— В порт! В порт! — раздалось вокруг. Мирьям, выскользнув из церкви, покатившись по ледяной дорожке, огляделась — люди валили из высоких дверей, трещали факелы, а из гавани уже раздавались крики.

Она прикусила губу. Надвинув пониже меховую шапочку, нырнув в темный проулок, девушка побежала проходными дворами к гавани.

"Дартмут" покачивался на легкой волне. Капитан Стивен Кроу обернулся к первому помощнику: "Вот что, мистер Уитмор, сегодня ночью сюда придут шлюпки, со стороны моря. Сами понимаете, — он рассмеялся, — надо будет быстро и тихо все разгрузить. Они же и привезут товары. Все сделаем, и завтра на рассвете поднимем якоря".

— Очень хорошо, — пробурчал Уитмор, — и так, — слишком долго тут проторчали, капитан. Мужчина внезапно склонил голову: "Слышите? Колокол бьет. Опять что ли, они на свой митинг собрались? Лучше бы работали".

— Нас-то это не касается, — зевнул капитан Кроу и насторожился — внизу, у борта корабля, в пелене мокрого снега, появились какие-то тени.

Он услышал треск обшивки. Вынув пистолет, перегнувшись через борт, Стивен крикнул: "Первый, кто ступит на палубу "Дартмута" без моего разрешения, получит пулю в лицо!"

— Капитан — раздался сзади растерянный голос Уитмора. "Индейцы…"

Толпа — с раскрашенными лицами, в головных уборах с орлиными перьями, вооруженная топорами и дубинами, стала забираться по веревкам на корабль. Капитан Кроу, подняв вверх руку, выстрелил.

— Их тут сотня, не меньше, — подумал он. Почувствовав, как в спину ему упирается острие клинка, капитан услышал холодный, совсем еще молодой голос: "Не надо стрелять, капитан, советую вам".

— Я тебе лично голову продырявлю, мерзавец, — сочно пообещал Стивен Кроу, убирая пистолет. "Как только у тебя хватит смелости показать мне свое лицо".

— В трюмы! — пронеслось над толпой индейцев, ступени трапов затрещали. Капитан увидел, как нападающие тащат наверх тюки с чаем.

— В воду! В воду! — потребовала освещенная факелами толпа, что скопилась на берегу. Капитан прищурился — над головами людей реял бьющийся на шесте флаг — полосатый, красно-белый.

Стивен проводил глазами летящие в темные воды гавани тюки: "Два шиллинга за фунт. Девять тысяч фунтов стерлингов убытка. Ничего, они нам заплатят, не будь я Стивен Кроу. С лихвой заплатят, кровью".

Он, было, потянулся за оружием. Тот, же юношеский голос усмехнулся, нажав на клинок: "Еще немного, капитан, мы уже уходим".

— Чай уже не спасти, — капитан сжал зубы. "Это соленая вода, товар безвозвратно испорчен. Ну и мерзавцы".

— Триста сорок два тюка, — весело крикнул кто-то из индейцев. "Все в море, как и положено!"

Толпа на берегу заволновалась, издалека донесся сухой треск мушкетных выстрелов. Юноша, что стоял сзади капитана, велел: "Все в лодки, и быстро!"

— Ну, нет, — подумал Стивен Кроу, — этот — так просто не отделается". Кинжал убрали. Он, мгновенно повернувшись, крикнул: "Эй!"

Высокий, молодой человек, в индейском головном уборе, на мгновение остановился. Усмехнувшись раскрашенным до неузнаваемости лицом, он спросил: "Ну что еще, капитан? Никакого ущерба кораблю мы не причинили. Что вам надо?"

— Я, — ответил Стивен, незаметно вытаскивая пистолет, — не стреляю людям в спину, вот и все.

Ноги скользили на раскачивающейся, мокрой от снега палубе. Капитан еще успел подумать: "Какие светлые у него глаза. Да понятно, что это никакие не индейцы".

Он выстрелил. Юноша, взмахнув руками, закачавшись, отступив на шаг, — полетел через борт в непроницаемую, черную, холодную воду гавани.

— Туда ему и дорога, — сплюнул Уитмор. "Вот же подонки, капитан".

Стивен убрал пистолет, и устало сказал: "Давайте все тут приберем, примем на борт меха с табаком, и, — он обернулся в сторону берега, где толпа уже рассеялась, и в свете факелов были видны алые мундиры солдат, — будем отплывать".

