Она ничего не ответила. Спустившись по лестнице, указав ему на гостиную, девушка кивнула: «Я скоро».

Никто не знал об этой комнате. Когда-то давно ее снимал Аарон Горовиц, начинающим писцом. Потом хозяин пристройки, торговец, умер, не оставив наследников. Дом потихоньку разваливался. Он стоял в бедном квартале,  по дороге к Яффским воротам.  Ханеле пробралась туда еще подростком. Под полом она хранила те рукописи, которые нельзя было держать дома. В ящиках старого, оставшегося еще от Аарона стола, лежали пергамент и чернила.  Она редко писала амулеты - каждый из них требовал долгой, сосредоточенной работы, подготовки, что длилась месяцами, да и отлучаться из дома она могла нечасто. Однако золота - оно тоже было под половицей, в шкатулке, уже было столько, что Ханеле знала - она сможет добраться до гор, сможет содержать себя и ребенка.

Амулеты стоили дорого, очень дорого. Ханеле даже не интересовалась, кто их заказывает. Она получала записки из Европы, от уважаемых раввинов. Читая их,  девушка улыбалась - это были те же самые люди, что издавали письма, запрещавшие пользоваться магией. «Может быть, - думала Ханеле, - они сами их носят».  Она отправляла запечатанные конверты с купцами, что ездили в Европу, и с теми же купцами ей передавали деньги.

Она оглянулась, - на пыльном, заброшенном дворе никого не было, - и скользнула в темный дверной проем. Ключ повернулся в старом замке. Она, вздрогнув, услышала веселый, мужской голос: «Я здесь».

-Я вас просила подождать на улице, - Ханеле повернулась.  Она увидела, как сверкают голубые глаза. «Какая, красавица, - восхищенно подумал Наполеон. «Выше меня, правда, на две головы. И одеваются они тут все, как монашки. Впрочем, ей даже идет».

-На меня обращают внимание, - он показал на свою непокрытую голову и  простого покроя сюртук. «Спасибо за карту, - он с удивлением посмотрел на девушку, - вы отлично чертите. Я сразу нашел, где это.

Медальон грел ее сердце, как солнечные лучи, как спокойный, полуденный, летний воздух. Ханеле вздохнула и напомнила себе: «Только хорошее».

Они зашли в крохотную, чистую комнату, где, кроме стола и грубого табурета - ничего не было. Ханеле взяв старую, с пожелтевшими страницами книгу,  спрятала ее в нишу за холщовой занавеской.

Дверь была полуоткрыта. Ханеле, поймав его взгляд, объяснила: «Так положено. Иначе нескромно, мужчине и женщине нельзя оставаться вдвоем, наедине». Она присела на табурет. Посмотрев на него снизу вверх, девушка заставила себя не улыбаться - он восхищенно разглядывал ее лицо.

-Я тут работаю, - почти сурово заметила Ханеле. «Вы хотите посмотреть на амулет, о котором вам рассказывал господин Кардозо».

Он только кивнул головой. Девушка отвернулась - он заметил слепящий блеск белоснежной кожи. Ханеле расстегнула верхнюю пуговицу на платье. «Да что это со мной, Господи, - бессильно подумал Наполеон. «Что я, женщин никогда не видел? Тем более эта - просто очередная шарлатанка, мало ли в Париже гадалок и прорицательниц?»

-Я не гадаю, - ее лицо, на мгновение, стало скорбным. «Это запрещено, Торой. Вот, - на узкой, нежной ладони лежал золотой медальон. Пуговицу, - заметил Наполеон, - она не застегнула.  Ханеле нажала на крышку. Он увидел два старых, свернутых свитка.

Они стояли друг напротив друга, в комнате царила тишина. Ханеле, наконец, сказала: «Только вы его не получите. Никто не получит..., - девушка  замялась. Наполеон, на мгновение, вспомнил сырую темноту пирамиды и голос проводника: «Есть силы, которые лучше не будить, господин генерал».

-Он и вправду  делает человека непобедимым? - хмыкнул Наполеон. От нее пахло недавно прошедшим дождем, черные косы спускались на стройные плечи. Он заставил себя не смотреть на шею, где  билась нежная, голубая жилка.

-Нет, - алые губы улыбнулись. «Он просто хранит любящие сердца, вот и все. Каждый берет себе половину, и вы видите друг друга. Только нужна любовь, - девушка помолчала, - настоящая. Между мужчиной и женщиной, между родителем и ребенком..., А если нет любви - тогда Всевышний обрушивает свой гнев на этого человека. Или если кто-то другой взял амулет. Не тот, кому он был предназначен».

