- Это из Библии. Так звали жену царя Давида. Может быть, - Амада помолчала, - мать мне дала, это имя? - над ее головой что-то загремело, холщовое полотнище палатки забилось. Амада поняла:

- Сейчас дождь пойдет. Они, наверное, раньше с учений вернутся. Но кто со мной говорил? - она услышала стук капель. Началась бурная, короткая летняя гроза. Через холст девушка увидела мертвенно-белый, холодный блеск молнии.

- Все будет хорошо, - твердо сказала она себе, - генерал Горовиц наш родственник. Он не будет обманывать. Но где, же папа? - Амада попыталась, спросить об этом у солдат, охранявших ее. Начальник караула рассмеялся:

- Здесь ваш батюшка, мисс, в лагере. Я его вчера в палатку отводил. Не волнуйтесь, как сказал господин генерал, скоро вы его увидите…, - Амада сидела, положив книгу обратно в суму, немного вздрагивая. Молнии были совсем близко. Гроза, кажется, не собиралась уходить.

- Пообедаем и уедем, - твердо сказала себе Амада, - ничего, что дождь. Мой конь умный, он далеко не уйдет, будет меня ждать. И папина лошадь тоже. Жалко, что кузена Джона под арест отправили, и все из-за меня.

- Беги, - вернулся голос женщины: «Беги, не останавливайся, Авиталь. Прямо сейчас».

- Я не брошу папу, - девушка подняла изящную голову: «Кто вы?». Палатка гнулась под напором ветра, она услышала какие-то голоса у входа, до нее донесся тихий, исчезающий шепот: «Если ты останешься, тебя ждут испытания, Авиталь. Но я буду рядом, всегда. Помни это».

- Испытания, - Амада поднялась. В палатку, откинув полог, шагнул генерал Горовиц. Он был в полевой, мокрой, песочного цвета форме, высокие сапоги измазала грязь. Брызги грязи виднелись и на лице. Он вытер щеки рукавом кителя:

- Прошу прощения, мисс Маккензи, я вас бросил. Такое поведение не красит меня, как хозяина, но я готов исправить свою ошибку. Надеюсь, вы понимаете, - Дэниел развел руками, - служебные обязанности. Пойдемте, - предложил генерал, - мистер Менева нас ждет.

Индеец, действительно, их ждал. Дэниел зашел к нему перед учениями, с утра. Старик что-то стонал, лежа на земле. Дэниел увидел, как мертвенно побледнело его лицо, заметил кровь, стекавшую на утоптанную землю из разбитого рта. Спрашивать его о проклятии Типпекану было бесполезно. Старик, кажется, ничего не понимал, и совершенно точно не мог ничего ответить. Дэниел успел вызвать врача. Офицер наклонился и ощупал Меневу, брезгливо пошевелив носком сапога седую голову:

- У него селезенка разорвана, после вашего с ним, - доктор усмехнулся, - разговора. Он не переживет эту ночь.

Дэниел все равно велел привязать индейца к носилкам, и поставить их у наскоро построенной деревянной стены. Обычно на эти доски вешали мишени, во время стрелковой практики. Лил дождь, лицо старика было белым, под закрытыми глазами залегли темные круги. Искусанные губы шевелились. Дэниел прислушался. Менева звал дочь.

- Сейчас вы ее увидите, - любезно заметил генерал Горовиц и отправился за девчонкой. Взвод солдат, с винтовками, был готов. Амада послушно шла за Дэниелом, между шатров. Они оказались на маленьком плацу, где стояло каре солдат. Девушка, поежившись от холодного дождя, подняла голову и прошептала:

- Нет! Нет, что вы делаете! Нет, пожалуйста…, - Амада рванулась к отцу. Дэниел кивнул Кастеру: «Джордж». Ее держало трое солдат, но Амада все равно попыталась высвободиться.

- Папа! - высоко, пронзительно закричала девушка, - папа, милый, я здесь. Папа! - она рыдала. Менева, вынырнув из облака боли, велел себе:

- Нельзя уходить. Надо ей сказать, о ее матери, она не знает ничего…, Господи, зачем она сюда пришла, ее живой не отпустят. Пожалуйста, - попросил он, - пожалуйста, предки мои, позаботьтесь о девочке, предки Мирьям, сохраните ее…, А этот…, - Дэниел увидел, как Менева медленно, с усилием поднимает веки. Индеец не мог пошевелиться, он был прикручен к носилкам. Менева закашлялся, живот пронзила острая боль. Он почувствовал, как стекает кровь по шее.

