Мальчик протянул ему пухлую ладошку и улыбнулся.

-Я за приглашениями приходила, для вечера, что мы устраиваем, - вздохнула Мораг. «У мистера О’Нила лучший выбор в Бостоне. Все вещи такие изысканные, например, эти альбомы, - она кивнула на прилавок, - испанской кожи. Если бы у меня был такой, я бы привела в порядок свои ноты, для вечера. Я буду петь арии из опер Моцарта и Глюка, - она грустно склонила набок красивую голову: «У меня, к сожалению, на него не хватило денег, а я так хотела...»

-Позвольте мне, - краснея, предложил Натан. «Я с удовольствием вам его подарю, кузина, вы так добры ко мне и матушке...»

Мораг погладила обложку альбома: «Еще и цветы мне на набережной купил, и Теда домой донес. Два доллара всего, - она приложила альбом к щеке, - но это только начало. Где два, там и две тысячи. И он так мило стесняется..., Очень славный  мальчик».

Он отложила подарок. Взбив подушку, девушка заснула - спокойно, умиротворенно.

Марта распечатала записку и оглянулась - дверь ее спальни была закрыта на ключ. Она приложила бумагу к горящей щеке. Марта подошла к открытому окну. Только рассветало, парадный двор был пустым, сзади, со служебного входа доносился скрип телег - привезли провизию.

-Что я делаю? - шепнула девушка. «Это же Мораг, мы были подругами, я сама ей велела - позаботься о Тедди. Я его оттолкнула, а теперь..., Но я не могу, совсем не могу. Мораг ничего не узнает, никогда, и мне ничего не надо. Мы просто будем любить друг друга, вот и все».

Марта, наконец, заставила себя развернуть красивый, тонкий, с монограммой, лист.

-Любовь моя! - читала она. «Буду ждать тебя послезавтра, вечером, на дороге в Спрингфилд. Постоялый двор мистера Макдональда. Мы там не останемся, поедем дальше. Ответь мне на адрес конторы, вечно твой Тедди.

Марта присела к столу и быстро написала: «Буду там. Люблю».

Она переоделась в простое, холщовое платье. Засунув письмо в карман, девушка спустилась на кухню. Слуги уже завтракали, мать, -  в таком же платье, в переднике, - сидела во главе стола. Марта опустилась рядом с братом и поцеловала темные кудри: «Ты все еще за мальчика по утрам работаешь?»

Нат прожевал бекон: «Мама сказала, что в следующем году меня на кухню поставит, в подручные к  месье Франсуа, - он кивнул на старшего повара, - а потом и до конторки доберусь». Брат широко улыбнулся и вдруг, озабоченно заметил: «Мама, наверное, не разрешит мне в Париже в отель устроиться. Скажет, что учиться надо...»

-Надо, - согласилась Марта, добавляя молоко в свой кофе.

-Я  папу попрошу, -  ухмыльнулся Нат. «Ты же знаешь, папа мне ни в чем, никогда не отказывает».

-Знаю, - мрачно подумала Марта. «Он хороший человек, конечно..., Купил маме землю. На счет Ната пятьдесят тысяч долларов положил, лучших учителей нанял, возит их в Саратогу, на воды..., Вот только Ната, так и не признал. И на маме, он, конечно, никогда не женится».

-Держи, - она протянула Нату конверт. «Отнесешь в контору мистера Бенджамин-Вулфа, лично ему в руки. Это насчет театра, - зачем-то добавила девушка, - любительского, где он играет».

Нат вытер губы салфеткой и  принял письмо: «Ты тоже вчера - играла отлично, и мистер Бэрроу, - он покрутил головой, - мама даже прослезилась».

После завтрака Марта натянула передник: «Я послезавтра уеду, на неделю. Мне надо взять интервью у священника, он в Спрингфилде живет, для аболиционистского сборника. А потом вернусь, - она поцеловала ее в щеку, - и еще здесь побуду, с вами. Пойду, горничным помогу, - весело добавила девушка. Салли, взяв ее за руку, тихо попросила: «Ты только осторожней, милая».

-Мама, - Марта усмехнулась, - я в Спрингфилд собираюсь, это Массачусетс, чего тут бояться?

Салли  робко проговорила: «Я слышала, есть банды, что девушек свободных на юг воруют, в рабство. В той же Филадельфии, например».

-Мне уже двадцать пять, - сочно заметила Марта, - даже если такие банды и существуют, - во что я лично не верю, - мной они не заинтересуются.

