— Хотелось, конечно, — Марфа посмотрела на огонь. «Так хотелось, что, когда я увидела во Флоренции человека одного, и он понравился мне, — очень понравился, — то я сама ему все и предложила.

Мирьям ахнула и женщина усмехнулась. «А ты думала? Он мне отказал, правда, — Марфа помедлила, — я потом в Женеве с детьми была, и все ждала. Ну, может, приедет он, может, передумает? Виллема встретила, к мужу своему первому вернулась, а потом весть пришла, что казнили того человека. А вот Тео приехала, и сказала, что он жив был все это время».

— И сейчас жив? — Мирьям смотрела на женщину широко распахнутыми глазами.

— Мученическую смерть принял, — коротко, горько ответила Марфа. «За Тео, за мужа ее, за детей их — хоть и не знал их вовсе. Упокой Господь душу праведника. Ты вот что, — она глубоко затянулась, и выдохнула дым-, адмирал сегодня там, в Дептфорде, на верфях, он у миссис Смолл, — Марфа рассмеялась, — переночует.

— Так что завтра с утра, — Марфа посмотрела на племянницу, — встанем рано и будем купаться.

Долго. Заодно и расскажу тебе кое-что, так, разное.

Мирьям взглянула на красивую, лукавую улыбку женщины и тоже улыбнулась — легко, свободно.

Когда племянница ушла спать, Марфа открыла потайной кабинет, и, взяв чистый лист бумаги, разделила его на две колонки. Набросав два имени — справа и слева, она долго смотрела на них, а потом, вздохнув, стала писать — мелким, изящным почерком.

Джон спешился, и, кинув поводья слуге, помог Мирьям выйти из кареты. «Ты же никогда тут не была, да, — рассмеялся он, увидев глаза девушки.

— Очень большой, — благоговейно сказала Мирьям, глядя на серые башни. Замок стоял на холме, внизу, вдалеке виднелась серебристая лента Темзы, вокруг простирались веселые, рыжие перелески, и по дальней дороге, — Мирьям прищурилась, — ехала крестьянская повозка. Дул теплый, ласковый ветер с запада, равнина купалась в закатном, ярком солнце, и она, искоса посмотрев на Джона, вдруг почувствовала, что краснеет.

— Очень холодный, — Джон повел ее вверх, по огромной лестнице. «Он в семье уже триста лет, и ни одному Экзетеру так и не удалось его, как следует протопить. Я тоже не надеюсь. Но, — мужчина поднял бровь, — камины горят со вчерашнего вечера, да и осень мягкая, так что не замерзнем.

Ужин был уже накрыт, и Джон, проведя ее в маленькую, изящную, увешанную шпалерами столовую, извинился: «Я решил не открывать большой зал, нас только двое, а он строился в расчете на толпу голодных вассалов, которым сюзерен будет бросать кости с возвышения».

Мирьям расхохоталась и села в заботливо отодвинутое кресло.

— Ты же с моей кухни ничего не стала бы есть, — Джон улыбнулся, — так вот это, — он указал на стол, — все прямиком из порта, там у вас, оказывается, есть одно местечко, если как следует попросить, то навынос готовят. Посуда вся новая, конечно.

Девушка повертела изящную серебряную вилку и тихо спросила: «Зачем?»

— Затем, — Джон налил себе вина, а ей — виски, — что у меня тут полсотни человек прислуги, пусть, наконец, займутся делом. Мы их, разумеется, не увидим, хорошего слугу видно только тогда, когда этого хочет хозяин.

Он выпил и задумчиво сказал: «Не знаю, кем мне заменить дядю Мэтью, новый человек так быстро не доберется до винных подвалов короля Генриха».

Мирьям попробовала виски и удивленно сказала: «Вкусное!»

— А! — рассмеялся Джон. «Король Яков недаром столько времени сидел в Шотландии, он плохого не посоветует»

— Ты советовался с Его Величеством о том, каким виски меня поить? — потрясенно спросила Мирьям.

— Ну, разумеется, — Джон принялся за рыбу, — если уж я приглашаю гостей, то хочу, чтобы им у меня понравилось, и они бы потом вернулись, — он посмотрел на девушку и добавил: «Так что я постараюсь сделать так, чтобы тебе тут было хорошо».

— Я очень тебе благодарна, — вдруг сказала Мирьям, глядя в его светло-голубые, ласковые глаза.

Джон помолчал и ответил: «Если уж кому-то быть благодарным, то это мне».

Она вдруг покраснела, и, отложив вилку, протянув руку, погладила его пальцы.

