— Понравилась, конечно, — Питер разлил вино, и вдохнул свежий, соленый ветер с залива.

Ставни были распахнуты, и он, взглянув на море, сказал: «Ну, корми меня, а потом — он вдруг улыбнулся, — я обещаю, я на тебе ничего, кроме этой жемчужины, не оставлю».

Рэйчел густо покраснела, и, накладывая в фаянсовую миску креветки, пробормотала:

«Кровать скрипит, надо бы починить перед отъездом».

— Починю, — отозвался муж, принимаясь за еду. «А стол, — он пошатал его рукой, — не скрипит, любовь моя. Так что, — он ласково посмотрел на нее, — иди-ка сюда». Рэйчел села к нему на колени, и, отпив вина, задумчиво сказала: «Я самая счастливая женщина во всей Англии».

— Я, — Питер стал кормить ее креветками, — сделаю все, чтобы ты такой и оставалась, любовь моя.

Летнее, яркое солнце заливало верфь, и Николас Смолл, прищурившись, глядя на корабль, стоящий на стапелях, снял холщовый фартук и повернулся к Уильяму: «Ну, волнуешься?».

Юноша покраснел, и, встряхнув головой, ответил: «Ты же ее делал, дорогой племянник, так что нет — не волнуюсь».

— Я все на совесть делаю, — заметил Николас, и, повернувшись, помахал рукой жене, что стояла у ворот. «Папа! Папа!», — закричал Грегори, и Марта, отпустив его, взяв удобнее дремлющего Томаса, сказала старшему сыну: «Ну, беги!»

Она подняла голову и рассмеялась — в темно-голубом, прозрачном, высоком небе парила стая чаек. «Все хорошо», — шепнула Марта, целуя малыша в русую голову. «Вон — десять месяцев ему, а уже крепко на ногах стоит, Грегори тоже — в его возрасте пошел».

Грегори взял отца за большую руку и серьезно сказал: «Я тоже буду строить, как ты».

Николас рассмеялся и подхватил мальчика на руки: «А как же! Года через два, как шесть тебе будет — придешь сюда».

— Так, — он повернулся к Уильяму, — на юте все готово, там твой капитан будет, мистер Эндрюс, он там уже, адмирал, — он крестит, ну и все мужчины. А для женщин мы галерею построили, на берегу прямо, вон, там балдахин шелковый, так что и в тени будут, и все увидят.

Уильям взглянул на синюю воду Темзы и спросил: «А что это лодок так много?»

— А, — рассмеялся Николас, — ты же не крестил никогда еще. Ну, посмотришь. Пошли, — мужчина подтолкнул юношу, — вон, капитан нам рукой машет. Марта тут всех встретит, не волнуйся. А потом — у нас сядем, погода хорошая, так что в саду можно, всем места хватит.

— Да, — мечтательно сказал Уильям, идя вслед за мастером к стапелям, — там у вас сейчас красиво, цветет все.

— У нас всегда все цветет, — усмехнулся Николас, помогая сыну подняться по трапу на корабль.

Кареты остановились у ворот верфи и Мирьям, выглянув из окна, ахнула: «Тетя, как тут чисто! И смотрите, даже дорожку ковровую положили!»

— А как же, — отозвалась Марфа, глядя в окно. «Да впрочем, тут всегда чисто, у нас по-другому не бывает. Ты же вчера была там, у Марты, очаг разожгла?»

— А как же, — Мирьям оправила свое платье бронзового шелка. «Мы с ней вчера весь день готовили, и посуду новую я привезла. Хлеба напекла столько, что еще на неделю хватит. Мы с Хосе сейчас поздороваемся с ней и туда пойдем, будем вас всех ждать.

Рэйчел, что сидела в углу кареты, вдруг покраснела, и Мирьям, наклонившись к ней, шепнула: «А твое письмо я дону Исааку и донье Хане передам. Не надо бояться, они не рассердятся, они только рады будут! И приезжайте к нам в Амстердам, обязательно!»

Марфа окинула взглядом невестку — та была в шелковом, голубовато-зеленого цвета платье, отделанном брюссельскими кружевами, на белой шее переливалась большая, оправленная в золото жемчужина, и ласково сказала: «Сияешь вся».

— Матушка, — Рэйчел зарделась, и Тео, что лежала на бархатном сиденье, сонно подняла голову. «Приехали уже?», — поинтересовалась девочка, подбираясь ближе к Рэйчел.

— Да, милая, — та поцеловала ее в затылок и пригладила белокурые волосы. «Смотри, твоя тетя Марта к нам идет».

— Корабль! — восторженно проговорила Тео. «Мой папа тоже на корабле, он скоро приедет!»

