-Не при нашей жизни, мисс Фримен, - согласился Фут: «Это все равно, - он положил ладонь на пакетик, - считается неприличным. Мужские аналоги, - он горько улыбнулся, - нет, их можно купить на каждом углу, а женские средства…»
-Общество пока против того, чтобы давать женщине возможность самой регулировать частоту деторождения, - согласилась Бет: «Но я уверена, доктор Фут, скоро все это изменится».
Когда Бет вышла на Пятую Авеню, она остановилась на тротуаре: «Муж…, Но Джошуа говорил, непременно найдется раввин, что согласится меня учить. Это Нью-Йорк, здесь много евреев, - она вспомнила Джошуа и блаженно, счастливо улыбнулась. Каждый раз, думала Бет, было так же, как на острове, среди белого песка и камышей.
-Так будет до конца нашей жизни, - ночью, шепнул ей Джошуа, - каждый раз, когда я тебя вижу, любовь моя…, - Бет прижалась к нему и кивнула: «Я тоже. Даже не думала, что такое возможно. Я тебя люблю». Ее волосы, черные, распущенные по подушке, блестели золотом в свете газовых фонарей с улицы. Она легко, прерывисто дышала, обнимая его. Джошуа, счастливо, подумал: «Никого, никого другого мне не надо, кроме нее. Кроме моей Мореники».
Раввин Лайонс усадил его в кресло и достал бутылку вина.
-От родственников ваших, рав Горовиц, - подмигнул он, передав Джошуа серебряный стаканчик, - оно с каждым годом все лучше. Жаль, что у нас американского вина пока нет. Калифорния настоящий штат, со своим губернатором, и сенат у них заседает. Хотя, - рав Лайонс потянулся за газетой, - у них там все, - он поискал слово, - своеобразно. Вот, пожалуйста, - он начал читать: «Депутат палаты представителей Калифорнии, Уильям Кирквуд, больше известный, как Малыш Билл, был застрелен при визитах к избирателям, в бедном районе Сан-Франциско. Судя по всему, убийство организовал один из политических противников мистера Кирквуда. На похоронах депутата губернатор Калифорнии, выступая с речью, резко осудил этот акт насилия. Мистер Кирвуд и его покойная мать занимались благотворительностью и были известны, как активные прихожане церкви».
Раввин Лайонс убрал газету и поинтересовался: «Мацу вы купили, рав Горовиц?»
-Домой ко мне доставят, - Джошуа пробормотал благословение и выпил. Он оглядел уютный, большой кабинет, с книжными полками красного дерева, со шкафом, где стояли серебряные подсвечники, блюдо для седера, ханукия.
-Рав Лайонс…, - начал Джошуа: «Я бы хотел…»
Раввин откинулся на спинку бархатного кресла, и погладил почти седую бороду.
-Я получил письмо из Филадельфии, от рава Мореса, - он зорко взглянул на Джошуа карими, в сетке морщин, глазами.
-Я вам могу сказать следующее, рав Горовиц, не тратьте времени. Не водите эту…, женщину в синагоги. Ни один раввин в Америке не будет с ней заниматься. Нам не нужна подобная, - рав Лайонс пощелкал пальцами, - слава. Я написал в Европу, - он помахал конвертом, - и туда ее не возите. А в остальном, рав Горовиц, - он развел руками, - вы понимаете, я не могу запретить вам поехать в Филадельфию или Бостон, и заключить там светский брак. Однако после этого вас ни одна община не наймет, и дети ваши не будут евреями. Они будут цветными, - Джошуа заметил, как мимолетно, брезгливо искривились губы раввина.
Тикали часы, Джошуа молчал. «Я бы пригласил вас на седер, - добавил рав Лайонс, - но одного, разумеется. Боюсь, что ни я, ни мои прихожане не можем, как бы это сказать, сидеть за одним столом с вашей, - рав Лайонс помолчал, - компаньонкой».
-Моей невестой, - поправил его Джошуа, поднявшись, взяв шляпу: «Пришельца не притесняй, ибо ты сам был пришельцем в земле Египетской. Желаю вам кошерного и веселого праздника, рав Лайонс». Джошуа вышел, поцеловав мезузу. На ступенях синагоги он постоял, успокаиваясь, а потом отправился на Бродвей. Там размещались конторы пассажирских пароходных компаний.
Джошуа застал Бет в кабинете. Услышав его шаги, она обернулась: «Пишу всем письма. Трансатлантический кабель пока не починили. В Лондон, в Амстердам, в Париж…, - Бет осеклась и посмотрела на конверт в руке Джошуа: «Что случилось?»
-Собирайся, любовь моя, - Джошуа привлек ее к себе: «Мы после Песаха уезжаем. Я взял каюту первого класса из Нью-Йорка до Ливорно, а оттуда, в Яффо. Мы едем в Иерусалим».
Бет молчала. Джошуа был лишь немного выше. Потянувшись, женщина стерла слезы с его глаз.
-Не надо, милый, - тихо сказала она, - не надо. Я все понимаю. И я хочу быть с тобой, сколько бы ни понадобилось на это времени, куда бы ни пришлось отправиться. Хоть на край света, - Бет всхлипнула и робко спросила: «А Седер?»
Джошуа почувствовал, что краснеет. «Мы с тобой вдвоем будем, любовь моя. Здесь, - он сглотнул и положил ей голову на плечо: «Прости меня, пожалуйста, прости…»
-Не надо, - Бет покачала его, - ты не виноват, ни в чем. И я очень хочу послушать, как ты читаешь Агаду, - они стояли, обнявшись. В открытое окно было слышно, как распеваются, щебечут весенние птицы на деревьях вдоль Пятой Авеню, как цокают копыта лошадей по брусчатке. Дул теплый ветер, шевеля бумаги на столе, солнце играло на рукояти кинжала. Золотая рысь гордо поднимала голову. Бет, поцеловала его: «Хоть на край света, Джошуа».
Привратником в доме, где была квартира Горовицей, служил пожилой негр. Он принимал почту, разнося ее по квартирам, следил за уборщиками, впускал с черного хода рассыльных из магазинов. Один из них стоял сейчас перед ним, невысокий, русоволосый, в скромном, потрепанном костюме, со свертком в руке.
-Для рава Горовица, - вежливо сказал мужчина, - здесь книги, что он заказывал. Я из магазина Брентано, на Бродвее. Вот карточка, - он протянул привратнику кусочек атласной бумаги.
Мэтью действительно зашел к Брентано. Он приехал в Нью-Йорк третьим классом, воспользовавшись одним из чистых северных паспортов, и остановился в дешевом пансионе для одиноких мужчин, с видом на Гудзон. «От этого черномазого тоже потом придется избавиться, - размышлял Мэтью, - он меня видел». У Мэтью в кармане было сапожное шило, отличный, остро заточенный нож и револьвер. В аптеке он купил склянку хлороформа и завернул ее в тряпку. Он предполагал поразвлечься с кузиной в присутствии кузена Джошуа, а потом убить их обоих. Мэтью вспомнил выколотые шилом глаза на газетной фотографии. «Подумают, что это южане им отомстили. Вот и хорошо. А я уеду обратно в Вашингтон. За лето надо подыскать подходящий дом, перевезти вдову Саррет…»
У Брентано Мэтью купил словарь святого языка Гезениуса и еще несколько книг. Он помнил, что Джошуа нельзя читать светскую литературу, и аккуратно выбрал мемуары и рассказы о путешествиях. Мэтью привык не вызывать подозрений, даже в мелочах. Он расплатился наличными и взял карточку магазина.
Привратник покачал головой: «Рав Горовиц уехал, вместе с мисс Фримен, кузиной своей. Знаменитой нашей журналисткой, - негр расплылся в улыбке, - вы ее, должно быть, в газетах видели».
-Видел, - вежливо согласился Мэтью и сжал руку в кулак. Пальцы тряслись. Мэтью велел себе стоять спокойно Привратник взял у него пакет, и добавил: «Рав Горовиц оставил распоряжение доставлять всю почту его кузену, майору Горовицу, в столицу. Не волнуйтесь, - привратник устроил сверток на полке у себя за спиной, - ничего не пропадет».
-А куда он уехал? - склонив голову, поинтересовался Мэтью: «Он навещал наш магазин, но ничего о путешествии не упоминал. Война идет…»
-Не сказал, - вздохнул негр. Поднявшись, он распахнул дверь: «Всего хорошего».
Оказавшись на улице, Мэтью злобно выругался себе под нос: «Ничего, буду следить за кузеном Дэниелом. Когда-нибудь они появятся, в столице, непременно».
Он завернул за угол дома, чуть не столкнувшись с юношей в форме пехотинца. Извинившись, Мэтью направился дальше. Он засунул руку в карман, поглаживая пальцами острое шило.
-Для раввина Горовица, - тяжело дыша, сказал юноша, оказавшись перед конторкой привратника, - молния, от майора Горовица. