-Вот и славно, - его улыбка была доброй, ласковой, глаза - холодными, пристальными. «Через три года мы поставим хупу».

Малка и не помнила, как она оказалась во дворе ешивы. Она вышла на площадь и остановилась - Ханеле торопилась к ней, перекинув на грудь черные косы. Девушка взяла Малку за руку и покачала головой: «Малка, Малка…»

Она тяжело, взволнованно дышала. Малка, прижавшись к ней, всхлипнула: «Тетя Ханеле, это я из-за папы, я не хотела, чтобы ему было плохо».

Серые глаза девушки погрустнели. Она погладила Малку по голове: «Иди домой, милая».

Ханеле проследила глазами за худенькой, в темном платье, спиной и прислонилась к каменной ограде ешивы. «Все предопределено, но свобода дана, - вспомнила Ханеле. «Значит, Господь так решил. Сколько еще страданий будет..., - она  покачала головой, и застыла, глядя в голубое, высокое небо.

-Мама Лея выздоровеет, - твердо сказала себе Ханеле, - я сделаю то, что надо, и отец разорвет помолвку. Наверное, - мрачно добавила она. Вздохнув,  девушка открыла калитку своего дома - пора было кормить мачеху.

Вечер был тихим, листья гранатового дерева даже не шелестели.

-Еще один Шабат прошел, - подумала Ханеле, откидываясь на спинку резной скамейки. Аарон, молча, сидел рядом: «Я ее даже ругать не стал. Девочка хотела, как лучше, она же любит нас…Я посмотрел договор, там такая сумма, что за нее весь Иерусалим купить можно, -  он горько усмехнулся.

-А если я Малку в Амстердам отправлю, или в Америку, - Аарон наклонился и прикоснулся к какому-то цветку, - она все равно никогда не сможет замуж выйти, дети ее будут незаконнорожденными…, Ты сама лучше меня законы знаешь, - он посмотрел куда-то в сторону.

Ханеле  улыбнулась:

- Знаю. Может быть, дядя Аарон, и не случится этого брака. Посмотрим, - она замялась, - в следующем году. Пасквиль этот он печатать не станет. Я позабочусь обо всем, не волнуйтесь. Дядя Аарон, - попросила она, - вы же помните ту ночь, когда мой дедушка умер. Расскажите мне.

Она  увидела перед собой высокого, рыжеволосого священника и лужицу едкой жидкости, что испарялась, шипя, на камнях улицы. «Мы бежали с мамой Леей,  был дождь...- вздохнула Ханеле. «Она оставила меня и Моше у дедушки, а сама пошла домой. Папа нас оттуда забрал. Он молчал, всю дорогу. Потом начался ураган…»

Ханеле слушала тихий голос Аарона:

- Не ради отца Малка это сделала, а ради Иерусалима. Пока Аарон здесь - все будет хорошо. А потом появится кто-то еще, и займет его место. Так было всегда, так будет всегда, пока не придет Мессия. Искупление для сынов Израиля, - она встряхнула головой: «Спасибо. Были молнии, да? И гром?»

-Они были круглые, - тихо отозвался мужчина. «Как шары. Висели в небе, над городом».

-Дядя Аарон, - Ханеле взглянула на него, - вы тогда тоже  хоронили? Тела  обмывали, как сейчас?

-Нет, - он покачал головой, - тогда еще нет.

-Жаль,  -  коротко заметила Ханеле. «И вы не видели тела Александра Горовица? Хотя конечно, откуда? Он же в закрытом гробу был».

-В него молния ударила, как я слышал, - недоуменно заметил Аарон, - там  и не осталось почти ничего.

-Вот как, - медленно сказала Ханеле и поднялась: «Доброй недели, дядя Аарон. Завтра увидимся, в синагоге». Она добавила: «Господь не посылает людям тех испытаний, которые они не в силах перенести. Помните это».

-Каждый день себе повторяю, - его глаза  весело заблестели и Аарон спросил: «А ты, куда следующей осенью отправишься, с маленьким?»

-Я, - ответила Ханеле, рассеянно глядя на небо, - хочу проводить отца до Польши. Мне кажется, так будет правильно, - она хмыкнула и выскользнула в калитку.

Аарон еще долго сидел, куря трубку, глядя на блистающий, величественный Млечный Путь, на освещенные звездами крыши Иерусалима. «Все будет хорошо, - напомнил он себе, - не может не быть».

На кружевной скатерти сверкало столовое серебро, белый фарфор переливался в лучах полуденного солнца. Рав Судаков снял шапку. Вымыв руки, пробормотав благословение, он сел за стол.

