-Там, наверное, останусь, - ответил Франческо. «Фабрику мистера Готта расширять. И в Ливерпуль меня зовут, сейчас много работы».

Она только вздохнула, - мимолетно: «Удачи вам, мистер ди Амальфи».

А потом, в Мейденхед, пришел конверт с маленьким томиком сонетов Шекспира. «Для того, чтобы в ваших путешествиях вам  было  не так одиноко, - прочел он надпись на развороте, - ваш друг, леди Вероника Холланд».

-Ваш друг, - неслышно повторил тогда Франческо. Оглянувшись, - в студии никого не было, - он поцеловал подпись.

Пьетро догнал брата: «Не надо бояться, милый мой.  Посмотри на меня и Рэйчел - уж, казалось, все против нас было. А если бы я тогда из Иерусалима уехал, испугался бы - думаешь, нашел бы любовь такую, как сейчас у меня есть?».

Франческо остановился и мрачно сказал: «У нее отец...»

Он вспомнил пронзительные, светло-голубые глаза.  Герцог поднялся. Чуть волоча правую ногу, он открыл  шкатулку:

-В Плимуте придете в таверну Берри, там скажете: «Я от мистера Джона». Берри о вас позаботится, отправит с кем надо в Амстердам». Он передал Франческо конверт: «Здесь адрес написан, это моя сестра. Вы знаете. А оттуда, - Джон усмехнулся, - езжайте в Италию.

-Я бы мог, - пробормотал Франческо, - если я на обратном пути в Париже буду..., мог бы...

Джон смерил его оценивающим взглядом: «Сидите в своем Лувре и рисуйте, мой дорогой, больше ничего вам делать не надо».

-У нас тоже отец, - ободряюще заметил Пьетро. «Ты  сам знаешь, как папу студенты боятся. А вроде и мягкий, - он заметил, прищурившись: «Рэйчел нам машет».

Калитка дома была увита цветущими розами. Рэйчел поцеловала сына в  рыжий затылок. Покачав его, - ребенок засмеялся, - женщина крикнула: «Идите быстрее, пирог еще теплый! И почту привезли, девочки из Хэрроугейта написали».

-Пошли, пошли, - подтолкнул Пьетро брата. Когда они уже оказались рядом с церковью, священник попросил: «Хоть с папой поговори. Он что-нибудь посоветует, сам знаешь».

Франческо, ничего не ответив, упрямо посмотрел вперед. Пьетро подумал: «Он, конечно, на отца похож.  Папа тоже такой - молчит, ни с кем не советуется, сам все решает. Не мальчик все-таки, разберется, что ему делать».

Рэйчел поставила сына на землю. Мальчик радостно протянул к Пьетро ручку: «Папа!»

На круглом столе орехового дерева горели свечи, за окном были нежные, зеленоватые сумерки. Рэйчел, щелкая спицами, вздохнула: «Пьетро до ужина и не вернется. Они там всегда долго сидят, на совете. И Франческо тоже, - она посмотрела в сторону холма, - я вижу, еще работают на стройке».

Джованни усмехнулся: «Послушай, что Сиди пишет».

-Дорогой папа, у нас все хорошо. Мы каждый день ходим пить полезную воду, мама рисует, и я  тоже. Диана и Ева очень рады, что мы сюда приехали. Хоть у нас и каникулы, мама со всеми нами занимается математикой и английским. Это я нарисовала для Пьетро и Рэйчел. Здесь  очень красивая церковь, преподобный отец, оказывается, учился вместе с Пьетро в Кембридже. В августе увидимся, посылаем вам нашу любовь.

Рэйчел посмотрела на изящную акварель - маленькая, со шпилем, церковь белого камня была окружена парком: «Сиди очень хорошо рисует, дядя Джованни».

Он ласково сложил письмо: «Вся в мать. Думаю, она  художником станет. Никто математикой не хочет заниматься, - Джованни развел руками, - некому мне кафедру передавать. И твой муж, - он подмигнул Рэйчел, - в следующем году докторат получит, но тоже  не по математике».

Рэйчел сложила вязание и рассмеялась: «По Библии. Поедем все вместе в Кембридж, и у вас погостим. Вы рады, дядя Джованни, что Тони замуж вышла? - она кивнула на письмо с американскими марками.

Джованни откинулся в кресле: «Рад. И что она там, на озере живет, тоже хорошо, подальше от…- Джованни оборвал себя: «Только бы войны не было».

Рэйчел стала разливать чай: « Не будет. Что нам с американцами делить, дядя Джованни? Все поделили, давно. А капитана Кроу, младшего, вы видели?»

