Он взглянул на побледневшие, смуглые щеки и вышел из палатки. Мишель стоял, опустив белокурую голову. Иосиф, только сейчас поняв, как он устал, тихо проговорил: «Пулю я вынул, а там посмотрим. Что? - он не закончил и указал на реку.
-Тело не нашли…- Мишель поднял голубые, блестящие глаза. «Ваше превосходительство генерал…дядя Иосиф, а что теперь…- он сглотнул. Оглянувшись, юноша спросил: «Он ведь…не знал ее, тетю Мэри?»
-Знал, - коротко ответил Иосиф: «Ты тоже не болтай, понятно? Если уж кому-то отвечать - он достал сигару и чиркнул кресалом, - так это мне».
Мишель обернулся. Посмотрев на Неман, юноша обреченно сказал: «Его величество, кажется, закончил переговоры».
Иосиф затянулся сигарой. Осмотрев свой забрызганный кровью, темный сюртук, - он редко носил форму, - генерал вспомнил Арколе и быстрого, легкого, молодого человека, что чертил карту при свете походного фонаря.
-Не буду переодеваться, - решил он. «Какая разница, в конце концов, в чем меня расстреляют. Джо он не тронет. И Мэри тоже - он же говорил, с женщинами он не воюет. И Давида не выгонит из армии - он не такой человек».
-Ваше превосходительство, - подбежал к нему вестовой, - его величество требует, чтобы вы явились к нему в палатку.
Иосиф отдал Мишелю дымящуюся сигару и широкими шагами пошел к простому, холщовому шатру.
Наполеон был один. Он стоял, расстегивая темно-зеленый мундир, и, завидев Иосифа, чихнул: «По твоей милости, после этого утреннего купания, у меня теперь нос заложен. Даже Александр это заметил, спросил - не болею ли я. Завтра во всех газетах будут мне мыть кости - император умирает, не оставив наследника, - он коротко усмехнулся. Иосиф начал: «Ваше величество…»
Наполеон поднял руку: «Единственная возможность мне тебя не расстреливать, Жозеф - это не задавать вопросы». Он подошел к походному столику. Иосиф подумал: «Десять лет прошло с Арколе, а ничего не меняется. Этот столик я еще с Италии помню. И койка у него та же».
Наполеон открыл шкатулку для сигар и выбрал одну: «Два вопроса я все же задам. Она выживет?»
Иосиф долго молчал, а потом, угрюмо, ответил: «Я сделал все, что мог. Но она пока не в силах стоять, и тем более, ходить. Она может навсегда остаться парализованной. Так что вам придется привязать ее к носилкам, чтобы расстрелять».
-Большего дурака свет не знал еще, - буркнул Наполеон, раскуривая сигару. Он помолчал, выпуская дым: «Это я о тебе. Сделаем так, - он прошелся по комнате, - кроме меня, там, - император махнул рукой в сторону реки, - в шатре, ее никто не видел. Гренадеры ошиблись, - он пощелкал пальцами, - бывает. Под огонь попала несчастная женщина, рыбачка. Там и лодка какая-то болталась. Как только ей станет легче, отвезешь ее в Амстердам, а там уже…- Наполеон не закончил. Иосиф, потрясенно, пробормотал: «Ваше величество…»
-Я же говорил, с женщинами я не воюю, - Наполеон прислонился к холсту, скрестив руки на груди, дымя сигарой. «А теперь, Жозеф, второй вопрос, и не лги мне - ты знал обо всем этом?»
-Нет, - честно сказал Иосиф. «Я ничего не знал, ваше величество».
-Я тебе верю, - Наполеон помолчал, и остро блеснув синими глазами, подошел к Иосифу. Император поднял голову: «Кто с ней был? - требовательно спросил Наполеон. «Человек, которого застрелили, на реке - кто это?».
-Тоже – не знаю, - хмуро ответил Иосиф и вздохнул про себя: «Это мог быть и не Джон. А если…Трое детей у него, Джо брата потеряет. Даже думать об этом не хочу».
-Мы подписали договор, - сказал Наполеон. «Англия теперь в полной блокаде». Он потушил сигару: «Лечи эту англичанку, все равно Европа скоро будет моей. Король Георг сам ко мне на коленях приползет. Я хочу, чтобы ты просмотрел вот это, - он взял папку с походного стола, - донесения наших людей из Санкт-Петербурга и Вены, касательно здоровья подходящих мне принцесс. Напиши свое заключение, - синие глаза императора погрустнели. Иосиф, принимая бумаги, кивнул: «Хорошо. Ваше величество, я…»
-Иди уже, - Наполеон чуть улыбнулся. «Иди, у тебя раненый на руках. И знай - если еще раз такое повторится, я уже не буду столь склонен тебе верить, Жозеф».
