— Ибо вы сами знаете, как должны вы подражать нам; ибо мы не бесчинствовали у вас, — проникновенно сказал священник, — ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас. Не потому, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам. Ибо когда мы были у вас, то завещали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь.
— Поэтому, братья и сестры, — Майкл возвысил голос, — не суетными развлечениями надо заполнять свой досуг, а лишь только чтением Писания и работой на благо нашего поселения, дабы оно процветало и росло, во веки веков, аминь. Идите же, и трудитесь, братья и сестры, и, да пребудет с вами Господь, — Майкл перекрестил толпу и люди, переговариваясь, двинулись из ворот за ограду поселения.
Полли украдкой посмотрела на белоснежные, холеные руки кузена, и, вскинув на плечо заступ, весело сказала женщинам: «Пойдемте, займемся сорняками!»
На кухне дома его преподобия жарко горел очаг. Полли прислонила заступ к бревенчатой стене, и, скинув простые, потрепанные кожаные туфли, заглянула внутрь.
Мэри поднялась, придерживая большой живот, и женщина, как всегда, горько подумала:
«Господи, и в чем душа только держится, бедная девочка».
— Сядь, ради бога, — сказала она, заходя в одних чулках внутрь, засучивая рукава платья.
«Шьешь, вот и шей, и не вскакивай. Энни где?»
— Уроки делает, — вздохнула Мэри. «Он ей дал три главы из Евангелия от Матфея переписать, сказал, если будет хоть одна помарка, то…, - женщина не закончила, и, наклонив укрытую чепцом голову над простыней, — стерла слезу.
Полли стала разбирать белье. «Если бы ты мне прошлым летом все это рассказала, — заметила она, наливая в деревянное корыто горячую воду, — Николас бы нас всех отсюда забрал, ничего, побыли бы на корабле».
— Как вы приехали, я носила уже, — еле слышно сказала Мэри. «Куда бы я поехала, Полли, куда?».
Женщина поставила в корыто ребристую доску, и, взяв грубое, серое мыло, стала тереть об нее рубашки. «Да хоть куда, — сказала Полли, не оборачиваясь, — или ты думала, матушка тебе ответит на ту почту, которую она и не получала? Он твои письма еще в Тромсе выбросил, дорогая моя, так что ты и Энни оставите этого мерзавца тут, и отправитесь с нами в Плимут».
— Но дитя, Полли, — слабо запротестовала сестра.
— Вырастим, — кратко сказала женщина. «А его преподобию не сегодня-завтра индейцы голову разобьют, вождь Вахунсонакок не любит, когда мы в его дела вмешиваемся, сама знаешь.
Твой муж и так уже — некрещеным индейцам запретил даже заходить в поселение, ну да, впрочем, ты сама знаешь, он тебе ребро сломал за то, что ты их женщин домой пригласила.
Так что твоему мужу недолго жить осталось, если он и дальше собирается так себя вести».
Мэри вздрогнула, и, воткнув грубую иглу в простыню, вздохнула: «Грех так даже говорить, Полли, но я ему смерти желаю, — каждый день. Он ведь меня в первый раз избил еще тогда, на корабле, как мы в Исландию плыли, — я с капитаном разговорилась, о парусах, о ветрах тамошних, — я же в этом разбираюсь, мне интересно было. Да и капитану тому уже седьмой десяток шел, — Мэри слабо улыбнулась. «Ну, Майклу показалось, что я с ним блудить хотела, — женщина жарко покраснела.
— У его преподобия все время блуд на уме, — сочно заметила Полли, выжимая рубашки, — а в постели он только одно и делает, как ты мне рассказывала.
— Полли! — ужаснулась сестра.
— Я, дорогая моя, — женщина, выйдя на крыльцо, выплеснула грязную воду в канаву, и налила свежей из котла, — не фрейлиной была, а с любовницами кардиналов сплетничала. А они, знаешь, за словом в карман не лезут. И Энни, — Полли стала полоскать рубашки, — думаешь, Роберт покойный порадовался бы, узнав, что ты, мать, этому подонку его дочку бить разрешаешь?
Мэри всхлипнула и тихо ответила: «Он все время угрожает Энни рассказать, что со мной было там, на Москве, ну, ты знаешь…»
— Энни одиннадцать лет скоро, — заметила Полли, принимаясь за скатерть и салфетки, — она взрослая девочка, умная, поговори с ней, и все. Она поймет. Уедете с нами, и все, нечего тут даже думать, — заключила женщина и стала яростно колотить тканью о доску.
