— А что Мирьям придумала — то она молодец, конечно, своих родителей дочь. Ну, да я сама так сделать хотела, еще тогда, во Флоренции, — Марфа на мгновение закрыла глаза, вспомнив солнечный, сосновый лес, и его темные глаза — совсем рядом. «Господи, какой он красавец был, — вздохнула женщина, и, еще раз перекрестившись, пошла домой.

— Что это? — потрясенно спросил Волк, глядя на поднимающийся по обе стороны реки город.

Молодежь сидела тихо, и только маленький Стивен, вертя головой, вдруг сказал: «Мост!

Дома! Красиво!».

Тео рассмеялась и поцеловала сына в щеку: «Это Лондон, милые мои».

— Лондон! — повторил Стивен и захлопал в ладоши. «Лондон!».

Все рассмеялись и Волк сердито заметил: «Ну, знаете, я вот в Киото был, а туда даже адмирал не добирался».

— Вот и приехали, — Виллем взглянул на пристань, и потрепал сына по голове: «Ты беги вперед, а то, наверное, по матушке соскучился».

Дэниел подсел поближе к матери и тихо спросил: «А правду мне Уильям говорил, что миссис Марта строгая?».

Тео улыбнулась, и, посмотрев на шпили церквей, на черепичные крыши, на полуденную толчею, вдруг сказала: «Господи, я ведь отсюда на Москву четырнадцати лет от роду уехала — и не ожидала уже, что вернусь. А бабушка твоя, милый, — ну да, строгая, — вспомнив что-то, женщина рассмеялась, — но добрая очень».

— А мы с тобой, — Виллем обернулся к Николасу, — завтра в Дептфорд поедем, заодно и домик вам присмотрим. Юноша, что сидел на корме, держа в своих ладонях маленькую руку Марты, шепнул ей: «Я уж и дождаться не могу».

— Да я тоже, — девушка прижалась головой к его плечу и, улыбаясь, следя за чайками, что вились в осеннем небе, проговорила: «Мама тут, не оставляет меня, смотри. Матушка говорила, что через три недели повенчаться можно».

— Ну, — рассудительно заметил Никита, — как раз и получится — пока домик выберем, пока с работой устроится, пока платье тебе сошьют..

— Да я бы и так, — вздохнула Марта, оглядывая свое изящное, скромное платье коричневого бархата, — зря, что ли, как стояли в Бордо, с матушкой по лавкам ходили?

— Нет уж, — вмешался Дэниел, — надо кружево, сестренка, вон, Уильям и так смеется, что уже во второй раз шлейф нести будет.

— А ты сразу после свадьбы в Плимут? — взглянула на него Марта серьезными, темными глазами. «Жалко расставаться-то, братик».

— Ну, вон адмирал сказал же, — он еще из Бордо туда написал, меня капитан Кристофер Ньюпорт на «Золотом Драконе» ждет, они в начале октября отплывают. Буду пока помощником штурмана, раз у меня с навигацией так хорошо, а там посмотрим, — Дэниел вздохнул.

— Главное, что там уж, в Карибском море, хоть узнаю что-то про него, — юноша помрачнел, — хотя бы, — где он сейчас. А если я с ним встречусь, — то он мне скажет про Беллу, уж в этом не сомневайтесь.

— Ну, все, — адмирал вышел на пристань, и проводив глазами припустившего к усадьбе Кроу сына, обернулся, — пойдемте. Тут рядом.

— Ногами, — потребовал Стивен. Тео оправила на сыне бархатное платьице, и, спустив его на землю, вздохнула: «Ну ладно».

— Дай-ка, — вдруг сказал Волк, и протянул мальчику руку. «С папой хочешь?» — спросил он.

Стивен поднял зеленые, с золотистыми искорками глаза и серьезно ответил: «Конечно!».

Тео отстала и, взяв отчима под руку, тихо проговорила: «Что-то волнуюсь я».

— Да все хорошо, — мягко сказал адмирал и поцеловал ее в лоб. «У тебя теперь еще со свадьбой хлопот много будет, да и книжных лавок в Лондоне прибавилось, — он подмигнул женщине.

— В театр хочу! — страстно сказала Тео. «В Японии даймё часто актеров приглашал, мне так нравилось».

— Ну вот, твой дядя Мэтью из Парижа приедет, и сходите с ним на южный берег, он у нас тоже большой любитель актеров, — Виллем рассмеялся.

Уильям издалека увидел знакомую, стройную спину, и припустил еще быстрее, нагнав мать уже в воротах усадьбы. «Матушка! — закричал он и влетел в пахнущие жасмином, мягкие, ласковые руки.

— Вернулись, сыночек, — шепнула Марфа. «Господи, спасибо тебе! Ну и вырос же ты, — рассмеялась она, целуя Уильяма. «Папа там еще? — она указала в сторону Темзы.