- Кровью своей, - сильным, громким голосом сказал Менева, - проклинаю тебя, и обещаю, что ты не доживешь до утра. Проклинаю сыновей твоих, и все потомство твое, мужского пола…, Все они встретят смерть в огне и пламени…, Проклинаю! - он забился в стягивающих тело веревках:

- Амада, доченька, беги, беги, пожалуйста…, Проклинаю…, - серо-синие глаза индейца смотрели прямо на Дэниела. Генерал Горовиц велел: «Огонь!»

- В него ударит молния, - поняла Амада, - он умрет, на наших глазах, а папа будет жить…, Господи, прошу, ведь можешь Ты…, - она увидела, как дергается отец под пулями, как обессилено, падает окровавленная, седая голова.

- Папа! - крикнула Амада, - папочка!

Она сползла на землю, глаза девушки закатились. Врач, осмотрев тело, Меневы, кивнул: «Мертв, господин генерал».

- Отправьте ее ко мне в палатку, - распорядился Дэниел, глядя на лежащую без сознания девушку. Он взял мокрую, замшевую суму. Амаду положили на холщовые носилки. Дэниел наклонился над мокрым лицом, ее длинные ресницы задрожали. Генерал, удовлетворенно, подумал:

- Она будет покорной, всегда. Этого мне и надо.

Он забросил суму на плечо, и сказал Кастеру:

- До утра пусть меня не беспокоят. А его, - он указал на труп Меневы, - выкиньте в прерию. Гроза закончится, койоты им займутся, - Дэниел вскинул голову к темно-серым, низко висящим тучам. Молнии били в прерию, окружая лагерь стеной белого огня.

Дэниел с удовольствием выкурил первую после шабата папиросу и достал оловянную флягу с хорошим, шотландским виски. Девчонка лежала на походной койке, в фонаре, привешенном к колышку шатра, горели свечи. Утром здесь прибирался вестовой. Дэниел заглянул под койку: «Мог и это бы привести в порядок». Он увидел свежевыструганные, острые колья, молоток, и хмыкнул:

- Они не нужны. Завтра мы сворачиваем лагерь и двигаемся на запад.

Атака была готова. Дэниел и Кастер предполагали напасть на индейцев днем, и захватить в плен женщин с детьми.

- Менева теперь труп, - Дэниел сидел, привалившись спиной к деревянному столбу, блаженно вытянув ноги, - некому больше мутить воду. Они придут, на поклон, выручать свои семьи, и все подпишут.

Он зевнул и ощупал суму девчонки. Дэниелу было лень заглядывать внутрь. Оружия он не нашел, но там лежала какая-то книга. Генерал Горовиц вынул ее и замер. Он много раз видел эту Тору, в руках у бывшей невесты.

- Мирьям говорила, что потеряла ее, во время скитаний, - вспомнил Дэниел, - Менева ее что, подобрал где-то? Теперь и не спросишь. А девчонка, зачем ее таскает? - он открыл переплет. В свете фонаря буквы были четкими, уверенными. Дэниел прочел буквы на пожелтевшей бумаге, и усмехнулся.

Он бросил взгляд на койку: «Я, конечно, ничего ей рассказывать не собираюсь. И Мирьям она не увидит. Но хорошо, что мои дети от нее будут евреями. Я их заберу, сам воспитаю. Что за образование они получат, в прерии?

Девчонка чуть слышно застонала: «Она будет молчать и делать то, что я скажу. Иначе закончит так же, как ее отец».

Дэниелу почему-то, было особенно приятно думать, что перед ним дочь Мирьям.

- С ней у меня ничего и не сложилось, - он выпил еще и расстегнул китель, - а эта станет моей любовницей, сегодня.

В лагере имелись крепкие, надежные фургоны. Дэниел собирался, на время атаки, запереть в одном из них мисс Маккензи и приставить к девушке охрану.

- Потом двинемся обратно на восток, - он курил, разглядывая нежное, заплаканное лицо, растрепанные, темные волосы, - и я ее устрою, в постоянном лагере. Территория огорожена, никуда она не сбежит. Жаловаться ей некому, - Дэниел понял, что улыбается, - некуда идти мисс Маккензи.

Он подумал о мальчишке, что сидел на гауптвахте, но махнул рукой:

- Он тоже ничего не сделает, щенок. Он и не узнает, что Амада здесь. Объясню, что она, после смерти отца, обратно в горы подалась. Ему расскажут, что я велел Меневу расстрелять, - понял Дэниел и разозлился:

- Не собираюсь я отчитываться перед каким-то сопляком, будь он хоть трижды родственник. Тем более, он не американец. Что он понимает? Пусть убирается обратно в Англию.