Батшева помахала ей. Подождав, пока свекровь скроется во дворе Белого Дома, Батшева быстрым шагом направилась по Пенсильвании-авеню на север, туда, где по берегам  притоков Потомака громоздились  склады, дешевые пивные и хлипкие, бедняцкие домики.

Она и не обратила внимания на маленькую, хрупкую женщину, в простом платье и капоре. Та, повернувшись к ней спиной, стоя на другой стороне улицы, рассматривала виднеющееся вдали здание Капитолия.

-Интересно, - пробормотала Марта себе под нос, незаметно идя вслед за Батшевой, стараясь не терять из виду шляпу из шелка слоновой кости, отделанную кружевными розами.

-Это у нас Батшева, судя по всему, - сказала себе женщина. «Красавица, конечно. А муж ее, в госпитале, значит. Не зря я третьего дня эля выпила с этой миссис Бейкер, что у них полы моет. Очень интересно».

На улицах, что прилегали к реке, было шумно, из пивоварен несло солодом. Марта, увидев, как Батшева сворачивает во двор неприметного домика, - на первом этаже она заметила вывеску мелочной лавки, - прижалась к стене.

Подождав, она зашла во двор. Задняя дверь дома  была закрыта. Обходя лужи, слушая квохтанье куриц из сарая, Марта вернулась на улицу. В лавке, купив моток ниток, она спросила у толстого хозяина: «Вы не знаете, здесь поблизости комнаты нигде не сдаются?».

-И что вам в Бостоне не сидится, - пробурчал мужчина. «Хотя сейчас война начнется. От вас там британцы камня на камне не оставят, обстреливать будут, с моря. До нас не дойдут, мы на юге».

Марта приосанилась: «А милиция на что? А наш военный флот?»

-Наш военный флот, - сочно ответил мужчина, вытирая нос рукавом грязной рубашки, - британским кораблям в подметки не годится. В милиции, - он усмехнулся, - я сам служил, еще во время войны за независимость. Туда одни бездельники идут, и армия у нас - хуже некуда. Комнаты у меня были, - он измерил Марту оценивающим взглядом, - сдал, два месяца назад. Вы к миссис Стратмор наведайтесь. Вниз по улице и направо, табличка у нее в окне висит.

-А она хорошенькая, -  подумал лавочник. Умильно улыбаясь, он добавил: «Работу ищете?»

-Поденщицей, - Марта кивнула. «Муж мой умер, детей нет. Решила  в столице обосноваться».

Лавочник поскреб покрытый полуседой щетиной подбородок и подмигнул Марте: «Как комнату найдете, приходите. Вечерком погуляем, я вам город покажу».

-Непременно, - уверила его женщина. Выйдя из лавки,  Марта осмотрелась: «На углу, таверна, как раз для меня».

Она едва успела заказать мясной пирог и кружку эля, как увидела экипаж, что въехал на задний двор лавки. На козлах сидел высокий, широкоплечий мужчина в  темном, не по сезону, плаще, с низко надвинутым на лицо капюшоном. Ворота за экипажем закрылись . Марта  шепнула: «Еще более интересно. Подождем,  пирог тут, - она отрезала кусок, - отменный. Эль  свежий, а потом я чаю спрошу. Хотя нет, торговое эмбарго, какой чай. Тогда кофе, - Марта усмехнулась и стала есть.

Батшева обернулась на скрип двери. Он всегда приезжал в экипаже. Когда девушка спросила - почему, Дэниел только усмехнулся: «Люди в городе меня  знают, дорогая, а на кучера - кто на него внимание обращает. Тем более, я лицо закрываю».

Дэниел стоял на пороге, держа в руках бутылку моэта и какой-то конверт.

Он закрыл дверь комнаты на засов и вдохнул запах фиалок: «Иди сюда. Отметим твое вдовство. Тело уже везут в Ньюпорт, в синагогу». Он показал Батшеве письмо: «Сегодня ночной почтой доставили.  Он был убит при нелегальном переходе границы, рядом с Берлингтоном. Это в Вермонте, - Дэниел улыбнулся.

-Здесь соболезнования тебе, семье..., Все как положено. Я с твоим свекром встречаюсь в Конгрессе, вечером. Будем обсуждать финансирование войны, с ним и Мэдисоном. Но ничего говорить не буду, - Дэниел стал целовать ее, - вам доставят официальное сообщение, завтра.

-Спасибо, - выдохнула Батшева. Он стал расстегивать маленькие, обтянутые шелком пуговицы на ее платье.  Дэниел разлил шампанское в простые, грубые стаканы. Девушка, отпив, опустила длинные, темные ресницы: «У нас будет дитя, Дэниел».