-Не повторится, - Иосиф по-военному четко повернулся. Наклонив голову, - палатка была низкой, - он вышел.
-Не повторится, - хмыкнул Наполеон, глядя вслед его широкой, мощной спине. Он сел на койку и закрыл глаза: «Нет ничего проще, чем расстрелять человека. Его, эту англичанку, заодно и Мишеля - вдруг он русский шпион. Фуше бы так и сделал, а Талейран, если бы узнал о сегодняшнем - обозвал бы меня дураком. Ничего, - император весело рассмеялся, - лучше уж я буду дураком, чем мерзавцем».
Он взял походную, оловянную чернильницу. Устроившись у стола, разгладив лист бумаги, император увидел перед собой дымно-серые глаза. «Иосиф поедет в Амстердам, - сказал себе Наполеон, - и передаст мои письма, их, еврейскими путями. Почему-то так всегда быстрее получается, - он окунул перо в чернильницу. Он всегда писал ей длинные письма - как будто бы говорил с ней, как будто они сидели у камина, за ставнями выл зимний ветер, на много миль вокруг лежал снег. У них в комнате было тепло, и на ковре играл ребенок - девочка, черноволосая, сероглазая, так похожая на мать.
-Милая моя Анна, любовь моя! - начал он. «Сначала опишу тебе Неман. Река здесь, у Тильзита, очень широкая, вокруг лежит равнина…»
В изящной гостиной было тепло, даже жарко, трещали дрова в камине. Темноволосый, синеглазый мальчик радостно сказал: «Елочка!»
-Да, милый мой, - Мэри посадила сына на колени. «Скоро Рождество, видишь, какая она у нас красивая».
-Тележка, - Майкл повертел деревянную, искусно вырезанную игрушку. «Как у папы тележка. Хочу кататься!»
-Летом покатаемся, старина, - Майкл потянулся. Отложив бумаги, поднявшись, он поцеловал Мэри в кудрявый затылок. «Мама поедет на континент, а мы с тобой сначала в Уэльс отправимся, там будем кататься. А потом в Лидс, к тете Рэйчел и дяде Пьетро».
-Там много детей, - восторженно сказал Майкл. «Это все их дети, да?»
-Да, - Мэри улыбнулась и почувствовала, как муж обнимает ее за плечи. «Жарко, как жарко, - прошептала она. «Господи, да почему я вся горю».
-Тихо, тихо, - услышала женщина знакомый голос. «Выпей».
Она ощутила на языке кислый вкус воды с лимоном. Жадно проглотив ее, Мэри с усилием открыла глаза. «Дядя Иосиф, - поняла она. «Господи, да что случилось…, Где Джон, где…».
Иосиф сидел на походном, холщовом табурете рядом с ее койкой. У него было усталое лицо. Мэри внезапно подумала: «Ему ведь шестой десяток. Вот сейчас видно, что он пожилой человек».
Он потер обросший темной щетиной подбородок. В палатке было пусто, сквозь полотнища виднелся золотистый свет заката. «Тебя ранили, - наконец, сказал Иосиф. «Я сделал операцию, сейчас у тебя жар. Это не страшно, он спадет».
Мэри ощутила тупую боль в пояснице. «Как только окрепнешь, - продолжил Иосиф, - я тебя отвезу в Амстердам, а там уже…- он не закончил. Мэри спросила: «Он меня узнал?»
Иосиф только кивнул. Она все молчала, а потом шепнула: «Дядя Иосиф, а где…»
Он покачал головой и взял ее руку: «Мне очень жаль, Мэри. В вас обоих стреляли. Его тело, скорее всего, мы уже не найдем - река тут глубокая, течение быстрое. Мне очень жаль. Попробуй, - велел Иосиф, - сжать мне ладонь».
Она подчинилась, моргая глазами, чтобы скрыть слезы. «Трое детей у него, - подумала Мэри, - трое…, Трое сирот. И Джо, Элиза…»
-Хорошо, - Иосиф улыбнулся и откинул грубое одеяло. Он взял маленькую ступню и попросил: «Пошевели пальцами».
В палатке наступило молчание. Мэри спрятала лицо в подушке и помотала головой: «Не могу. Не получается, дядя Иосиф. Это теперь…- она подышала, - навсегда?»
-Посмотрим, - только и сказал он и погладил ее по голове: «Я все еще генерал, хоть и вражеской тебе армии, поэтому слушай распоряжение - ты сейчас будешь отдыхать и поправляться. А остальное, - Иосиф повел рукой, - это потом. Спи, - он подоткнул вокруг нее простыню.