Мать все не отпускала ее.

-Ты на юг не ездишь? - вдруг, требовательно спросила она. «Не смей там появляться, Марта, я тебе запрещаю!»

Девушка пожала красивыми плечами. «Что мне там делать, мама? Я журналист, писатель...»

-Ты аболиционистов знаешь, - не отставала Салли, - тех кто, - она оглянулась и понизила голос, - Подпольной Дорогой занимается. Знаешь, как отец погиб...

-Мама, - Марта обняла ее, - никуда я не езжу. Сижу в Нью-Йорке, пишу статьи и преподаю в Свободной Африканской Школе. Проповеди для женщин читаю. Не волнуйся так, пожалуйста.

-Иди, - вздохнула Салли и вернулась в свою каморку. Она присела у простого, соснового стола, и, было, открыла счетные книги.

-Хоть бы родила она, - подумала женщина. «Ничего, что одна. Я бы подняла маленького, справились бы. От Ната внуков еще долго ждать. Был бы мальчик или девочка..., - она ласково улыбнулась. Взяв перо, Салли принялась за работу.

Кресла были расставлены полукругом, в большом зале особняка Бенджамин-Вулфов пахло свечными воском, цветами - в фарфоровых вазах поднимались пышные букеты алых роз. Высокие двери, выходящие на кованый балкон, были распахнуты, над морем  вставала бледная, прозрачная луна.

Мораг закончила арию Эвридики. Низко поклонившись, переждав аплодисменты, девушка  улыбнулась: «Сейчас мистер Бенджамин-Вулф и другие участники его любительского квартета, сыграют нам Моцарта, господа!  Не забывайте, нас ждут танцы!»

Пока музыканты настраивали инструменты, Мораг проскользнула на свое место, рядом с Эстер и Натаном. Старшая женщина ласково сказала: «У тебя очень милый голос, Мораг. И Тедди прекрасно аккомпанировал. Не забудь, - она положила блистающую кольцами руку поверх белых пальцев Мораг, - наш дом в Вашингтоне - ваш дом. Вы, должно быть, теперь часто к нам будете наведываться, раз Тедди такой активист в партии, - Эстер улыбнулась.

-Непременно, тетя Эстер, - Мораг откинулась на спинку кресла. Она была в легком, бальном платье из темно-зеленого  шелка, волосы -  украшены гирляндой белых роз, на шее блестел изумруд на золотой цепочке. Она незаметно взглянула на Натана и оправила подол платья - так, чтобы стала видна тонкая щиколотка в кружевном, невесомом чулке.

-Господи, какая она красивая, - беспомощно подумал юноша. «Но ведь нельзя, нельзя на нее смотреть. Она замужняя женщина, не еврейка, еще и родственница наша...»

Черный локон падал на хрупкую, белую шею, алые губы были разомкнуты. Зазвучала музыка и Мораг томно прикрыла глаза длинными ресницами.

-Тедди уезжает, - вспомнила девушка. «Натан, кажется, в меня влюблен, дышит часто. Он пока никто, конечно, но мальчик способный, Тедди его хвалил. Он далеко пойдет. Надо его держать при себе, привязать покрепче. Тетя Салли - не жена, сожительница, а дядя Дэниел на нее большие деньги тратит. И Тедди ничего не узнает. Он мне доверяет, не станет подозревать. Все очень просто».

Когда соната закончилась, Мораг захлопала первой и с сожалением сказала: «Такая досада, что вы не танцуете, тетя Эстер».

Та только развела руками: «Разве что Натан меня пригласит - с мужем и сыновьями я танцую, это нам разрешено».

-Как бы я хотел ее пригласить,- тоскливо подумал Натан, становясь напротив матери. Тедди и Мораг танцевали рядом с ними. Он все время следил за ее стройной спиной, за гордой, высоко поднятой головой, за тем, как она улыбалась, подавая руку мужу.

-Ничего, - сказала себе Эстер, увидев румянец на щеках сына, - пусть привыкает быть в хорошем обществе. В Вашингтоне это полезно, мальчику надо будет посещать балы, ужины..., Если все хорошо пойдет, и он продвинется по службе, может быть, он даже станет заместителем Генерального Прокурора. Как это Меир сказал: «В правительство нас все равно никогда не пустят. Это Дэниел дослужится до госсекретаря, а я так и останусь заместителем министра финансов».

-Ты жалеешь? - Эстер отложила книгу и поцеловала мужа, устроив голову у него на плече.