Джованни принял чашку: «Видел, когда  мы в Америке гостили. Отличный человек, как и родители его. Так что за Тони я спокоен, - он отпил ароматного, крепкого чаю: «За Дэвидом Тедди присмотрит, ему доверять можно. Все будет хорошо. Хотя если этот…- Джованни чуть не выругался вслух, - станет вице-президентом, как Констанца писала, или, не приведи Господь, в президенты выбьется, тогда нам точно  войны не миновать. Он по трупам в свой Овальный кабинет войдет, не постесняется. Ах, Констанца, Констанца, - он вздохнул и вслух сказал: «Когда мой внук уже ходить-то начнет, а? Все опасается».

-Он у нас осторожный, - Рэйчел подвинула к нему тарелку: «Ешьте. Это имбирное печенье, такое моя мама пекла. И смотрите, - она взяла письмо, - у моей сестры тоже все хорошо, слава Богу.

-Милая Рахели, - начала она. «Папа  много работает, конечно, но даже успевает помогать мне с девочками.  Они все здоровы, двойняшкам уже пять лет. Я с радостью смотрю на то, как они растут. У Моше и Элишевы все в порядке. У них родилась дочка, назвали ее Ционой, хотя госпожа Судакова-старшая и ворчала - нет такого имени. Ханеле живет в Польше, на старом месте,  с ее дочкой тоже  все хорошо. Посылаю пожелания здоровья и благополучия твоему мужу и детям.

Рэйчел отложила письмо: «Замуж бы ей выйти, Малке. Двадцать семь, молодая женщина еще. Хотя дети, конечно, у нее на руках. А Батшева не пишет, с той осени, что там с ее мужем? Она говорила, что оправился Хаим  от ранения, - Рэйчел незаметно перекрестилась и Джованни вдруг спросил: «Эти, луддиты, не беспокоят вас?»

-В Миддлтоне, на шахтах, шумели пару недель назад, и все, - ответила невестка. «У нас в приходе люди спокойные, разумные, дядя Джованни. Они понимают, что незачем к старым путям возвращаться. Разве в прошлом веке ткач, что дома работал, получал столько денег, как сейчас? Нет, - она поднялась и прислушалась: «Аарон, кажется, проснулся».

Джованни проследил за ее изящной, в простом, муслиновом платье, фигурой, и вздохнул: «Да и не тронут они мануфактуры, там кирпич, камень. Все охраняется, их внутрь и не пустят. Машины разбивают, - желчно  заметил Джованни, - столько людей эти самые машины создавало и строило…Можно подумать, машины в чем-то виноваты».

Он потянулся за «Таймс»:  Статья, «Промышленность и социальные реформы». Черным по белому написано, что у «Клюге и Кроу» такие условия труда, каких ни у кого на севере нет. Питер и пенсии платит по утере кормильца, и детей младше двенадцати на работу не берет, врач у него на фабрике постоянный, и даже няни для детей».

Дверь стукнула. Франческо весело сказал: «Завтра плиту опробуем, папа. Сейчас руки помою». Он присел на ручку кресла отца и, оглянувшись на дверь, проговорил: «Папа…, На канале, что-то народа много».

-Вечерняя смена закончилась, дорогой мой, - пожал плечами отец, - что удивительного?

Франческо вспомнил кучки рабочих, что стояли на берегу канала, медленно темнеющее, еще ясное небо, и странную тишину, что наполняла предместье - будто оно чего-то ждало. Франческо  покурил  со своими строителями, выйдя из пивной. Он уже четыре года нанимал одну и ту же  артель. Франческо всегда, по завершении рабочей недели, в субботу вечером, сидел с рабочими  за кружкой эля.

-Тихо что-то, - сказал он, оглядывая безлюдные улицы Армли. «И в пивной никого нет, как вымерло все. Обычно в такое время, - Франческо посмотрел на свой простой, стальной хронометр, - здесь все гуляют, прошлой неделей так было. Что они там, на канале, все делают?»

-Все эти бездельники, мистер ди Амальфи, - пробурчал кто-то из строителей, - те, что против машин. Мутят народ, непонятно зачем.  У них вроде сбора сегодня. Делать им нечего, вот что, - мужчина сплюнул себе под ноги: «Завтра в церкви увидимся. Брат ваш отличный проповедник, заслушаешься прямо»

Франческо попрощался с артелью и повернул к дому священника.

Он поднялся: «Должно быть, ты прав, папа. Что на ужин-то? - спросил мужчина.