-Наполеон рассмеялся и отступил от нее: «В таком случае я бы его и не взял, я никого не люблю».

-Вы женаты, - невзначай заметила Ханеле. Он подавил улыбку: «Это ничего не значит. Спасибо, - он вежливо поклонился. Ханеле вдруг сказала: «Я могу написать вам амулет, который делает человека непобедимым. Если вы хотите, конечно. Только для этого, - она покраснела, - вам придется отказаться от любви».

-Пишите, - озорно велел Наполеон. «Это что-то стоит, я деньги имею в виду?»

Она только грустно покачала головой. «Я же вам говорила - надо отказаться от любви, вот и все».

-Я предпочитаю войну, - расхохотался мужчина.  Он  поднял голубые глаза и серьезно сказал: «Я не люблю всякую мистику, но вы другая. Вы видите, как я умру? На поле боя, конечно?»

-В своей постели, - ее глаза были похожи на грозовые тучи. «И еще очень не скоро».

Наполеон спросил: «А где?»

-Вспомните сочинение, которое вы писали курсантом, - она отчего-то усмехалась. «Вы там упоминали это место».

-Я писал сотни сочинений, - развел руками мужчина. Ханеле, вздохнув, добавила: «Я передам вам амулет через господина Кардозо. Всего хорошего».

Он поклонился и задержался на пороге: «Ковчег Завета? Тот, из Библии? Он уцелел?»

Ханеле только кивнула.

-Вы, конечно, знаете, где он, - пробормотал Наполеон. Он внезапно ухмыльнулся: «В любом случае, я привык воевать так, как положено».

-Зачем же вам тогда амулет? - поинтересовалась Ханеле.

-Как память об Иерусалиме, - Наполеон внезапно замолчал и утвердительно заметил: «Вы догадались - кто я такой».

Она стояла перед ним - высокая, гибкая, с чуть разрумянившимся лицом. «Да», - тихо ответила Ханеле.

-Я  так и думал, - он опять поклонился, и, отчего-то махнув рукой, вышел.

Ханеле выглянула в маленькое, мутное окошко, но на дворе уже никого не было. «Отказаться от любви, - шепнула девушка.

Ее губы сложились в горькую складку: «Господь не посылает людям того, чего они не в силах перенести, помни. Надо просто ждать».

Она встряхнула головой. Заперев каморку,  Ханеле быстрым шагом пошла к дому Горовицей.

Он проснулся на рассвете от крика муэдзина - тоскливого, протяжного. Наполеон уже слышал их в Египте, но этот был особенно горьким. В раскрытые ставни была видна тусклая полоска рассвета, утро было еще прохладным. Он положил руку на грубый, серебряный медальон, что висел у него на шее. Торговец  долго навязывал ему что-то вычурное, однако он, на своем рыночном, подхваченном в походе, арабском, коротко велел: «Вот этот».

Амулет был простым - кусочек пергамента с аккуратно вырисованными, причудливыми буквами, какими-то странными, детскими значками. Наполеон вздохнул: «Все это чушь, конечно. Надо вернуться к ней, забрать ее отсюда, увезти в Париж...»

Он вспомнил белую, нежную кожу, вороные волосы, серые, дымные глаза: «Во-первых, у тебя есть жена. И ты ее, даже, кажется, любишь..., Не так, - он застонал сквозь сжатые зубы. «Не лги себе. Тебе просто не по пути с этой Ханой. Так бывает. Бог так шутит, не иначе». Он повернулся на бок. Взяв с простого табурета портсигар, Наполеон чиркнул кресалом: «Какой Париж? Какая из нее любовница? Да и не согласится она».

Наполеон услышал ее грустный голос: «Надо отказаться от любви...».

-Надо, - сев в постели, он раскурил сигару. «Я не могу себе позволить слабостей - ни сейчас, ни тем более, потом, когда я стану императором. А любовь, - он закрыл глаза и увидел ее, - это слабость. Вот и все».

Он еще посидел, не двигаясь, просто любуясь ее лицом, а потом потушил сигару. Наполеон потянулся:

-Жозеф своими врачебными делами занят, а я пока пойду к проводнику, которого он мне рекомендовал. Посмотрим еще раз на местность вокруг города. Вряд ли здесь придется воевать, кроме портов и побережья, мне ничего не нужно, но вдруг. Лучше быть подготовленным.