— Их вернут, — добавил Виллем, передавая прислужнику свой клинок — тяжелый, с простым стальным эфесом. Он задержал на мгновение руку на шпаге, и, чуть вздохнув, снял кинжал.

Замок еще строился, от стен пахло сырой штукатуркой и свежим деревом. В огромном, низком зале, с темным, отполированным до блеска полом, было пусто. Шелковые, вышитые ширмы, стоявшие на возвышении, отгораживали выход во внутренние покои.

За ними раздалось какое-то шуршание, и моряки склонили головы. Правитель области Эдо, первый вассал великого министра Тоётоми Хидэёси, даймё Токугава Ияэсу появился на помосте. Он сел, расправив складки изысканного кимоно — черного, с фиолетовыми журавлями. Поправив мечи за поясом, обведя зал немигающими, узкими глазами, даймё коротко сказал: «Начнем».

В харчевне было шумно, пахло вареным мясом и человеческим потом. Толстый хозяин выставил на прилавок две деревянные миски с лапшой и закричал: «Следующий!»

— Как они орут, — Оборотень поморщился и добавил: «С чердака и то слышно».

— Зато место безопасное, — утешил его помощник.

— Это верно, — согласился Оборотень. В маленькое, подслеповатое окошко доносились возгласы уличных торговцев, стук лошадиных копыт, скрип колес повозок. Внизу на узкой, усеянной забегаловками, аптеками и лавками, улице, царила полуденная толкотня.

Оборотень потянулся за рисом, и, слепив длинными, гибкими пальцами шарик, украсив его кусочком сырого угря, чуть полюбовался, прежде чем отправить в рот.

— Как писал великий Сайгё, — мужчина промокнул губы шелковой салфеткой:

— Например, носить с собой золото, когда идешь к ойран — не похоже на поступок мудрого человека, — Оборотень улыбнулся. Улыбка у него была красивая, и сразу стало заметно, как он еще молод.

— Даймё, говорят, голову снимает, за этих комодзинов, — пробормотал кто-то. «Кто их тронет — сразу на плаху ляжет».

Оборотень съел креветку и усмехнулся, держа в пальцах хвостик: «Как говорят, ветры завтрашнего дня подуют завтра. А там, откуда я родом, еще добавляют — волков бояться — в лес не ходить».

Шайка расхохоталась.

— Смейтесь, смейтесь, — Оборотень обиженно закатил глаза. «Я бы сам им занялся, но, по понятным причинам — не могу. Так что, — он обвел глазами карманников, — нам нужен кто-то маленький и быстрый. Воробышек говорит, что этому комодзину уже под пятьдесят, вряд ли он угонится за юношей. Давайте решать, а потом — разделим прибыль за неделю.

— Сто двадцать краж за последний месяц, — даймё отбросил бумаги и гневно посмотрел на чиновников. «Это по четыре кражи в день, уважаемые. Срезают кошельки, взламывают лавки, тянут с возов. Еще немного, и, — он обвел рукой стены зала, — и сюда доберутся.

Окрестные жители уже говорят, что всем этим заправляет какой-то демон.

— Оборотень, — кисло сказал один из самураев.

— Что? — Иэясу повернулся к нему.

— Так его называют, — пояснил чиновник, — «Оборотень». Никто не видел его лица.

Утверждают, — добавил он.

— Что за чушь! — поморщился даймё. «Обыкновенные воры сколотили шайку и делают, что хотят. Не для того великий министр назначил меня правителем области, чтобы каждая шваль чувствовала себя здесь хозяином. Выставите посты на всех оживленных улицах, и пусть следят в оба.

Он посмотрел за окно, на нежный, поднимающийся за горами закат и приказал: «Чтобы к следующей неделе этот Оборотень сидел в застенке, понятно? Город должен был безопасным, не для того я столько денег трачу на его обустройство. Понятно, господа? — чиновники закивали, и даймё, посмотрев на них, уже выходя, пробормотал: «Хоть сам этих воров лови, толку же ни от кого нет».

— Вы отлично управляетесь с соколом, — Ияэсу одобрительно посмотрел на голландского капитана. «И в седле сидите прекрасно».

Виллем выпустил птицу, и, наблюдая за тем, как она нагнала цаплю, сказал: «Я все же дворянин, ваша светлость. У меня даже замок есть, правда, — он хмыкнул, — полуразрушенный».

