Дочка убежала в избу. Наполеон, усмехаясь, сказал ежу, -  тот все бродил по двору: «Спать иди, рассвело давно». Потянувшись, император  зевнул. Они с Ханеле проснулись в середине ночи, и заснули только когда в баню стали вползать лучи серого, туманного утра. Наполеон велел себе: «Надо дров наколоть, уезжаю ведь. Нечего ей  с топором возиться».

-И тебе принесла, папа! - раздался сзади голосок дочки. «Это я сама вязала, как увидела, что ты приезжаешь. Зима скоро. Чтобы у тебя руки не мерзли».

Наполеон принял от нее грубые, серые, пахнущие овечьей шерстью рукавицы и ласково сказал: «Обещаю, буду носить, и не сниму. Спасибо тебе, милая».

Петя стоял за воротами, сжимая пальцы на рукояти пистолета, слушая их голоса. Они говорили по-французски. «Я не могу, - вдруг понял Петя, - не могу.  Это не поле боя..., Там бы я не задумывался. А здесь..., Он отец, он приехал к своей семье. Он человек, такой, как мой папа, как Давид, как Мишель..., Не могу, - он опустил голову, проклиная себя, и услышал смешливый голос Наполеона: «Что это вы мерзнете, юноша? Хотите с нами, на рыбалку?»

-Да! Да! - закричала Хана, взяв его за руку: «Пойдемте, дядя Петр, у нас еще одна удочка есть!»

Уже на берегу неширокой, медленной реки, присев на какое-то бревно, Наполеон оглянулся. Дочка бегала по белому песку, складывая палки, строя какой-то замок.

Он забросил бечевку в воду и утвердительно сказал: «Убить меня хотели».

Петя, что сидел поодаль, зарделся и пробормотал что-то.

-Не в первый раз, - сочно заметил Наполеон, насаживая на крючок червяка из холщового мешочка, что лежал перед ним. «Мы еще до завтрака с Аннет нарыли, - объяснил он. «Скоро здесь все льдом покроется, рыбу не половишь. Я хочу, чтобы у них кладовые перед  зимой от припасов ломились».

Юноша, непонятно почему, ответил: «Зимой тоже можно рыбу ловить, в проруби».

-Ваши русские штучки, - неодобрительно буркнул император. «Рыба  здесь непуганая, конечно. Жаль, форелей нет. Они в горах живут, в лесных реках их не встретишь». Он посмотрел на тихую воду: «Спасибо, что не стали в меня при дочке стрелять».

Петя долго молчал. Потом, сжав губы, он отозвался: «Лучше бы вас не было».

-А я есть, - Наполеон поскреб покрытую щетиной щеку: «Скоро борода отрастет, как у вас. Отец вашего приемного брата, месье Максимилиан, на каждом шагу кричал, что служит интересам Франции. И что? Отрубил голову великому ученому, заморил голодом невинного ребенка, и залил кровью страну».

-Вы тоже, - не удержался Петя.

Наполеон повернулся к нему. В синих глазах блестела ярость. «Я, юноша, - тихо сказал он, - жизнь посвятил тому, чтобы Франция процветала. Я дал евреям гражданские права, я составил кодекс законов. Не средневековой чуши, а законов, подобающих новому времени. Я поддерживал искусство и науку..., И я хотел, чтобы вся Европа стала такой».

-И она стала, - Петя подсек рыбу и  уложил ее в плетеную корзину. «Только для этого вы убили ни в чем не повинных людей - французов, русских, немцев, испанцев...»

-Это война, - сдерживаясь, заметил Наполеон. «На войне убивают, юноша. Впрочем, вы и так это знаете. Мне надо было сделать Францию великой, и она такой стала». Он окинул Петю взглядом: «Вы родились в стране, где до сих пор одни люди держат других в рабстве. Называете вашего монарха просвещенным, постыдились бы. В стране, где моя дочь, - он кивнул в сторону Ханы, - должна будет до конца жизни унижаться перед чиновниками, чтобы выехать куда-то. Так что молчите».

-В моей семье нет рабов, - Петя вспомнил тихий голос матери: «Я, милый мой, до семнадцати лет в рабстве была. Когда сюда приехала, познакомилась с графиней Шереметевой, упокой Господь ее душу. Она в крепостном театре играла. Она мне и сказала, что в России рабы есть. И папа твой мне поклялся, что у нас никогда их не будет. Ты об этой клятве помни, сыночек».

-Это все очень хорошо, - Наполеон искоса посмотрел на него, - однако, сколько в России таких семей?

Петя мысленно перебрал своих соучеников по кадетскому корпусу, коллег отца по Академии Наук. Глядя в землю, юноша признался: «Мало».

-То-то и оно, - подытожил Наполеон. «Что вы мне хотите сказать - можно уговорить императора рабство отменить, так, юноша, подобные вещи решаются радикальным путем и никак иначе».

Они несли к дому корзину с рыбой, Хана скакала впереди, распевая французскую считалку, солнце уже высоко стояло надо горизонтом. Петя, посмотрев на осенний лес вокруг, вдохнул запах дыма и волглых листьев: «Он прав. Не надо, конечно, революцию устраивать. Надо подать прошение императору, от дворян  - покорно ходатайствуем, об освобождении крестьян, по всей стране. Его величество разумный человек, он согласится. И потом, - Петя свободной рукой почесал бородку, - мы ведь сейчас Наполеона дальше погоним, до Парижа. Не будем же мы на границах останавливаться. Люди увидят свободу, что есть в Европе, подышат ее воздухом, и вернутся домой совсем другими..., Обязательно».

Дверь избы была открыта. Ханеле, стоя на крыльце, кутаясь в шерстяной платок, одобрительно сказала: «Молодцы. К столу, к столу, перекусите что-нибудь, а мы рыбой займемся».

Вечером они сидели с Наполеоном у стены бани. Император, обрезав сигару, протянув ее Пете, чиркнул кресалом. Петя еще и не курил никогда. Сейчас, затянувшись хорошим табаком, юноша заметил: «А ведь вы тоже  могли меня убить».

Наполеон расхохотался и блаженно вытянул ноги. «С Аннет находился сегодня по лесу, - он зевнул. «Зачем вас убивать, юноша? Что вы генерала Коленкура штыком закололи, и я вас приказал расстрелять  - это после боя случилось. Сами понимаете, я был в плохом настроении, мы много потерь понесли».

-И еще больше понесете, - хотел ответить Петя, но удержался.

Наполеон похлопал его по плечу: «Поедете со мной в Гродно, коня мы вам купим, в ближайшей деревне. Повидаетесь с братом, а потом я к армии собираюсь возвращаться». Он рассмеялся: «Вас до линии фронта подвезу, а там сами как-нибудь разберетесь.  Отец ваш воюет? - он зорко посмотрел на Петю. «Я его книги читал, по геологии, очень хорошие».

-Воюет, - признал Петя. «Он генерал, артиллерией занимается, укрепления строит».

-Я так и думал, - Наполеон  опять зевнул. «У меня, генерал Кардозо, хоть ему седьмой десяток, а сотни молодых врачей стоит. Спокойной ночи, - он поднялся и затушил сигару, - пойду к семье, а то уезжать скоро».

Он ушел. Петя все курил, глядя на освещенные окна избы, и видел перед собой ровные, печатные строки: «Высочайший манифест о даровании свободы крестьянскому сословию».

-Так оно и будет, - твердо сказал себе Петя, поднимаясь, запахивая сибирку. «Жизнь положу, а этого добьюсь». Он внезапно улыбнулся, услышав голос Ханеле: «Любить тебя будет больше жизни самой, веру твою примет, за тобой пойдет  до края земли».

-Интересно, кто? - хмыкнул Петя, устраиваясь на своем тюфяке. Он закрыл глаза и увидел старика в нищенской одежде, что заглядывал в крестильную купель - высокого, с побитыми сединой, светлыми волосами, голубоглазого старика.  Купель стояла посреди  раззолоченной церкви. Петя еще успел удивиться: «Это собор Спаса Нерукотворного, в Зимнем Дворце. Я помню, мама, когда читала монологи Расина их величествам, меня с собой брала, мы туда заходили. Что там нищий делает?»

А потом он заснул - глубоко, умиротворенно, спокойно.

Уезжали они на рассвете. Петя шел пешком. Он помахал рукой женщине и девочке, что стояли у поворота дороги: «Увижу ли я их еще?»

Наполеон не поворачивался.  Петя, подняв голову, незаметно на него посмотрев, увидел упрямо сжатые губы. Рука императора дернула поводья: «Догоняйте, юноша».

Только скрывшись из виду, император пустил коня шагом. Вытирая мокрые щеки, Наполеон подставил лицо холодному, северному ветру. Лес был пуст, в белесом небе едва светило маленькое, тусклое солнце. Он, оглянувшись, заметил только Петю, что спешил к нему. «Вот и все, - отчего-то подумал Наполеон. «Вот и все».

Ханеле с дочкой дошли до избы. Девочка сказала: «Жаль, что я дядю Петра больше не встречу. Но жена, - она лукаво улыбнулась, - у него хорошая будет».