— Эдуардо, — юноша встал, и протянул руку. «Эдуардо Кардозо».

— Ну, добро пожаловать на «Святую Марию», Эдуардо, — мужчины обменялись рукопожатием, низенькая дверь, что выходила к морю, открылась, и моряк исчез в теплой мгле карибского вечера.

Эдуардо подождал немного, и, услышав скрип поднятого засова, выйдя, заказал у стойки стакан белого вина. Он выпил его залпом, и, перегнувшись, шепнул кабатчику: «Спасибо».

— Чего ж не порадеть своему-то? — буркнул кабатчик и заорал: «Еще раз увижу, что тут кто-то достал пистолет — вылетите в окно! На шпагах можете драться, сколько хотите, но чтобы без стрельбы!».

Кардозо улыбнулся, и, оказавшись на улице, вдохнул тяжелый аромат цветов. Сырой, соленый западный ветер дул прямо в лицо, море — темное, огромное, — шумело прямо за домами.

— Эй, хорошенький, заходи! — раздался голос сверху. Кардозо поднял голову, и сказал высунувшейся из окна полуголой девушке: «Вот заработаю денег, милая, и навещу тебя!»

— Ну почему так всегда! — вздохнула шлюха, подперев щеку ладонью. «Как миленький паренек, так гол, словно сокол».

Эдуардо вышел на белый песок дюны, что отделяла Порт-Рояль от моря, и вгляделся в черный, без единого огонька, простор.

— «Святая Мария, — прошептал он и вдруг рассмеявшись, набрал в ладони песок, подкинул его вверх. «Фу, право, Эдуардо, — одернул он себя, — взрослый мужчина, а ведешь себя, — как мальчишка!».

Он отряхнул руки и отправился на свой постоялый двор — собирать сундучок.

— Отлично зажило, капитан, — главный хирург «Святой Марии», мистер Мэйхью, разогнулся, и вытер руки салфеткой. «Вот, посмотрите, мистер Кардозо, — обратился он к помощнику, — этот шов совсем незаметен, не правда ли?»

Юноша бросил взгляд на смуглое, сильное плечо и чуть зарделся.

Ворон потянулся и смешливо сказал: «Ну, я могу надевать рубашку, или вы нашли какую-то рану, о которой я не знаю, мистер Мэйхью?»

В раскрытые ставни лазарета вливалась томная жара летнего полдня. «Святая Мария», поскрипывая, чуть покачивалась на легкой волне. Шелестели паруса, с моря доносился хохот и плеск — экипаж купался.

— Пока посидите, — распорядился Мэйхью, — я мистера Кардозо тут на досуге анатомии учу, он быстро схватывает, а на ком еще показывать мускулы, кроме вас?

Капитан усмехнулся и, согнув руку, сказал: «Вот, докатился, в мои годы и при моем звании стал пособием для мальчишек».

— Запишите, мистер Кардозо, — велел хирург, — это musculus biceps brachi, или двуглавая мышца плеча.

— А почему двуглавая? — поинтересовался Кардозо, делая пометку на рисунке человеческой фигуры, что был прикреплен к стене.

— Потому что ее проксимальная, то есть — находящаяся ближе к центру тела человека, — часть, состоит из двух головок, — рассеянно ответил хирург, и попросил Ворона: «Откройте-ка рот, капитан».

— Прекрасно, прекрасно, — пробормотал Мэйхью, рассматривая крепкие, белоснежные зубы.

— Вашей вощеной нитью пользуюсь, — сварливо сказал Ворон, — не забываю, утром и вечером.

И щеткой, той, с конским волосом, что вы советовали».

— Ну, можете одеваться, — разрешил хирург. «Мистер Кардозо, подайте капитану рубашку».

Молодой человек, покраснев, наклонился, и, вдохнув теплый, пряный аромат, коснулся белоснежного льна.

В дверь постучали. «Что там?», — спросил Ворон, застегивая камзол.

— Паруса на горизонте по левому борту, капитан, — раздалось из-за двери.

— Иду, — Ворон, наклонив голову, шагнул за порог.

— Мистер Мэйхью, — спросил Эдуардо, рассматривая рисунок, — а этот musculus biceps brachi, — у меня его и нет почти.

Хирург улыбнулся. «У вас какой рост, мистер Кардозо?».

— Четыре фута одиннадцать дюймов, — пробормотал тот.

— А весите, вы, наверное, — Мэйхью прищурился, — фунтов сто?

— Девяносто два, — вздохнув, сказал помощник.

— Ну вот, — наставительно проговорил хирург, — а капитан у нас ростом шесть футов два дюйма, и весит почти двести фунтов. Именно поэтому, по нему, а не по вам, лучше изучать мускулы.

