— На, посмотри, — разведчик перебросил ему шифровку из Нового Света.

Фагот пробежал глазами ряды цифр и стал медленно, размеренно говорить: «Рудники в Пенаскито хорошо разработаны, караваны в столицу идут оттуда два раза в месяц. Обычно это пятьдесят-семьдесят мулов, на каждом до ста фунтов серебряных слитков». Он положил листок на стол и усмехнулся: «Еще?».

— Как ты это делаешь? — недоверчиво спросил Джон.

— У вас шифры одного типа, — отмахнулся Фагот, — я помню женевский, этого достаточно, чтобы читать все остальные.

— Слушай, — сказал Джон, поднимаясь, глядя на крыши Сити. Он вдруг остановился и нежно подумал: «Должно быть дома она, уже, наверное. Приеду, порадую ее — от Корвино хорошие новости». «Так вот, — повернулся он к Фаготу, — пока ты не отправился куда-то дальше, — придумай нам новые шифры. Ты же умный.

— Я гений, — спокойно ответил Фагот, глядя прямо в глаза разведчику. «Сам знаешь».

— Да уж, — тот вздохнул. «Так придумаешь? И обучишь, кого надо? Я тебе заплачу, понятное дело».

— Ну, хорошо, — Фагот усмехнулся. «Хоть на шлюху хватит, в кои-то веки».

— Только язык свой придержи, когда с моими людьми работать будешь, — попросил Джон. «А то у тебя он — что бритва, не ровен час — обрежешься».

Дети выпрыгнули из кареты во дворе лондонского дома, и Тео, держа в руках связку нот, сказала: «Так, ты, Теодор, укладываешь младших, а я пойду заниматься».

— Почему это ты пойдешь заниматься? — возмутился мальчик. «Мне чертить надо».

— Потому что матушка мне сказала за вами присматривать, пока она провизию покупает, — гордо ответила Тео. «Потому что мне уже двенадцать, а тебе только семь, понятно? Я старшая сестра, вот и делай, что я говорю».

— Пошли, — Теодор закатил глаза и подхватил девчонок. Лиза понесла вслед за ним альбом и карандаши.

— Свежие? — Марфа понюхала устрицы и разогнулась.

— Помилуйте, миссис Кроу, — торговец даже обиделся, — не первый год вас обслуживаю. На рассвете привезли».

Гм, — женщина задумалась. «Пять дюжин, и вот эту камбалу, — три фунта, — она указала на рыбу. «И еще угрей. В лондонский дом доставьте тогда, хорошо?».

Она рассчиталась и вышла, вдыхая запах моря. Лавки уже закрывались — время было послеполуденное.

— Миссис Марта! — услышала она знакомый голос и обернулась.

— Сэр Филип! — женщина рассмеялась. «А вы что тут делаете?».

Он подошел к ней, пробираясь среди разъезжающихся с рынка телег. «Давно не виделись, — улыбнулся Филип Сидни, — я же в деревне сидел, после той ссоры с графом Оксфордом, — он прервался, — вот, только сейчас Ее Величество разрешила мне вернуться ко двору.

— Если вас это утешит, — вздохнула женщина, — то я считаю, что вы были правы.

Сидни пожал ей руку и вдруг рассмеялся. «А я тут, миссис Марта, приятеля устрицами угощал. Вернее, он меня. Разрешите вам представить, — он повернулся, и Марфа увидела невысокого, смуглого, человека с живым, подвижным лицом.

— Синьор Джордано Бруно, — сказал Филип Сидни.

Тео, положив пальцы на клавиши верджинела, прислушалась — наверху было тихо. «А Теодор чертит уже, наверное», — подумала она, и, порывшись среди нот, вытащила оттуда исписанный листок.

Матушка сама сначала читала их письма — Тео, было, возмутилась, и попыталась сказать, что они жених и невеста, но матушка только скривила тонкие, красивые губы: «Вот когда будешь женой, тогда и пишите друг другу, что хотите, и сколько хотите, а пока ты моя дочь, и под моей крышей живешь, изволь меня слушаться».

Тео покраснела: «Но я же пишу только про занятия мои, про книги, и все».

— Ты — да, — коротко ответила мать, — а вот что он присылает, мне видеть надо, — она вздохнула и посмотрела куда-то в окно. «Не спорь, дорогая моя».

Девочка поцеловала аккуратные, красивые строки и прижалась пылающей щекой к листку.

Он писал редко, но Тео не обижалась — до нее ли там, в Новом Свете, на войне?

«Милая моя Тео!