-Я Лею отправлю в сумасшедший дом, - решил он, ожидая, когда дочь внесет обед, - перед тем, как поехать в Польшу.  Ханеле  возьму в Европу, чтобы она не узнала. Когда мы вернемся, уже будет поздно мою жену лечить. И у меня родятся сыновья, те, кому я передам все это…- он ласково погладил нож с рукояткой слоновой кости.

-Добрый день, папа, - раздался с порога голос дочери. Степан поднял на нее глаза и застыл - она стояла у косяка двери, высокая, почти вровень ему, тонкая, в сером, глухом платье. Волосы были плотно прикрыты таким же платком. «Какое у нее лицо, - подумал Степан, - как будто из жемчуга отлито. У той…, Елизаветы…такое же было. Светится вся. Почему она в платке?»

Рав Судаков откашлялся и осторожно спросил: «Хана, зачем ты покрыла голову?»

Он заметил на длинном пальце простое, серебряное кольцо.

Дочь взяла его тарелку.

-Я вышла замуж, - спокойно ответила Ханеле, разливая суп. Запахло курицей, остро повеяло пряностями.

Рав Судаков молчал.

-Сегодня утром, - сладко улыбнулась Ханеле, нарезая халу. «За рава Горовица, так что, папа, - она подвинула ему хлеб, - вряд ли тебе удастся напечатать  пасквиль, где ты приказываешь изгнать его из общины. Это же, - Ханеле подняла бровь, - твой зять. Люди не поймут, папа. У тебя и так, - единственный сын из дома ушел, и еще я…, - она  усмехалась, и Степан гневно велел: «Вы разведетесь, завтра же, я приказываю…»

Девушка пожала стройными плечами:

-Здесь ты, папа, не властен. Ты знаешь законы. Я совершеннолетняя, мне не требуется твое согласие на брак. Как и Малке Горовиц, - ее глаза сузились и похолодели, - бедному ребенку, который решил пожертвовать собой ради семьи. Поэтому, - Ханеле повертела на пальце кольцо, - ты и слова не скажешь против рава Горовица, понятно, папа?

Он что-то зло пробормотал сквозь зубы. Ханеле добавила:

-Иначе те комментарии к Мишне, которые ты должен отправить своему итальянскому издателю к Хануке, - задержатся.

Девушка помолчала: «На неопределенное, время. Сейчас принесу мясо, - заметила она. Уже на пороге Ханеле обернулась:

-Я буду жить здесь, разумеется. За мамой Леей нужен уход. Аарон согласен. Приятного аппетита, папа.

Дверь захлопнулась. Он, подняв нож, в сердцах выругавшись, со всей силы вонзил его в стол.

Ханеле отложила томик Псалмов и посмотрела на мачеху - та полусидела на подушках, глядя в окно. Там уже играл алый, ветреный закат, небо на западе постепенно темнело.

-Моше, - тихо сказала Лея. «Моше…, С ним все будет хорошо?»

-С Моше, - Ханеле нагнулась и поцеловала ее в лоб, - все будет в порядке, не волнуйтесь.

-Ты замуж вышла, - Лея поглядела на платок падчерицы. «Я помню, я так хотела замуж..., Я твоего отца всегда любила, с тех, пор, как увидела его, он тогда еще гоем был…, А он меня не любил…»

-Любил, - вздохнула Ханеле. «И опять полюбит, если у меня все получится, - прибавила она про себя.

 -Спите, - велела девушка, устраивая мачеху в постели. «Завтра я вас у окна посажу, и будем греться на солнышке, лето же…»

Темные глаза наполнились слезами. Лея, отвернувшись, всхлипнула: «Всегда любила, всегда…». Она поплакала и уснула, держась за руку девушки.

Ханеле осторожно высвободила пальцы и подошла к окну. Она увидела волнующееся море, темно-синее, огромное, без конца и края. Белые паруса уходили, удалялись за горизонт, он стоял на корме. Каштановые волосы трепал ветер, глаза смотрели прямо и серьезно. Он, помахав рукой, улыбнулся: «Видишь, пока все хорошо. А ты говорила, что вода принесет мне несчастье».

-Не сейчас, - сварливо отозвалась Ханеле. «Просто будь осторожен, и все».

-Буду, - серьезно кивнул Наполеон. «Я же должен к тебе вернуться, я обещал».

-Вернется, - сказала Ханеле, смотря на запад, на  спускающееся в долину,  огненное солнце.