— Я сюда больше не вернусь, — зло пробормотал Уитмор, опускаясь на колени, собирая в горсть растоптанный, склизкий чай. "Сколько денег на ветер, сколько денег…"

— А я, — холодно улыбнулся капитан Кроу, — вернусь. Чтобы показать этой мрази, где их место. Зовите людей, мистер Уитмор, будем мыть палубу.

Слуга неслышно налил в бокал темно-красное бордо. Дэвид Бенджамин-Вулф, откинувшись на спинку кресла, озабоченно сказал: "Мэтью, да у тебя жар, посмотри, как глаза блестят. Говорил же я тебе — не стоит гулять так долго. Все же ты не привык к местным зимам. Тео, — он щелкнул пальцами, — пойди, пусть мистер Брэдли сделает охлаждающее питье, он умеет".

— Да я просто озяб немного, батюшка, — юноша чихнул. Накинув на ноги меховую полость, он стал тасовать карты. "Ничего страшного, голова болит, но перестанет".

Девушка, поклонившись, вышла из гостиной и Дэвид, поглядел ей вслед: "Надо будет, когда вернемся, подобрать ей пару. Посмотрю по записям — у кого из мужчин больше белой крови. Можно, конечно, и самому, — он почувствовал, что улыбается, — но не след, все-таки я ее отец, зачем плодить уродов? И так, — он, на мгновение, закрыл глаза, — ее мать моей сестрой была, единокровной. Просто повезло, что с Тео все в порядке, больше так рисковать не стоит. Будет рожать, лет десять, а потом я ее на плантации отправлю, подальше куда-нибудь".

Он потянулся за пером, и, покусав его, написал столбик цифр. "Да, — он полюбовался итогом, — отличный доход. Никакие деньги лорда Кинтейла с этим не сравнятся".

Тео вернулась с серебряным кувшином, и, налив питье, ласково протянула его юноше: "Вот, мистер Мэтью, вам сразу станет легче".

Юноша поднес бокал к губам и поморщился: "Глотать больно".

— А ну, дай-ка, — отец поднялся и велел: "Рот открой".

Дэвид посмотрел на распухшую шею сына и резко сказал Тео: "Приведи сюда Брэдли!"

Хозяин постоялого двора бросил один взгляд на пылающее жаром лицо юноши: "Я сейчас побегу, доктора Абрахамса позову, мистер Бенджамин-Вулф, а мистер Мэтью пусть ложится".

— Абрахамса? — плантатор поморщился. Сняв с себя халат на соболях, он, нежно, укутал им сына. Зубы Мэтью стучали. Юноша, свернувшись в клубочек, сказал: "Очень холодно".

— Дров в камин подкинь, — приказал Дэвид. Он посмотрел на Брэдли. "А что, других докторов, — плантатор нехорошо усмехнулся, — кроме сынов израилевых, в Бостоне нет?"

— Есть доктор Раш, — неуверенно сказал Брэдли, — однако он хирург, учился в Лондоне, очень дорого берет…

— Ну, вот и приведите его сюда, — велел Дэвид. Наклонившись, он взял сына на руки: "Ничего, ничего, мой милый, сейчас придет врач, и все будет хорошо. Тео, приготовь постель, — велел он, и понес Мэтью в спальню.

Изысканно одетый, с напудренными волосами мужчина разогнулся. Вымыв руки в тазу, он взял шелковую салфетку: "Ничего страшного, мистер Бенджамин-Вулф. Это просто свинка, она сейчас гуляет по Бостону. Ваш сын, видимо, ей не переболел в детстве".

— Нет, Мэтью вообще рос здоровым мальчиком, — Дэвид осторожно коснулся пылающего лба. "Мы ведь живем в деревне, доктор Раш. Негры, конечно, болеют, но своих сыновей я всегда ограждал от них, — он кивнул на Тео, что, сидя рядом с постелью больного, держала его за руку.

— Я болела свинкой, доктор Раш, — тихо сказала девушка. "Четыре года назад. Это ведь значит, что я могу ухаживать за мистером Мэтью, да?"

— Конечно, — врач стал собирать свою сумку.

— Даже если бы и не болела, все равно бы ухаживала, — резко заметил плантатор. "Значит, покой, охлаждающее питье, и Мэтью выздоровеет?"

— Неделя, не больше, — Раш указал глазами на дверь. "На пару слов, мистер Бенджамин-Вулф, если вас не затруднит".