- Миссис Кроу, я вам доверяю. Но поймите и вы меня. У нас, - Герцен повел рукой в сторону заваленного бумагами стола, - большая организация. Мы не можем уследить за всеми ее членами. Мистер де Лу выполняет задания Интернационала. Вот и все, что я знаю.

- Не пытать же его, - пробормотала Марта, сидя в вагоне подземной железной дороги: «И Джон ничего не сделает. Маркс живет здесь легально, и Герцен тоже. Они не обязаны сообщать, где сейчас Макс, даже если премьер-министр, граф Дерби, будет этим интересоваться».

Марта едва успела убрать блокнот и запереть вделанный в стену сейф. С порога раздался голос Брауна: «Все готово, миссис Кроу. Пойдемте, примем снадобье». Марта посмотрела в его внимательные, спокойные глаза. Покидая спальню, женщина украдкой перекрестилась.

Мартин Кроу пил чай, читая The Times. Мальчишек он отправил в малую библиотеку. Мартин, хоть и был членом правления, но не хотел слушать воркотню джентльменов. Не все были рады видеть в клубе детей. Они сходили в галерею Кроу, посмотрели на Розеттский камень, и пообедали здесь, в Брук-клубе. Мартин понял:

- Шестой час вечера, а от Сидонии ничего не слышно. Господи, только бы все удачно прошло..., - он почувствовал у себя за плечом какой-то шорох. Лакей во фраке наклонился: «Вам телеграмма, мистер Кроу».

Мартин заставил себя успокоиться и надорвал бумажную ленточку. «Схватки остановились, - прочел он, - срочно привези еще двух хирургов на консилиум. Браун настаивает, что все в порядке, но мы волнуемся».

Мартин, поднявшись, нарочито аккуратно свернул газету.

Петя и Грегори устроились в дальнем углу малой библиотеки. В комнате было безлюдно. Пахло пылью, на дубовых половицах лежали лучи послеполуденного солнца. Брат листал «Преступление Орсиваля» месье Габорио. Петя читал о казни императора Максимилиана, расстрелянного в Мехико.

- Здесь нам будет удобнее, - услышали они глубокий, мужской голос: «Не все патроны нашего клуба интересуются медициной, тем более, - расхохотался человек, - удалением камней из мочевого пузыря. Я вам расскажу об операции, которую я сделал императору Бельгии. Я назвал ее литотрипсией, от греческого «литос»….»

- Камень, - рассеянно сказал Грегори, подняв темноволосую голову, глядя на двух мужчин, помладше и постарше, что зашли в библиотеку.

Мальчик встал: «Вы сэр Генри Томпсон, я о вас читал. Грегори Вадия, - он поклонился. Мужчина постарше, с почти седой бородой, вынув изо рта сигару, заметил, с иностранным акцентом: «Видите, Генри, нам растет достойная смена». Он был невысокого роста, плотный. Окинув взглядом комнату, гость рассмеялся: «Не знал, что у вас в клубе есть русские газеты, Генри».

- Это моя газета, - Петя тоже поднялся.

- Я знаю русский, вот и..., - он смутился и покраснел. Незнакомец пристально его рассматривал.

- Мы можем поговорить на моем родном языке, - сказал мужчина по-русски и протянул руку.

- Петр, - спохватился мальчик, - Петр Степанович Воронцов-Вельяминов, ваше превосходительство. Рука у человека была крепкая, совсем не старческая, с длинными, ловкими пальцами.

Он все изучал Петю, и, наконец, улыбнулся: «Вот оно как. Николай Иванович Пирогов, к вашим услугам».

Браун поправил маску на лице женщины, она была под эфиром. Врач оглянулся на дверь. Мистер Кроу вышел. Браун вспомнил:

- Свекровь ее приходила. Сказала, что дочка его зовет. Дочка у них на удивление хорошо говорит, для своего возраста, - он, на мгновение, увидел прозрачные, зеленые глаза, упрямый, нежный подбородок. Девочка была похожа на мать.

Миссис Кроу лежала, вытянувшись на спине. Схватки, хоть и прекратились, но сердце у ребенка билось хорошо. Браун предполагал, после маленькой операции, приступить к извлечению младенца. В комнате было тихо, остро пахло эфиром и травами. Браун взял скальпель и примерился: «Крови будет столько, что никто, ничего не заметит». Он протер операционное поле раствором карболки. Браун, в своей лечебнице, боролся за антисептику. Он всегда, гордо, указывал на низкие, по сравнению с другими лондонскими госпиталями, цифры смерти от заражения крови.