— По мне можно кости зубрить, — сказал Эдуардо, убираясь, и оба рассмеялись.

— Ветра-то и нет, — сказал Ворон, вглядываясь в лазоревую, спокойную даль. «И не похоже, чтобы поднялся, по крайней мере, до вечера. Пусть себе дрейфуют испанцы, здесь течение слабое, далеко их не снесет, догоним».

— Их двое, — озабоченно сказал помощник.

— А ты думаешь, зачем я выбил в Оружейном комитете Адмиралтейства сто двадцать пушек? — ухмыльнулся капитан. «Именно за этим. Ладно, — он перегнулся через борт и закричал:

«Всем вернуться на корабль! К вечеру предстоит небольшое дельце, надо проверить оружие, а то заржавело!»

— Скажите-ка еще раз, — попросил Мэхью, окуная перо в чернильницу.

— Три части крушины, три части сенны и часть касторового масла, — продиктовал Эдуардо.

«Но это очень сильное слабительное, его надо использовать с большой осторожностью».

— А откуда вы так хорошо знакомы с травами, мистер Кардозо? — спросил хирург, записывая.

— Я помогал аптекарю в Мехико, — юноша покраснел и добавил: «Я еще знаю разные местные снадобья, индейские, они часто бывают очень хороши».

— Тоже пригодится, — пробормотал хирург.

Помощник просунул голову в дверь лазарета и скомандовал: «Эй, мясники, раскладывайтесь. Задул хороший ветер с запада, мы уже вблизи от испанцев, сейчас тут будет горячо».

— Давайте, мистер Кардозо, собирайте инструменты, — велел Мэйхью, поднимаясь.

«Ампутировали когда-нибудь?».

— Только пальцы, в Порт-Рояле, — ответил Эдуардо.

— Ну, ноги мы на палубе отпиливать не будем, — Мэйхью усмехнулся, — да и, честно говоря, за три десятка лет я видел только двоих, что выжили после ампутации ноги на корабле, в таком климате. На севере — там проще, меньше вероятность заражения. Холод, знаете ли, в нашем деле полезнее, чем жара».

— Груженые, — пробормотал капитан, глядя на то, как тяжело разворачиваются корабли.

Желто-красные штандарты полоскал свежий, резкий ветер. «Вот и прекрасно, — Ворон повернулся к помощнику. «Сначала расстреливаем военный галеон, торговец сдастся сам, у него два десятка пушек, не больше».

Ядро просвистело надо головами моряков, и они пригнулись.

— Наглец, — сказал сквозь зубы Ворон и велел: «Огонь из всех орудий!»

— Держите руку, мистер Кардозо, — Мэйхью заткнул тряпкой рот истошно кричащего человека, и, плеснув на кисть водой из ведра, отсек оторванные ядром, держащиеся на лоскутах кожи, пальцы.

— Прижгите, перевязывайте, и отправляйте его вниз, — распорядился хирург, переходя к следующему. «Шить времени нет, этим потом займемся».

Эдуардо отбросил окровавленные пальцы подальше, и тут же втянул голову в плечи — испанское ядро разбило борт «Святой Марии» всего в каких-то футах пяти от него.

— Ничего страшного, — спокойно сказал Мэйхью, — продолжайте работать.

Кардозо поджег трут и сунул то, что осталось от кисти раненого — прямо в огонь.

Галеон, дымясь, погружался в море. «Расстрелять все шлюпки, прицельно, — приказал Ворон, оторвавшись от пушки. «И готовьте крючья, торговец уже рядом с нами, вон, белым флагом махают».

— Мистер Кардозо, — сказал хирург, оглядывая забитый стонущими людьми лазарет, — вы вернитесь на палубу, пожалуйста, посмотрите, — не остался ли там кто, из раненых. И потом сразу сюда — начинаем шить.

Эдуардо взбежал вверх по трапу и замер — пленные испанские моряки стояли у пробитого ядром борта «Святой Марии». Шпаги валялись горой у фок-мачты.

Снизу были слышны крики о помощи. Ворон кивнул: «Давайте следующего». Двое из команды «Святой Марии» подтащили упирающегося испанца ближе, и сильным толчком отправили его за борт.

Кардозо увидел, как один из испанцев, оглянувшись, потянул что-то из кармана. Серая сталь блеснула в заходящем солнце, раздался выстрел, и юноша, рванувшись вперед, заслонив собой Ворона, упал. Тонкие, красивые руки вытянулись, дрогнули, и на рубашке Кардозо расплылось алое, яркое пятно.