Из-за спины сына внезапно выступила маленькая, стройная девушка, в темной накидке. Глядя на него упрямыми, прозрачными глазами, она  тоже протянула руку: «Здравствуйте, я Элишева Судакова, дочь Иосифа Мендес де Кардозо. Мы с Моше поженились, в октябре, в Амстердаме».

Рав Судаков отшатнулся от ее тонких, нежных пальцев: «Я не признаю ваших гойских браков».

Элишева раздула ноздри. Порывшись в кармане своей накидки, девушка сладко улыбнулась: «Почему я была так уверена, что услышу это, рав Судаков? Вот копия ктубы, она подписана равом Яаковом Лоуэнштамом, главным раввином Амстердама, он вел свадьбу.  Свидетелями у нас были рав Софер, учитель Моше, и рав Зинцхейм, главный раввин Страсбурга, он друг моего отца, - девушка протянула ему бумагу.

Он увидел темный локон, что выбился из-под ее платка и невольно подумал: «Глаза у нее такие же, как у матери. Холодные. А повадка отцовская - тот тоже наглый, необразованный апикойрес».

Рав Судаков отстранил документ. Не глядя на невестку, он спросил у сына: «Ты зачем сюда явился? Ты преступил волю отца, я не признаю тебя своим наследником».

-И не надо, - Моше засунул руки в карманы куртки. Элишева увидела девушку, - маленькую, худенькую, - что испуганно выглянула в переднюю.

-Я сейчас, - она быстро проскользнула к ней. Мужчины, что стояли друг напротив друга, даже не обратили на нее внимания.

Элишева втолкнула девушку на кухню. Закрыв дверь, она утвердительно сказала: «Ты Малка Горовиц». Та только кивнула. Поднеся пальцы ко рту, стараясь не расплакаться, Малка всхлипнула: «Вы жена Моше…Дочка дяди Иосифа…, Вы видели папу, Батшеву? Как они там?»

Элишева вздохнула. Взяв холщовое полотенце, она вытерла лицо девушки.

-Ты, - улыбнулась она. «Мы же с тобой ровесницы. Садись, - Элишева огляделась и взяла серебряный чайник. «Сейчас свежего  чая заварю, и все тебе расскажу. Эти, - она кивнула на переднюю, - еще долго там стоять будут».

Малка слушала, кивая головой. Потом она взяла Элишеву за руку: «Я им припасов отложила, он не заметит. Спрячешь мешок под накидкой?»

Элишева кивнула и Малка покраснела: «Ты ведь на акушерку учишься, да? Папа мне говорил».

Девушка горячо что-то зашептала. Элишева задумчиво сказала: «Скорей всего, у тебя, то же самое, что и у меня - только у меня уже третий месяц, - она улыбнулась. «Но ты не бойся, я тебе помогу».

-Он тебя и на порог не пустит, - горько отозвалась девушка. Едва Элишева спрятала мешок под своей накидкой, как дверь распахнулась.

-Вон отсюда, - рав Судаков зажимал левой рукой разбитый, окровавленный нос. «Завтра по всему городу появятся объявления о том, что вы оба отлучены от общины, понятно? И чтобы  я вас больше не видел! - выплюнул он.

-Не заплачем, - девушка еще успела коснуться руки Малки и прошептать, одними губами: «Я все устрою».

Потом она вышла. Рав Судаков, злобно глядя на жену, крикнул: «Что ты сидишь! Если она еще раз тут появится, Малка - тебе несдобровать». Он намочил полотенце в тазу. Вытерев кровь с лица, швырнув его жене, мужчина грохнул дверью.

Малка заплакала - тихо, жалобно.

На улице было совсем холодно. Элишева ласково коснулась пальцами синяка под глазом Моше: «Придем  к дяде Аарону, я примочку сделаю. Завтра ничего не видно будет».

-От Стены он нас все равно не выгонит, - угрюмо ответил Моше. «Учиться я могу с дядей Аароном, он не хуже отца в Талмуде разбирается. Он сказал, - юноша остановился, - сказал, что Ханеле действительно утонула, вместе с ребенком. Там шторм был, на Черном море, - он тяжело вздохнул. Внезапно остановившись, сев на ступеньку, Моше опустил голову в ладони.

Элишева положила руки ему на плечи: «А твоя мама?»

-Он ее сдал в сумасшедший дом, у Дамасских ворот, - сквозь слезы ответил Моше. «Почти три года назад, когда он в Польшу уезжал. После этого я его и ударил, а потом он меня...- юноша махнул рукой и не закончил.

-Не надо, - ласково сказала жена, обнимая его,  - не надо, мой хороший. Переночуем у дяди Аарона, завтра с утра ты найдешь нам комнату, а я пойду туда и заберу твою маму. Она должна жить с нами.