— Тут очень красивый вид, — сказала Мирьям, стоя у огромного окна, что выходило на излучину Темзы. Джон взял у нее из рук серебряный бокал с виски, и, отпив, тихо ответил:

— Если следующим летом мне удастся освободить, хотя бы месяц, я тебя повезу в еще одно наше имение. Это севернее, в Озерном краю, там совсем простой дом, охотничий, на мили вокруг никого нет. Будем ловить рыбу в ручье, и жарить ее над очагом, — он улыбнулся.

Мирьям поставила бокал на каменный, широкий подоконник и неслышно проговорила: «Я совсем ничего не знаю, Джон. Ну, кроме… — она не закончила.

— Я здесь для того, чтобы ты все это забыла, и узнала, что бывает иначе, — он вдруг смешливо подумал, глядя на ее нежную, белую, чуть приоткрытую пышным кружевным воротником шею: «Она же выше меня. Ненамного, правда. Ну и хорошо, — Джон бережно взял ее за руку и спросил: «Что бы ты хотела сейчас?».

— Чтобы ты мне рассказал, — она повернулась к нему. «Как это будет. Пожалуйста».

Джон приложил палец к ее губам и улыбнулся: «Нет. Ты мне расскажи, как это будет».

Мирьям покраснела и вдруг, потянувшись, приложилась губами к его щеке — быстро, мимолетно. «Вот, — сказала девушка, — вот так, лорд Джон».

Он вдохнул запах фиалок и улыбнулся: «Если уж ты хочешь соблюдать формальности, то:

«Ваша Светлость», дорогая моя»

— А чего хочет ваша светлость? — глаза Мирьям — карие, огромные, — были совсем рядом.

— Устанешь слушать, — Джон склонился над ее рукой и медленно, очень медленно провел губами по ладони, по каждому пальцу, по нежному, тонкому запястью.

— Еще, — требовательно сказала девушка. «Еще так!».

— Конечно, — Джон все не отрывался от ее руки. «Ты только помни — я здесь для тебя».

Высокий, серебряный подсвечник горел у огромной, резной, с балдахином кровати. Джон вдруг подумал: «Господи, я никогда, ни у кого не видел такого тела. Она вся — как будто из жемчуга сделана».

Каштановые волосы разметались по ее спине, и Мирьям, откинувшись назад, шепнула: «Я и не думала, что так бывает, что так может быть. Еще! Пожалуйста!»

— Сколько угодно, — она усадил девушку поудобнее и вернулся к своему занятию. «Как сладко, — он чуть не застонал вслух. «Слаще всего на свете».

Она закричала, — низким, почти звериным голосом, и, опустив голову на его плечо, тяжело дыша, сказала: «Вот теперь, да»

— Уверена? — светло-голубые глаза нежно взглянули на нее.

Мирьям кивнула и ахнула, — он мгновенно оказался сверху, и девушка, раскинув руки, скомкав шелковые простыни под ними, спросила: «Что ты делаешь?»

— Ласкаю тебя, что, — усмехнулся Джон. «Пора бы и привыкнуть, дорогая моя, я этим, уже который час занимаюсь».

— Так хорошо, — она оперлась на локти и широко развела ноги. «Да, да, вот так, пожалуйста, еще!»

Мирьям поймала его руку, и, поцеловав влажные пальцы, потребовала: «Не останавливайся»

— Не собираюсь, — он поцеловал стройную шею, острые ключицы, маленькую, белую грудь и только велел себе потерпеть еще, как Мирьям, приподнявшись, велела: «Дай мне, я тоже хочу».

— Ну, так возьми, — Джон направил ее руку. «Возьми, потрогай, тут все для тебя уже готово, и даже более того».

Мирьям рассмеялась: «И точно, более того. Иди сюда, — девушка притянула его к себе, и Джон, закрыв глаза, чувствуя ее губы, опустив пальцы в мягкие локоны, — подчинился.

— Пожалуйста, — попросила она потом, оторвавшись от его тела. «Я так хочу тебя, пожалуйста».

Это было совсем по-другому — подумала Мирьям, — ощущая его тело, отдаваясь ему — с радостью, с удовольствием, обнимая его, прижимая к себе. Она закричала — громко, и потом, с наслаждением услышав его стон, шепнула: «Я сейчас буду кричать, пока не охрипну».

— Сколько угодно, — ответил Джон сквозь зубы. Она была вся мягкая и огненная, обжигающая руки, высокая, — выше его, — и она была вся — в его власти. «Господи, — подумал Джон, — за что мне такое счастье?». Он приник к ее уху и тихо, задыхаясь, сказал: «Вот сейчас». Алые губы приоткрылись, и девушка, скользнув вниз, сказала: «Я вся твоя».