— Люблю тебя, — отозвался он, и почувствовал, как ее руки осторожно снимают с него рубашку. "У тебя шрамы, — сказала она тихо. "Оттуда, из Китая? Я потом поцелую, каждый".

— Мэйгуй так же говорила, — вспомнил Джованни. Потом он провел губами по гладкому бедру, и услышал ее шепот: "Еще! Еще, пожалуйста!". Вокруг не осталось ничего — только ее руки, что легли ему на голову, только шум океана, только ее тело, что светилось сквозь невесомый шелк, и было совсем рядом, совсем близко.

— Ты вся — будто из лунного света отлита, — он услышал тихий, сдавленный стон и поднял голову — Изабелла в ужасе смотрела на него.

— Я не хотела…, я не знаю…, - пробормотала она. Джованни, потянув ее за руку, уложил на пол: "Слаще тебя никого нет, любовь моя. Все правильно, все — так, как надо".

— Вот так это бывает, — поняла Изабелла, привлекая его к себе, чувствуя его руку, тяжело дыша. "Как хорошо, как хорошо, — она закрыла глаза, и увидела голубей, что вились в ярком небе — белых, серых, трепещущих крыльями голубей.

— Человек, — сказал Джованни сквозь зубы, — поднимется в небо. Так оно и будет, Изабелла, как сейчас — свободно и счастливо.

Она почти не почувствовала боли, только выдохнула, прижимая его к себе. Джованни поцеловал ее закрытые, дрожащие веки: "Спасибо, спасибо тебе, любовь моя. Пока я жив — я буду тебя благодарить".

Для нее не осталось ничего, кроме его объятий, кроме жаркого, сладкого чувства, где-то внутри. Изабелла задрожав, сдерживая крик, пробормотала: "Я тебя люблю, так люблю". "Люблю! — повторила она, рассыпав густые, тяжелые волосы по мраморному полу.

Сид и Мохаммед спешился и сварливо сказал Малику: "Засиделись мы с тобой в Эс-Сувейре. Тут уже и спят все. Ее высочество тоже, наверное".

Он хлопнул в ладоши, заходя в переднюю, где на стенах серого гранита горели факелы из кедра.

— Принцесса Зейнаб? — спросил султан у появившегося из-за шелковой занавеси главного евнуха.

— Сказала, что будет читать, в своей опочивальне, — склонил тот голову. "Я пойду, пожелаю ей спокойной ночи, — султан зевнул, — принесите мне чаю в мои покои. Малик, иди ко мне, еще поработаем".

Сиди Мохаммед взял у евнуха медную лампу и шагнул в заботливо приоткрытые, резные двери женской половины.

Он прошел по высокому, гулкому коридору. Чернокожая служанка спала на скамье у входа в спальню. Султан, остановившись, недоуменно сказал: "Темно. Читала и заснула, наверное".

Сиди Мохаммед заглянул внутрь — широкое, низкое ложе было пусто, ветер с моря раздувал шелковые занавески. В свете факела он увидел, как блестят глаза кота — Гато потянулся, выгнул спину, и соскочил с кровати.

— Где Зейнаб? — тихо, сквозь зубы, спросил султан. Кот прошел на террасу и, легко спрыгнув на дорожку сада, — побежал вниз, к пляжу. Сиди Мохаммед поднял факел и последовал за ним.

В шуме ветра его шаги были не слышны. Он, воткнув факел в песок, заглянул в узкое окно купальни. "Нет, — подумал султан, — нет, этого не может быть. Это не моя девочка, она ничего не знает. Господи, он, наверняка, ее силой взял. Аллах, я клянусь — он жизнью мне за это заплатит".

Султан нащупал за поясом кривой кинжал. Он шагнул внутрь, отвернувшись, вдыхая запах мускуса и роз, прохладу ночного ветра.

— Да! — крикнула Изабелла, и услышала резкий голос отца: "Зейнаб!"

Джованни прижал ее к себе, не отпуская, защищая своими руками. Он почувствовал холод клинка у себя на шее.

— Встань и оденься, — велел султан.

— Папа! — Изабелла пошарила по полу, и, съежившись, натянула на себя покрывало. "Папа, мы с Джованни любим, друг друга. Ты же сам хотел, чтобы я вышла замуж. Пожалуйста, папа!". Она посмотрела на испачканный, мраморный пол и увидела, как отец, мимолетно, брезгливо раздул ноздри. Изабелла покраснела и замолчала.