— Майкл! — Мэри отложила простыни и поднявшись, склонила голову.
Он стоял на пороге, прислонившись к косяку, оглядывая кухню.
— Здравствуйте, кузина Полли, — вежливо сказал священник, — спасибо за то, что помогаете Мэри, в ее положении.
— Мы сестры, — пожала плечами женщина и стала встряхивать выстиранные рубашки.
— А как наше дитя сегодня? — ласково спросил Майкл, кладя руку на живот жены. «Хорошо себя ведет?»
— Очень, — Мэри робко улыбнулась. «Ты прости, что мы тут стираем, мы уберем сейчас, — сказала она.
— Ну что ты, — Майкл нежно привлек жену к себе и поцеловал в лоб. «Не буду вам мешать, я в кабинете поработаю».
Полли закатила глаза и скорчила гримасу, глядя вслед его прямой спине.
Майкл закрыл дверь на засов, и, перекрестившись в сторону большого распятия, встав на колени — поддел кинжалом половицу. Достав конверт, он вынул письмо отца, и, посмотрев на четкие, чуть выцветшие строки, сказал: «Ну, только появись тут, дорогой братец Ник».
Александр затянул узел на канате и грустно сказал: «Жалко, что вы уходите на север, капитан Смит. Теперь и на шлюпке не поплавать».
— Твой дядя скоро вернется, — рассмеялся Джон Смит, — невысокий, легкий, с пристальными, зоркими голубыми глазами. «Так что будешь у него до Плимута юнгой.
— А на севере, — Смит вздохнул и, подойдя к борту своего «Открытия», посмотрел на Джеймстаун, — нам нужны новые гавани, дорогой мой граф Ноттингем. Джованни ди Вераццано описал побережье, но неточно, к тому, же я хочу подняться вверх по рекам.
Смит посмотрел на гавань — коричневая, медленная речная вода смешивалась с прозрачными океанскими волнами и добавил: «К тому же, сюда идет капитан Ньюпорт, с товарами из Англии, недели через две должен уже пришвартоваться. Так что сможешь и с ним позаниматься, пока вы собираетесь».
Александр распрямился и озорно спросил: «А вы ведь на закате отплываете, капитан Смит?»
— Ну да, — голубые глаза капитана грустно взглянули в сторону лесов на высоком откосе речного берега.
— У меня могут быть кое-какие хорошие новости, — небрежно заметил Александр, касаясь мешочка, что висел у него на шее.
— А ну давай, — потребовал капитан, широко улыбаясь.
Александр протянул записку и рассмеялся: «Мы с мисс Покахонтас занимаемся — я ее учу английскому, а она меня — своему языку, и еще из лука стрелять».
— Я очень, очень тебе благодарен, — нежно сказал Смит, не отрываясь от бумаги. Он свернул записку и горько подумал: «Все равно, не суждено нам быть вместе. Она никогда не крестится, а я не уйду к индейцам. Ну ладно, — мужчина посмотрел на ребенка и, рассмеявшись, сказал: «Сейчас напишу ответ».
Он высадил Александра на деревянной пристани, и, обернувшись в шлюпке, увидел, как мальчик машет ему рукой: «Попутного вам ветра, капитан! Уже и не увидимся, наверное».
— И вам тоже! — крикнул в ответ Смит, и, посмотрев на «Открытие», подумал: «А кто его знает, какие там, на севере индейцы. Наши племена тоже — вроде мирные, землю обрабатывают, а, как в плен меня захватили, там, в горах — вряд бы я спасся, если бы не Покахонтас. Девочка моя, — он на мгновение бросил весла, — ну что же нам делать, а?».
Александр в последний раз посмотрел на удаляющуюся шлюпку, и, подхватив какой-то узелок, быстрым шагом направился к ограде поселения.
— Так, — сказал он, увидев Энни, что стояла, почесывая одной босой ногой другую, — я тебе все принес. Хоть ты меня на три года старше, — Александр окинул кузину оценивающим взглядом, — но ты такая хилая, что все придется впору. Тем более я высокий.
— Я не хилая, — обиженно заметила девочка, принимая узелок. «А если заметят?»
— А кто заметит? — ухмыльнулся Александр. «Отчим твой на совете, а потом они обедать сядут, я сам вчера мистеру Блаунту помогал оленей разделывать. А твоя мама приданое для ребенка шьет, и моя мама с ней, — так что не бойся. А платье и чепец тут оставим, под камнями, потом заберешь.
