- Без тебя мне не обойтись, - усмехнулся Грант, - вся эта мразь, во главе с О’Нилом сидит в тюрьме, в Буффало. Надо их как следует допросить, чтобы знать, кто еще остался на свободе. Выяснить их имена, - Грант стукнул кулаком по столу, - и раздавить. Или выслать обратно в Ирландию. Нам такое богатство не нужно. У тебя сын родился, - Грант потрепал его по плечу, - но сразу после вашего обрезания мы с тобой едем на север, дорогой полковник.

Дэниел боялся, что среди ирландских повстанцев окажется Макс. Он знал, что после похорон бабушки, в Париже, Макс уехал, неизвестно куда.

- Он вполне мог здесь оказаться, под чужим именем, - Дэниел внимательно просмотрел списки арестованных, - у него, наверняка, не два паспорта, а десяток. Или вообще выйти сухим из воды. Однако я ему обещал..., - Дэниел курил, глядя на пустынный двор военного ведомства. Его кабинет размещался в той же пристройке, что и во время гражданской войны.

Полковник Горовиц считал бесчестным не держать свое слово. Он отвез жену на свидание с ее отцом. Вильямсон отбывал пожизненное заключение в форте Мак-Генри, в Мэриленде. Хупу поставили сразу после осенних праздников. Дэниел вспомнил слезы на лице жены и ее шепот:

- Почему так больно..., Ведь все случилось..., - Аталия, про себя Дэниел всегда называл ее Аталией, сжалась в комочек, испуганно глядя в свете газового светильника на испачканную кровью простыню.

- Больше не будет, - почти ласково сказал Дэниел, ставя ее на четвереньки, - это мы делали, милая. И здесь, - он провел рукой между стройных ног, - тоже пройдет, обещаю.

Она, было, всхлипнула:

- Но ведь нельзя, мне говорили, что..., - но Дэниел пригнул ее голову к шелковым подушкам: «Четыре дня нельзя, дорогая, а до конца этой ночи все можно. Ты моя жена, и обязана мне подчиняться».

Она подчинялась. Через две недели, когда Дэниел поинтересовался, почему жена не идет в микву, Аталия покраснела: «У меня..., у меня ничего не было».

- Я тебя люблю, - Дэниел нежно взял ее за руку:

- Я так рад, милая. Тебе надо отдыхать, заботиться обо мне, готовить приданое для ребенка..., - он поглаживал белое, украшенное жемчужным браслетом запястье. Дэниел не жалел денег на жену. У нее были роскошные туалеты, меха, драгоценности. Он купил рояль работы Бехштейна. Дэниелу нравилось, когда Аталия играла ему по вечерам. Она робко посмотрела на него и кивнула светловолосой, покрытой шелковым беретом головой.

Жена напоминала Дэниелу изящный цветок, фиалку, или ландыш, из тех, что она рисовала в своих альбомах. Он любил ее акварели, и даже повесил несколько, с видами Вашингтона, у себя в кабинете, на работе. Он всегда, с удовольствием, выслушивал похвалы ее таланту.

- Дэниел, - она повертела серебряную вилку, - мой отец..., ты говорил, что можно будет его увидеть. Я даже не написала ему, что мы поженились, - голубые глаза наполнились слезами.

- После Хануки, милая, - пообещал Дэниел, наливая себе кофе, - у меня сейчас много работы. Твой отец в Мэриленде, я не смогу тебя туда отвезти. Потерпи немного, - он принялся за оладьи.

Аталия, живя в еврейской семье, научилась готовить. Она еще ошибалась с посудой и едой. Дэниел ей выговаривал, жена послушно кивала: «Я буду стараться». Убирала она тоже хорошо. Дэниел сразу сказал ей, что слуг сюда, в столичный особняк, он нанимать не будет. Аталия сидела на диване, сложив руки, опустив голову, а он расхаживал по кабинету.

- У меня ответственная должность. Ты должна понять, милая, что я не могу рисковать безопасностью страны. Ты справишься, - Дэниел присел рядом и обнял стройные плечи. Он положил руку на выступающий живот:

- Когда малыш подрастет, я отправлю вас в Ньюпорт, на все лето, и сам буду приезжать. Будешь дышать морским воздухом, слуги тебе помогут..., Ты отдохнешь, - уверил он жену.

Он отвез жену в Мэриленд перед Песахом. Живот было не скрыть. Как Дэниел и предполагал, Вильямсон, поседевший, похудевший, бросив один взгляд на дочь, побледнел: «Милая, что...»