— Как и у многих наших аристократических родов, — вздохнул даймё, и посмотрел в голубовато-серое, прозрачное небо. «Ваш сокол расправился с птицей, капитан. Поедем, подберем ее, — Ияэсу мягко тронул поводья лошади.

— Очень красивая у вас страна, ваша светлость, — внезапно сказал Виллем, оглядывая нежно зеленеющую равнину. На горизонте, идеальным конусом возвышалась священная гора Фудзияма.

— Если бы не междоусобицы, — даймё махнул рукой охране, и кто-то из самураев подобрал добычу. «Хотя дайте время, и вся страна объединится под управлением одного человека, — Токугава тонко, — будто тень пробежала по губам, — улыбнулся.

Виллем поднял глаза и мягко проговорил, глядя на раскинувшего крылья, садящегося к нему на перчатку сокола: «Иногда ради своего народа приходится идти на жертвы, ваша светлость».

— Вы знаете, наверное, что великий министр Хидэёси запретил проповедовать вашу религию? — даймё поднял бровь, и погладил сокола по красиво выгнутой шее. «Как вы и говорите, капитан — народ должен быть единым».

— Я не католик, — Виллем чуть усмехнулся. «И я, ваша светлость, их еще дома не любил».

Даймё чуть прикрыл веки и процитировал: «Когда выезжаешь в деревню, охотиться с соколом, то понимаешь тяготы военной жизни, становишься ближе к людям, упражняешь мускулы, и не обращаешь внимания на жару и холод».

— Это я написал, — добавил Токугава.

— Очень верно, — согласился Виллем.

— Тут рядом знаменитые теплые источники, — даймё указал на покрытые густой зеленью холмы, — у меня там дом. Простой, сельский. Поедемте, капитан, отведаем плодов нашей охоты.

— С удовольствием, ваша светлость, — Виллем поклонился, и передал даймё сокола.

«Прекрасная птица».

— Я сам ее учил, — в непроницаемых глазах Токугавы вспыхнул огонек приязни.

Сузуми приподняла голову, и, зевнув, провела губами по груди мужчины. Виллем, не открывая глаз, сказал: «Мне надо идти, но на прощанье — сделай-ка, милая то, что ты так хорошо делаешь».

Девушка рассмеявшись, исчезла под шелковым кимоно.

— Ну что, еще пара охот с даймё, — мысленно усмехнулся Виллем, закинув руки за голову, — и все будет в порядке, торговые привилегии лягут в мой карман. Горячие источники, как же.

Впрочем, девушки там тоже были горячи, — он приподнял кимоно и, ласково погладив Сузуми по голове, велел: «Ничего не забывай, птичка, как я тебя учил».

Та смешливо кивнула, и вернулась к своему занятию.

Потом капитан оделся, и, потрепав ее по щеке, улыбнувшись, заметил: «Ну, теперь уж на следующей неделе, — у меня дела».

Сузуми-сан, чуть погрустнев, проводила его до двери, и, выглянув в окно, отвязав от рамы большого воздушного змея, выпустила его на волю.

— А вот и наш дракон, — пробормотал Оборотень, незаметно высунувшись на улицу, наблюдая за тем, как змей парит над соломенными крышами торгового квартала.

— Давай, — обратился он к худенькому, смуглому, легкому юноше, — принеси нам золота, и побольше».

Виллем, еле протолкнувшись через толпу на гомонящей, полуденной улице, — здесь, в Эдо, моряки стали уже привычным зрелищем, и уже никто не показывал на него пальцем, как десять лет назад, — остановился перед харчевней.

— Что я там вчера поел у Сузуми? — вспомнил он. «Риса с рыбой? Да, это не обеды у даймё. А сегодня еще на корабль ехать, проверять пушки перед отплытием. Зайду, — он уже, было, собрался переступить порог, но вдруг почувствовал прикосновение чьей-то быстрой, ловкой руки к своему карману.

Виллем, даже не думая, одним движением, выхватил кинжал, и ткнул им нападающего — не видя, куда бьет. Кошелек, — он проверил, — был на месте. Смуглый, маленького роста юноша стоял на коленях, наклонившись вперед, зажимая рукой кровоточащую рану.