У нас все хорошо, Майкл с Ником передают вам всем большой привет. Они уже перешли на мачты, и у них отлично получается. Ты бы их не узнала — так они выросли, поздоровели и окрепли. Я потихоньку сражаюсь, — тут девочка рассмеялась, — и думаю о тебе, мое счастье.

Осталось нам ждать меньше четырех лет. Это недолго, девочка моя. За меня ты не волнуйся — я в этих морях плаваю не первый десяток лет, и ничего со мной не случится. Зато потом я приеду, и мы всегда будем вместе.

Список книг, что ты прочитала, я посмотрел, и вот тебе вопросы для твоих раздумий — ответь, пожалуйста, на них в следующем письме. Я очень рад, что у тебя так хорошо с музыкой, но ты должна помнить, что не стоит девушке сверх меры увлекаться суетными развлечениями.

Не забывай читать Евангелия каждый день, молиться и слушаться матушку. Помогай ей, как и положено хорошей дочери.

До свиданья, моя любимая, до скорой встречи.

Твой Стивен.

Девочка вздохнула и засунула письмо за корсет. Они все лежали у нее в шкатулке — восемь писем за полтора года, и каждое она знала наизусть.

Снизу хлопнула дверь.

— Пойдем, — коротко сказала мать, стягивая перчатки, — сейчас рыбу привезут, а пока надо тесто замесить. У нас сегодня гости к обеду — сэр Филип и друг его, итальянский ученый, синьор Бруно.

— Сэр Филип, — девочка, подпрыгивая, спустилась по лестнице, — ура! Я по нему соскучилась.

— То-то скачешь, как коза, — мать коротко усмехнулась. «Давай быстрее, не ровен час, девчонки проснутся, и тогда уже тебе с ними придется сидеть».

— А Теодор? — спросила Тео, надевая большой холщовый фартук. Мать, наклонившись, раздула огонь в очаге, и проверила печь — все было в порядке.

— У Теодора урок фехтования, забыла? — матушка достала муку из кладовой.

— А как же я? — вздохнула Тео.

— Тебе, дорогая моя, не фехтовать надо, а вот тут, — мать обвела кухню рукой, — больше времени проводить. С мужем жить — это тебе не у матушки под крылом, тем более с таким, как сэр Стивен.

— Кухарку наймем, — независимо сказала Тео, высыпая муку в большую миску.

Мать расхохоталась. «Ну, милая моя, сразу видно — не знаешь ты его. Ни кухарки у тебя не будет, ни прислуги домашней. И вот это, — она потрогала рукав шелкового платья дочери, — снять придется. Помнишь же леди Мэри покойницу, благослови Господь душу ее, — женщина перекрестилась.

— Будешь всю жизнь ходить в серой шерсти, и белом чепце. И рожать будешь каждый год, если на то Божья воля будет, конечно, — мать вздохнула и засучила рукава. «А про книги я уж и не говорю — это сейчас ты, что хочешь, то и читаешь, а приедет твой нареченный — библиотеку от тебя на ключ и запрет».

— Все равно, — сказала Тео, выпятив губу, и открыла черный ход — доставили рыбу. Она внесла в кухню корзину и вопросительно посмотрела на мать.

— Устрицы в погреб снеси, лед же там остался еще, соломой я его переложила, — распорядилась женщина, — а камбалу и угрей тут оставь, сейчас чистить будешь.

Тео сморщила нос: «Фу!».

— Фу не фу, — ответила мать, раскладывая булочки на противне, — а кому-то это делать надо.

Мистрис Доусон сейчас усадьбу к зиме готовит, занята она, так что остаемся мы с тобой, дочка. Как закончишь, так поднимись к младшим, они уже, и встать к тому времени должны».

Теодор вышел из фехтовального зала, и, задрав голову, посмотрел на леса, что громоздились на стене собора Святого Павла. После того, как в шпиль церкви попала молния, — давно, почти двадцать лет назад, о чем ему рассказал отец, — собор все время ремонтировали.

— Посторонись! — услышал он сверху. С лесов, раскачиваясь на веревке, спускалась деревянная платформа. «Эй, парень, осторожней!», — крикнули ему. Подмастерье стал укладывать на платформу камни. Теодор вдруг улыбнулся и подошел ближе.

— Ну, что стоишь-то? — буркнул подросток. «Вон ты здоровый какой, потаскай тоже».

Теодор принялся ему помогать. «А как сюда попасть?» — вдруг спросил он. «Ну, на стройку».

— А тебе зачем? — подозрительно спросил рабочий, и, оглядев мальчика, понимающе хмыкнул: «Что, денег нет?».