-И ты? - Тео приподнялась на локте.

-Не хочу я воевать, - Федор легко перевернул ее и прижал к шелковым подушкам. В свете камина ее глаза были черными, будто бездонная пропасть пещеры. «Я, - сказал он, целуя круглое, мягкое колено, проводя губами по нежному бедру, - я все-таки ученый, дорогая моя. Буду возиться с камнями, преподавать в Горной школе…»

-Летать на воздушном шаре, - она откинулась назад и положила руки на рыжую голову.

-И это тоже, - он улыбнулся: «А что так долго с венчанием тянули? Я же говорил тебе, давай я схожу, вряд ли батюшка знает французский. Или они там упрямились, из-за того, что ты католичка?»

-Отец  Павел, - задумчиво ответила Тео, - французский знает. Он из дворян, поздно сан принял. А я больше не католичка.

Федор  замер. Тео, поднявшись, набросив шелковый халат, взяла с бюро какую-то бумагу. Она присела на кровать и шепнула: «Я подумала, так будет правильно».

Он отложил свидетельство о крещении. Обняв ее всю, сбросив халат, он попросил: «Иди сюда». Федор устроил ее на себе. Целуя тяжелые, рассыпавшиеся вокруг, темные волосы, Федор тихо сказал: «Правильно, да. Спасибо тебе, спасибо, любовь моя. А кто у тебя восприемниками был?»

-Старичок  причетник, и старушка с улицы, - она все улыбалась. «А Мишель, как подрастет - пусть сам решает. Я его в обе церкви водить буду - и к православным, и к католикам».

-Да, - он все гладил нежную спину, - Господи, я так тебя люблю, так люблю. Федосья Давыдовна, - смешливо добавил Федор, по-русски.

-Он все-таки был мой отец, - вздохнула Тео, прижавшись к нему, уронив голову на крепкое плечо. За окном, в зимнем мраке, выла вьюга, а она была рядом. Она была Тео, недостижимая, далекая, величественная, королева, что правила своим подданным. Она была Федосья - жаркая, горячая, целующая его, шепчущая что-то нежное, глупое, ласковое.

-Счастье мое, - сказал  Федор, прижимая ее к себе, - счастье мое, любимая моя, Федосья…, .Федосеюшка, - повторил он. Тео, тяжело дыша, лежа на его руке, томно рассмеялась:

 -Федя…, Так правильно, да? – спросила она по-французски. Федор обнял ее, целуя закрытые глаза, длинные, влажные ресницы, смуглую шею, и шепнул: «Да, любимая».

В уборной было тесно, пахло пудрой, свечным нагаром, духами. Тео раздула ноздри:

-Господи, как я соскучилась. Казалось бы, в ноябре бенефисы в Вене отыграла, а уже опять на сцену тянет.

Высокая, черноволосая женщина, в роскошном, шитом золотом платье, что сидела у столика красного дерева, повертела в руках жемчужное ожерелье. Слабым голосом, на хорошем французском языке, она спросила: «Мадемуазель Бенджаман…, Что вы скажете?»

У нее были большие, темные глаза, красиво очерченные, тонкие ноздри. Тео, присев рядом, взяла ее  сухощавую, с длинными пальцами, руку.

-Мадемуазель Полина…Я ведь могу вас так называть? Прасковья, - она улыбнулась, - я все равно не выговорю. Мадемуазель Полина, мне совершенно нечему вас учить, вы и так великая актриса. С другими  в вашей труппе, я буду заниматься, а вам, - Тео оглянулась и нашла глазами перо с чернильницей, - вам надо ехать в Европу. У вас отличный французский язык…

-С ошибками, - вздохнула актриса.

-Поправите, как только в Европе окажетесь, - отмахнулась Тео.

-Итальянский вы знаете. Я вам дам рекомендательное письмо к директору императорского театра в Вене. Он вам устроит ангажементы в Австрии, Италии и Германии. И рекомендательное письмо к господину Антонио Сальери, он сейчас самый известный оперный композитор в Европе. Он напишет что-нибудь под ваш голос, - Тео покусала перо: «С вашим сопрано, вам надо петь Эвридику, в концерте, а я буду исполнять партию Орфея. Мы так делали с мадам Арно, в Париже».

-Мне нельзя, мадемуазель Бенджаман, - тихо сказала женщина, так и держа в руках жемчуга. «Нельзя  в Европу».

-Это еще почему? - рассеянно поинтересовалась Тео, начиная писать. «Из-за вашего антрепренера, графа Николя? Да он милейшее создание, дорогая моя, он вас отпустит. В конце концов, я ему объясню, что для вашей карьеры необходимо выйти на европейскую сцену. И называйте меня Тео, мы с вами люди одной профессии».