— Возвращайся к себе в спальню, — коротко велел отец. Она еще успела крикнуть: "Нет, пожалуйста! Джованни!". Мужчина обернулся на пороге: "Не бойся, пожалуйста. Мы ничего дурного не сделали".

Сиди Мохаммед подтолкнул его кинжалом в спину, и они вышли. Изабелла уронила растрепанную голову в ладони, и горько, отчаянно зарыдала.

Султан поднял свободной рукой факел и приказал: "Не оглядывайтесь, идите вперед". Он снял с пояса кольцо с ключами. Оказавшись внутри виллы, Сиди Мохаммед отпер незаметную дверь в пустом, выложенном мрамором коридоре.

Джованни считал ступени — их оказалось тридцать шесть. Внизу была еще одна дверь, а за ней — крохотная, каменная каморка.

— Вы останетесь здесь, — велел Сиди Мохаммед, освещая ее факелом.

— Мы с вашей приемной дочерью любим, друг друга, — упрямо отозвался Джованни. "Ваше величество, как можно наказывать за любовь? Поймите… — он поднял глаза и столкнулся с ненавидящим, темным взглядом.

— Вы хороший инженер, — медленно, сдерживаясь, произнес султан. "Я бы мог лишить жизни вашего воспитанника, но это низко — ребенок, ни в чем не виноват. Поэтому завтра к вам придут мои врачи, — у меня они лучшие в Африке, — и сделают вам небольшую операцию. Будет больно, но пытки и смерть — больнее. Когда вы оправитесь, вы доделаете свое дело, и уедете отсюда — навсегда. Все, — он взял факел, и Джованни гневно сказал: "Вы не имеете права…"

— Это моя страна, — коротко отозвался Сиди Мохаммед, — у меня есть право на все. Я бы мог продать вас и вашего сына, я бы мог отрубить вам голову, и ему тоже. Я просто хочу быть уверен в том, что вы никогда больше не соблазните невинную девушку. Монах, — презрительно добавил султан.

— Такой же лицемер, как все остальные франки. Мы скажем, что ты заболел, гостя у меня в резиденции, и я велел за тобой ухаживать. Недели через две ты уже встанешь на ноги. Я не желаю тебя больше видеть, запомни это.

Султан захлопнул за собой дверь. Джованни услышал звук поворачивающегося в замке ключа.

Изабелла лежала, свернувшись в клубочек, подтянув колени к животу, уткнувшись лицом в мокрую от слез, шелковую подушку. Гато запрыгнул на ложе и потерся головой об ее ладонь. "Предатель, — сказала девушка, — ты зачем на берег побежал, спал бы себе спокойно".

Кот заурчал и устроился рядом, поерзав, привалившись к ее боку.

— Надо пойти к папе, — решила Изабелла. "Утром, сразу же. Он, конечно, очень рассердился, я его никогда таким не видела. Но ведь Джованни может остаться здесь, и Пьетро тоже. Даже Констанцу можно сюда привезти. Будем жить все вместе".

Изабелла вздохнула и вытерла мокрые щеки. Над морем висела низкая половинка луны. "Папа мне солгал, — горько сказала девушка, поднимаясь, морщась от легкой боли. "Солгал о том, что капитана Стефано убили".

Она прошла в умывальную. Ополоснув лицо водой, в которой плавали лепестки роз, женщина замерла.

— Так это и случается, — Изабелла взяла шелковое полотенце и повертела его в руках, — между мужем и женой. Мы теперь муж и жена, — она почувствовала, что краснеет. "Но я, же ничего не поняла. Сначала было неприятно, немного, а потом — очень хорошо. Только все равно — откуда берутся дети? — она вспомнила беременных женщин, которых видела в Италии. Скинув накидку, Изабелла оглядела свой плоский, белеющий в лунном свете живот.

— Непонятно, — хмыкнула женщина. "Мне даже анатомию не разрешили учить, во Флоренции. Сказали, что женщинам-художницам она все равно ни к чему, мне же нельзя было рисовать обнаженную натуру, только статуи". Девушка вздохнула и вытерла испачканные кровью бедра. "Опять, что ли, начались, — подумала она. Между ног саднило. Она, вернувшись на ложе, прижав к себе сердито мурлыкавшего Гато, пощекотала его между ушей.

— Я на тебя не в обиде, — сказала Изабелла, положив острый подбородок на его мягкую шерсть. "Завтра пойду к папе, — она положила руку на свой простой крестик: "Господи, упокой брата моего. Дай ты мне сил, пожалуйста — чтобы все у меня получилось. Там же дети, Пьетро, Констанца — нельзя их сиротами оставлять".