматься. Вот и взял бы ее к нам. Сразу бы успокоилась, погрузилась бы в работу..., Хотя, все же дочь, близкий человек. Но Джона-младшего он следующим летом в Вену отправляет, а тому шестнадцать всего будет. Способный мальчик, конечно, как отец - тоже в пятнадцать в Кембридж поступил».
Питер и Мартин писали каждую неделю. Марта, как-то раз, усмехаясь, сказала Изабелле: «Ты сюда с мужем приехала, дорогая моя, а я теперь свою семью только на Рождество увижу. Хоть за Юджинией ты присмотришь».
-Присмотрю, конечно, - уверила ее Изабелла. Они все жили на рю Мобийон - квартира была большой. Марта, как-то раз, сидя на балконе, заметила: «Здесь, кстати, в ванной, Марата убили».