Она посмотрела в большие, грустные глаза Прасковьи и улыбнулась: «Милочка, поверьте  мне, я почти два десятка лет на сцене, хоть и государственной. Найдете себе другого антрепренера. Как только вы выйдете на сцену венских театров - у вас очередь в передней стоять будет. Жемчугова, - Тео задумалась и решительно сказала:

-Полина Перль. С таким именем только субреток играть, а вы трагическая героиня. Полина, - она поиграла пером и усмехнулась: «Полина Марго. Мадемуазель Марго. «Маргарита» - на латыни «жемчужина», - объяснила она.

-Мадемуазель Бенджаман, вы не понимаете…, - отчаянно сказала женщина.

-Очень я все хорошо понимаю, - отозвалась Тео. «Спите вы на здоровье с графом Николя, пожалуйста. Речь идет о карьере, дорогая моя, о заработках. Если он вас любит, он, в конце концов, поедет с вами в Европу. Многие актрисы выходят замуж за антрепренеров, так даже удобнее, - Тео  поставила свою подпись в конце письма. Подняв глаза, она ахнула: «Мадемуазель Полина, да что вы? Простите, если я вас обидела…»

-Вы и правда не понимаете? -  Жемчугова медленно вынимала шпильки из высокой, причудливой прически.

Тео наклонилась над ней. Взяв гребень, ласково расчесывая ее волосы, Тео помотала головой: «Нет».

-Я крепостная, - актриса закусила губу. Тео спросила: «Что это?»

-Откуда вам знать? – горько пробормотала Жемчугова. Актриса, отбросив ее руку, выпрямилась.

-Рабыня! - гневно крикнула она. «Я рабыня, мадемуазель Бенджаман, и мы все - от последней малышки в кордебалете, до художников и музыкантов в оркестре - рабы. Как раз того самого графа Николя, - она горько улыбнулась. «А что я с ним сплю, как вы изволили выразиться, так он на мне никогда не женится. Не бывало еще такого, чтобы дворянин на крепостной женился».

-Рабыня…, - тихо повторила Тео и протянула руки: «Девочка моя, бедная…, Иди сюда, иди, не надо, не надо, не плачь так.  Прости меня, я совсем, совсем ничего не знала…».

Она нежно покачала Жемчугову и шепнула ей на ухо: «Расскажу тебе кое-что, но это тайна. Смотри, не проговорись».

Прасковья зачарованно слушала «Я думала, так только в сказках бывает, мадемуазель Бенджаман. Вы тоже рабыней родились».

-А теперь, как видишь, - Тео приподняла ее за подбородок, - свободный человек.  А ты у нас будешь графиней Шереметевой, обещаю.

-Да не бывало такого…, - начала Жемчугова. Тео поморщилась: «Не бывало, не бывало…, По воздуху тоже раньше не летали, а теперь  летают. Вымой лицо, и будем дуэт Орфея с Эвридикой репетировать. Сначала по слуху, а завтра я тебе ноты пришлю»

Жемчугова всхлипнула и  кивнула: «Мадемуазель Бенджаман, а вы в Россию надолго приехали?».

-На всю жизнь, - усмехнулась Тео. Высунув голову в коридор, она крикнула: «Нам нужно фортепьяно!»

Федор открыл дверь и весело сказал: «Я дома!». С кухни пахло блинами. Он, снимая шинель,  стряхнул с шарфа снег: «Надо бы слуг нанять…, Кухарку, горничную для Тео…, Мишелю гувернера надо взять, ему через два года только в корпус кадетский отправляться».

Он заглянул на кухню. Увидев Тео, в холщовом фартуке, что переворачивала блины на медной сковороде, Федор поцеловал ее в щеку: «Сразу после Масленицы уезжаю, в Екатеринбург, а потом - на заводы. Будем там новые печи ставить. Послушай, - он искоса посмотрел на ее нахмуренные брови, - может быть, слуг взять…, В помощь тебе».

-Зачем же? - ядовито отозвалась Тео, снимая блины, швырнув на них кусок масла. «Можно ведь купить, Теодор. Дешевле выйдет, - она уперла руки в бока и гневно спросила: «Почему ты мне не сказал, что в России есть рабы?»

-Я хотел, милая, - Федор почувствовал, что краснеет. «Просто возможности не представилось…, Откуда ты…»

-Крепостные, - это слово Тео сказала по-русски, - графа Шереметева обучены языкам. Мадемуазель Жемчугова, звезда его театра, говорила со мной, Теодор. Да и потом, - Тео вздохнула, - я бы рано или поздно все узнала, милый мой.