- Два надреза и дело закончено, - он наклонился и услышал с порога холодный голос: «Мистер Браун, что вы делаете?»

Сэр Генри Томпсон, баронет, известный на всю Европу хирург, личный врач бельгийского императора, стоял в дверях. Он закатал рукава на рубашке, подошел к Брауну и бесцеремонно забрал у него скальпель. «Я осматривал роженицу, - зло сказал Браун, - я ее лечащий врач. Как вы смеете, сэр Генри!»

- Зачем вам понадобился скальпель? - поинтересовался второй мужчина. Обернувшись, он позвал: «Мистер Кроу, идите сюда!»

- У него иностранный акцент, - понял Браун: «Откуда они появились..., Я сказал этому Питеру Кроу, что все в порядк. Нет нужды звать других врачей».

- Меня зовут Николай Пирогов, - хмуро заметил пожилой мужчина, подойдя к столу, одернув простыню, которой была накрыта Марта: «Я хирург, русский, в Лондоне проездом. Может быть, вы слышали обо мне. Я знал миссис Кроу..., - Пирогов помолчал, - давно».

Она совсем не изменилась, понял Пирогов, только вокруг рта и под глазами появились легкие морщины. Бронзовые волосы стягивала холщовая косынка. Пирогов вспомнил маленькую, легкую девушку в коричневой форме сестер Марфо-Мариинской обители, и залитые солнцем улицы Симферополя. Миссис Кроу была в рубашке с короткими рукавами. Он увидел старый, стершийся шрам на левой руке.

- Это когда она за ранеными ползла, - ласково подумал Пирогов, - ее на Малаховом кургане в плен взяли. Господи, кто бы мог подумать, тринадцать лет прошло.

По дороге в Мейденхед он рассказывал сыну мадемуазель Марты, про себя Пирогов называл ее именно так, о Крымской войне. Он сразу понял, что перед ним сын полковника, а потом узнал и его имя, Степан Воронцов-Вельяминов.

- Все думали, что он без вести пропал, - вздохнул Пирогов, - надо же, как бывает. А Федор Петрович, брат его, младший. Я слышал, от него жена ушла. И правильно сделала. Он мне еще тогда не понравился.

Грегори и сэр Томпсон сидели в углу отделения, рядом с Мартином. Знаменитый хирург объяснял мальчику свою операцию по удалению камней.

- Твой брат на тебя не похож, - хмыкнул Пирогов. Петя, весело отозвался:

- Мы не по крови братья. Он племянник первой жены моего отчима, мистера Питера Кроу. Мама Грегори в Китае спасла, когда он совсем маленький был. Потом мы все в Японии встретились, в Сендае. Там есть крест, Николай Иванович, - зачарованно сказал Петя, - из бронзовых хризантем. Они триста лет не вянут, представляете? Если бы я этого не видел своими глазами, я бы никогда не поверил. А отец мой, - мальчишка погрустнел, - на Арлингтонском кладбище похоронен, в Вашингтоне. Он погиб на Гражданской войне. Мы и в Америке жили, я вам расскажу..., - заторопился паренек. Пирогов улыбнулся: «Твоя мама мне расскажет. Теперь послушай, как мать и отец у тебя познакомились, в госпитале...»

- Сначала на Малаховом кургане, - гордо заметил Петя: «Папа маму там впервые увидел. А потом приехал в Симферополь, чтобы ее найти».

- И нашел, - подтвердил Пирогов. Мальчишка, Петя сказал, что ему двенадцать лет, как две капли воды был похож на отца. У него были рыжие, хорошо подстриженные кудри, голубые, веселые глаза, и россыпь веснушек вокруг носа. Он сообщил, что после родов матери, вместе с бабушкой, дедушкой и братом отправится в Ньюкасл, инепременно спустится в шахту. Петя, ненароком, заметил, что следующим летом едет работать подручным на Суэцкий канал.

- Его строит мой дядя, - гордо заметил Петр, - знаменитый инженер, сэр Стивен Кроу. Потом он отправится в Арктику, искать Северо-Западный проход, на паровом корабле. Я буду помогать в машинном отделении, - ввернул Петя.

Матери и Питеру он пока об этом не говорил. Даже Грегори ничего не знал. Петя был уверен, что препятствий он не встретит. Он изучил карту Арктики и понял, что вся экспедиция займет год, не больше.

- Через пять лет, - подумал мальчик, - я помню. Когда канал закончат. Мне к тому времени будет семнадцать. Поступлю в Кембридж на год позже. Ничего страшного.