— Да, сейчас придет, — мальчик счастливо, блаженно рассмеялся. «Я так скучал, скучал по тебе, матушка, милая, — шепнул он ей на ухо. «А кимоно мы тебе купили, и жемчуг тоже, красивый очень, и еще папа картины тебе в подарок везет, он их в Нагасаки выбирал…., — торопился Уильям, а Марфа, еле сдержав улыбку, подумала: «Ну, понятно, что там за картины, Виллем, сейчас, наверняка, появится, и скажет: «Собирайся в усадьбу, дорогая моя».

— А что в мешочке? — заинтересовался сын.

— За сладостями ходила, — Марфа поцеловала бронзовый затылок.

— Хочу, — детская рука потянулась к бархату.

— После обеда, — строго сказала мать. «Мы-то с братом твоим уж поели, но вам с папой еще фазан остался холодный, а на ужин будут устрицы с беконом, я с утра на Биллинсгейте была. Ну, беги, с Питером поздоровайся, он в кабинете у себя».

— Мы ему амулет привезли, на удачу, в торговле, — гордо сказал Уильям, — он такое любит.

Мама, — он вдруг замялся, — там папа..

— Что? — спокойно спросила Марфа.

— Сама увидишь, — пробормотал мальчик и скрылся за тяжелой, дубовой дверью.

Марфа вздохнула, и, бросив взгляд на противоположную сторону улицы, где высокий, красивый белокурый мужчина, — в хорошо скроенном камзоле темно-синего бархата, — держа на руках ребенка, — тоже светловолосого, показывал ему шпиль церкви, — стала ждать.

«Ну что там могло случиться, — подумала она. «Ну, ранен. Ничего страшного, хотя я ему говорила, и много раз — у тебя семья, не ввязывайся во всякие стычки между туземцами, хватит и одного шрама на виске».

— Это она, — тихо сказал Дэниел Марте и Никите. Они стояли на углу Бишопсгейта, наискосок от ворот усадьбы.

— Господи, какая красавица, — вдруг проговорила Марта. «И маленькая, какая, теперь понятно, почему мама такая высокая — в князя. Посмотрите, словно птичка».

— Ты у меня тоже, как птичка, — наклонившись, шепнул ей Николас и Марта, пожав его крепкие пальцы, подумала: «Скорей бы уж, Господи».

— Вот тут венчаться и будем, — указала она на шпиль Святой Елены, — как раз рядом, удобно.

— И почему только три недели ждать надо, — пробурчал Николас и Дэниел, рассмеявшись, вдруг замолчал.

— Идут, — шепнул он.

Марфа издалека увидела Виллема, — он вел под руку какую-то женщину — высокую, почти ему вровень, стройную, смуглую, в красивом платье аметистового шелка, отделанном кружевами.

— Вот оно как, значит, — тихо сказала Марфа, сцепив нежные пальцы. Глубоко вздохнув, тряхнув головой, она пошла им навстречу.

— Господи, — повернулась Тео к адмиралу, — она и не изменилась совсем.

— Иди, дочка, — ласково подтолкнул он ее.

Марфа замедлила шаг и остановилась — люди толкали ее со всех сторон, и, она, даже не видя, куда идет, шагнула вперед — не веря своим глазам.

На стройной шее играл, переливался крохотный, детский золотой крестик с алмазами.

— Девочка моя, — сказала тихо Марфа и протянула руки. «Федосья, девочка моя. Иди сюда, доченька».

Тео наклонилась, и, уронив голову на мягкое, покрытое прохладным шелком плечо, заплакала — тихо, поднеся к губам руку матери. «Матушка, — сказала она, рыдая, — матушка, милая…»

— Не надо, — шепнула Марфа, гладя ее темные локоны, — не надо, доченька. Все хорошо, все закончилось, ты со мной, и больше я тебя никуда не отпущу. Пойдем домой, — она потянула дочь за руку, — там брат твой младший, ты же его младенцем помнишь, а ему уж двадцать исполнилось, Питеру.

— Матушка, — спросила Тео, вытирая глаза, — а вы моего письма не получали, из Сибири, что я замуж вышла? Ну, после того, как Ивана Ивановича убили?

— Нет, — Марфа покачала головой, — ничего не было. Что Ермак Тимофеевич утонул, — она перекрестилась, — то знала я, весть дошла, а более — ничего.

— Ну, так муж мой здесь, со мной, — все еще всхлипывая, проговорила Тео, — Волк, Михайло Данилович, и сын наш старший, Данила, Дэниел то есть, и дочка, Марта, и жених ее, Никита, Николас, то есть, и самый младшенький, Стивен, два годика ему…