- Мисс Аталия, то есть Сара, - поправил себя Дэниел, крепко держа Аталию за руку, - оказала мне честь и согласилась стать моей женой, мистер Вильямсон. Она вернулась к своим еврейским корням, -Дэниел увидел, как жена хочет что-то сказать. Полковник, обаятельно, улыбнулся: «Поздравьте нас, дорогой тесть. Мы ждем ребенка, летом».

Губы Вильямсона затряслись, он отвернулся к стене и выдавил из себя:

- Уходите! Ты..., Аталия..., ты..., - он расплакался. Аталия закричала: «Папа!». Дэниел почти силой вытолкал ее из камеры: «Тебе нельзя волноваться, милая».

- Больше мы туда не поедем, - Дэниел заварил себе еще один кофейник, - и хорошо. Аталия и не упоминает о своем отце. И о Майкле покойном тоже.

Жена, однажды, сказала, что хочет сходить на епископальное кладбище, положить цветы на могилу Вулфов. Дэниел пожал плечами: «Ты еврейка, милая. Не след тебе появляться у христианской церкви».

Когда он был на западе, в столицу приехали Бет и Джошуа. Бет встретилась с вдовой дяди Дэвида, Сарой-Джейн, она ухаживала за могилой. Женщины навестили захоронение. Дэниел, в разговоре с кузеном, удивился:

- Ты раввин, Элишева-Сара твоя жена. Как ты ей разрешаешь...

Глаза рава Горовицы похолодели:

- Майкл и Мэтью были нашими родственниками, - отчеканил Джошуа, - и я ничего не собираюсь разрешать, или запрещать своей жене. Бет взрослый человек. Мы с ней всегда советуемся, разговариваем. Я, если хочешь знать, - рав Горовиц усмехнулся, - и сам был на могиле. Оплатил услуги за ее уходом. Сара-Джейн вдова, незачем ей тратить деньги.

- Джошуа богатый человек, - задумался Дэниел, - они продали обе нью-йоркские квартиры Бет. У него акции, от дедушки Тедди, от дедушки Натана..., Марта за Питера замуж вышла. Объединили капиталы, так сказать, - Дэниел улыбнулся. Он вспомнил сонное, милое личико сына. Мальчик был похож на него, как две капли воды, крупный, светловолосый, сероглазый.

- Авраам, - ласково сказал Дэниел, - он тоже военным станет.

На обрезание пригласили две сотни человек. Банкет устраивали в новом зале для торжеств, в синагоге. Дэниел пожертвовал на него деньги в честь свадьбы. Он записал в блокнот, что надо отправить средства на Святую Землю, раву Судакову, отметить рождение Авраама, и встретиться с местным, вашингтонским раввином. Дэниел хотел помочь строительству здания для еврейской школы.

- Мирьям вышла замуж за капитана Кроу, - Дэниел потушил папиросу, - за гоя. Я знал, что она таким закончит. Женское образование до добра не доводит. Все они, эти суфражистки..., - он вспомнил невестку. Бет выслушала его размышления касательно борьбы за права женщин и отрезала:

- Евреи, дорогой кузен, тысячи лет назад предоставили женщине возможность подать на развод. В Америке это случилось только при нашей жизни. Евреи, - Бет выпрямила спину, - боролись за права цветных, и будут поддерживать женщин в их стремлении получить возможность голосовать. И я буду в этом участвовать, - добавила Бет, - как еврейка, как цветная, как женщина.

Дэниел зашуршал газетой и больше они об этом не говорили. Он вернулся к столу и просмотрел донесения из Северной Каролины. Неподалеку от Чарльстона на прошлой неделе сожгли негритянскую церковь.

- Она упрямая, и Джошуа тоже, - недовольно пробормотал Дэниел, - обязательно во что-нибудь ввяжутся. Странник и Странница, герои Америки..., - он вздохнул и сел за письмо его светлости.

Бет и Аталия остановились перед высокими, резными дверьми зала для молитвы. Внутри было шумно. Аталия, испуганно, шепнула: «Он сейчас проснется, заплачет...». Мальчик был завернут в роскошные, шелковые пеленки. Бет увидела, как он открывает младенческие, еще туманные глазки.

- У нас такой же будет, - ласково подумала женщина, - или девочка. Скоро, через месяц.

Бет сходила к врачам в Филадельфии и здесь, в столице. Оба заверили ее, что все в порядке. Доктор Гуделл, в Филадельфии, заметил:

- С вашей фигурой, миссис Горовиц, вы созданы для материнства. Тем более, - он пролистал папку, -это заповедь: «Плодиться и размножаться». У вашего народа всегда было много детей.