-Элишева…- он поднял голову. Жена, стерев слезы с его лица, пожала плечами: «Это твоя мать, Моше. Ты не волнуйся, папа мне рассказывал, как за такими больными ухаживать. Только ширму надо будет в комнате поставить».

Моше помолчал и  поднес к губам ее маленькую руку: «Может быть, мне с тобой пойти?»

-Не надо, - жена нежно подняла его. «Тебе будет тяжело, милый. Я все сама сделаю».

Моше посмотрел в черное, усеянное звездами небо, и услышал твердый голос жены: «Давай, помолимся у Стены, а потом вернемся к дяде Аарону. Мне Малка для них провизии передала. Надо отдохнуть, любовь моя, у нас завтра трудный день».

Он наклонился. Поцеловав мягкую, холодную щеку, Моше прижал Элишеву к себе. Они постояли, обнявшись, на пустынной, каменной площади, посреди уже спящего, тихого города, а потом, держась за руки, пошли к Стене.

Элишева выжала тряпку и довольно посмотрела на чистый пол. Комната была большой, светлой, в окно были видные черепичные, покрытые снегом, крыши Иерусалима. Голубое, зимнее, яркое небо сияло над городом, Пахло свежим ветром, внизу, на каменной стене, щебетали птицы.

-Я все в порядок привела, - гордо подумала Элишева. «Даже мебель успели купить, и дядя Аарон ширму сделал».

Она зашла в боковую каморку. Наклонившись над очагом, девушка помешала вкусно пахнущий суп. Элишева нарезала халу и вспомнила тяжелое молчание, что повисло над очередью, стоявшей к пекарю. Женщины отворачивались от нее, пряча глаза. Она, засунув руки в карманы накидки, встала прямо под напечатанным жирными буквами объявлением.

-Вероотступники, апикойросы, - было написано сверху. Элишева  хихикнула: «Хорошо, что мне в микву еще не скоро понадобится. Так бы не пустили, наверное. Хотя мама мне о том ручье рассказывала, в окрестностях. Я его найду».

Их деньги уже лежали у турецкого менялы - тот учел векселя под процент. Моше, выйдя из его конторы, взял жену под руку: «Артель я сколотил, меня ребята по старым временам помнят. Дядю Аарона тоже взял, - он с деревом отлично работает. Будем здесь строить, - он обвел рукой улицу, - в Вифлееме…»

Они вышли из Яффских ворот и остановились, глядя на пустынную равнину.

-Потом, - задумчиво сказал Моше, поправив кипу, - я найду какой-нибудь дом разваливающийся, приведу его в порядок, и  мы туда переедем. Если бы только можно было…, - он внезапно осекся. Элишева, чувствуя его крепкую руку, кивнула: «Если бы только можно было землю покупать…»

-Я бы сразу за стены переселился, - хмыкнул Моше. «Надоело друг у друга на головах сидеть. Как мама? - тихо спросил он.

-К Шабату будет дома, - Элишева, на мгновение, закрыла глаза. Она вспомнила темную, пахнущую нечистотами, каморку, и женщину - изможденную, забившуюся в угол. Она закрывала ладонями наголо обритую голову. Элишева гневно обернулась к смотрителю: «Это еще что такое?»

-Вши, - тот развел руками. «Мы всех бреем».

-Вы ее били, - Элишева присела на какие-то мокрые тряпки и ласково сказала: «Госпожа Судакова, пожалуйста, не бойтесь. Я Элишева, ваша невестка. Я пришла забрать вас домой».

Женщина спрятала лицо в худые, покрытые грязной, холщовой рубашкой, колени, и стала раскачиваться, что-то бормоча.

-Принесите мне горячей воды, - потребовала Элишева, поднимаясь. «Я ее сначала  вымою, и переодену».

-К Шабату, - повторила она. Моше, оглянувшись, спросил: «Видела ты эти объявления?»

Элишева усмехнулась и пожала его крепкие пальцы: «Провизию мне продают. Объявления объявлениями, а прибыль терять никто не хочет. Тем более, ты у нас  не только строитель, но и резник - без мяса не останемся».

-Это рав Софер настоял, в Австрии, -  объяснил ей муж, когда они уже медленно шли к еврейскому кварталу. «Еще одно ремесло никогда не помешает».

-А я после Шабата уже и заниматься начну, с наставницей, - задумчиво сказала Элишева, глядя на свежевыкрашенную дверь дома. Моше достал большой, грубой работы ключ. «На втором этаже, -  он пропустил жену вперед. «Там даже очаг есть, а кровати и ширму мы завтра с дядей Аароном принесем».