— А как же, — отозвалась Марфа, и, приняв руку мужа, спустилась на расстеленный у входа персидский ковер.

В соседней карете Полли строго сказала мальчикам: «А ну встаньте!». Она оглядела сына и брата, и, пробормотала: «Ну, вроде все хорошо».

— Я бы мог и на лошади поехать, — недовольно сказал Александр. «Я уже большой».

Полли вздохнула, качнув бархатным, с пучком темно-красных перьев, беретом: «То ведь не наши лошади, а наемные, милый мой, с пристани. Ты пока не взрослый — с ними управляться».

— Ну, бегите, милые, — велела им Мияко-сан, — вон, мужчины все спешились уже.

Анита посмотрела на отца, что стоял рядом с адмиралом, и тяжело вздохнула: «И почему мне нельзя на корабль, там все со шпагами будут, и Уильям тоже».

— Мне кажется, — лукаво заметила Полли, помогая мачехе выйти из кареты, — одной знакомой мне девочке надо выбрать — кто ей нравится больше — тот друг, что живет в Париже, или тот друг, что уезжает в Индию?

— Не знаю, — тяжело вздохнула Анита и тут же подпрыгнула: «Ой, какие все дамы красивые!

Мне очень нравится тетя Рэйчел, сестричка, ведь это как в сказке — дядя Питер спас ее от пиратов! А у них скоро будет ребеночек?»

— Дочка! — Мияко покраснела, и оглянулась.

— Да никто не слышал, Мияко-сан, — успокоила ее Полли. «А ребеночек, — она наклонилась и поцеловала сестру, — это уже как Господь даст».

— А ты не жалеешь, что Цезаря дяде Питеру оставляешь? — спросил Пьетро у Александра, когда они шли вслед за мужчинами к кораблю.

Мальчик вздохнул: «Ну, в школу же его нельзя брать, а мама к нам в усадьбу только осенью собирается. Он бы и у вас мог жить, но дедушка не охотится, а Цезарь — все-таки охотничья собака. Адмирал мне обещал, что они каждый день будут с ним ходить гулять. А как от него щенки будут, — я вам отдам одного, обязательно!».

— Спасибо, — Пьетро замедлил шаг и вдруг сказал: «Жалко, что теперь год не увидимся, с тобой так интересно!»

— С тобой тоже, — отозвался Александр, улыбаясь. «Но ничего, я на каникулы буду приезжать, а потом, — он рассмеялся, — скоро моя кузина Энни вернется, с ней тоже очень интересно, она ничуть не задается».

— Не то, что некоторые, — Пьетро поправил шпагу, и, нагнав отца, взял его за руку. Джованни протянул вторую, и, дождавшись, пока в нее ляжет ладонь Александра, улыбнулся: «А вот и наш дорогой Уильям, первый помощник, уже на палубе».

Питер отвел Хосе в сторону и сказал: «В общем, как положено, я вам буду посылать отчеты по прибылям, каждые полгода. И не волнуйся, твой дядя Эфраим у меня сам деньги размещает, он же только торговлей занимается, а я тут решил, — Питер внезапно усмехнулся, — банк открывать, такой же, как у вас, в Амстердаме».

— Спасибо, — мужчина пожал ему руку. «Сам понимаешь, не хотелось все это золото и драгоценности везти морем, да и вообще, — он вздохнул, — у нас, конечно, перемирие, но мало ли что. Тут все-таки спокойней».

— Теперь смотри, — Питер оглянулся на Мирьям, что говорила с Мартой, и понизил голос:

«Доля твоей жены перейдет к ней только после того, как у вас родится первый ребенок. Сам понимаешь, таковы условия завещания, я их обойти не могу, — Питер пожал плечами.

Хосе сердито ответил:

— Это совершенно неважно, дорогой кузен. Ничего страшного, на жизнь я уж как-нибудь нам заработаю, да и вообще…, - он вдруг рассмеялся и подтолкнул Питера: «А вот тебе надо думать о наследниках, зря ты что ли, таким делом ворочаешь — от Нового Света до Молуккских островов? Я тут осматривал на той неделе кое-кого из Виргинской компании, там ерунда, несварение желудка, — так он мне сказал, что вы какое — то предприятие затеваете, совместное?»

— Есть такие планы, — загадочно улыбнулся Питер. «А насчет наследника, — жалко, что тебе нельзя спорить, а то бы я поспорил».

Хосе расхохотался. «Мирьям мне говорила, что ты в детстве никогда не спорил».

— Я и в Новый Свет раньше не ездил, — Питер ухмыльнулся и Мирьям, подойдя к ним, строго сказала: «Нам пора, надо стол еще накрывать».