Дэниел шел пешком к зданию Конгресса. Вечер был теплым, пахло цветущими липами. Он вспомнил тихий, страстный голос Батшевы: «Я так рада, так рада, милый..., Твое дитя, наконец-то...»

Он тогда поцеловал сладкие, покорные губы: «Спасибо тебе, милая. Не волнуйся, когда  там Натан должен тебя освободить?»

-Через три месяца после смерти мужа, - Батшева подняла белокурую голову с его груди. Большие, каштановые глаза были подернуты слезами. «Дэниел, а вдруг он не захочет..., Вдруг, он, как дядя Меир - захочет жениться? Что мы тогда будем делать?»

Дэниел только рассмеялся. Опустив руку вниз, он погладил нежный, белый живот. «Ведомство Генерального Прокурора, - задумчиво сказал мужчина, - посылает чиновников в командировки. На запад, например, на территории. Там индейцы, впрочем, ты сама знаешь, - он все улыбался. Батшева робко спросила: «А Хаима, тогда, ты отправил на территории?»

-Ни к чему ей об этом  говорить, - холодно решил Дэниел. «Еще поймет, что я могу от нее точно так же освободиться, как освободился от Констанцы. Болтать начнет. У всех женщин язык, что помело. У одной, - он вспомнил зеленые, прозрачные глаза, - нет, конечно. Однако она за океаном, далеко. И, слава Богу, Марта все бы поняла, сразу».

-Твой покойный муж, - наставительно заметил Дэниел, ведя руку вниз, - был офицером. Это была его обязанность, милая - защищать наши западные границы от индейцев. На войне, - он пожал плечами, - всякое случается.

Батшева вспомнила одну из ночей, еще до отъезда Хаима на канадскую границу. Он, наконец, отпустил ее, - измученную, плачущую, с саднящей болью между ногами. Муж выпил стакан виски и заснул. Батшева тихонько поднялась с постели, с отвращением глядя на изуродованное лицо, и услышала его голос: «Нет, нет, не убивай меня! Меня заставили, послали, это был приказ...»

Она тогда нырнула в гардеробную. Сжавшись в комочек на диване, закрыв дверь на ключ, дрожа, Батшева сказала себе: «Я ничего не знаю. Ничего не хочу знать».

Дэниел все улыбался. Батшева, застонав, приникнув к нему, заставила себя не смотреть в зеленовато-голубые, красивые, ледяные глаза. «Ничего не хочу знать, - повторила себе Батшева. Дэниел поцеловал ее живот и смешливо сказал: «Будет мальчик, я уверен».

-Мальчик, - пробормотал себе под нос Дэниел и посчитал на пальцах. «Отлично, обвенчаемся сразу после инаугурации. В  феврале она родит. К избирательной кампании, к августу,  ребенок уже не будет похож на кусок мяса. Они вроде даже улыбаются к этому времени. Не говорят, конечно, а жаль. Избиратели растрогаются, когда сын протянет ко мне ручки и скажет «Папа!». Ничего, Батшева с младенцем и так будет хорошо смотреться, рядом со мной. От Натана, если он мешать начнет, я быстро избавлюсь. Старшие Горовицы ничего не сделают - у них власти над бывшей невесткой нет».

Он, в общем, не знал, как растут дети. Он показывал журналистам Антонию и Дэвида, брал их на руки. После четверти часа, Дэниел с облегчением уходил к себе в кабинет  - давать интервью. Когда родился Дэвид, он долго скандалил с Констанцей, сомневаясь в том, что ребенок от него. Однако мальчик был русоволосый, с голубыми глазками. Дэниел, наконец, хмыкнул: «Ладно, я на тебя не злюсь, Констанца, я сам был неосторожен».

-Четыре раза, за одну ночь, - усмехнулась тогда жена. «И все был неосторожен. Скажи лучше - был пьян так, что на ногах еле держался».

Дэниел только махнул рукой: «Если тебе так этого не хотелось, могла бы выставить меня из спальни». Он повертел в длинных пальцах бокал с вином: «Значит, ты была согласна, и не жалуйся». Он протянул ноги к мраморному камину, где весело горел огонь: «Нет  юридического термина - изнасилование в браке, дорогая моя. Муж не может изнасиловать жену, и принудить к супружеской жизни тоже не может. И я тебя не насиловал».

-Нет, - спокойно согласилась Констанца. «Однако я просила тебя уйти».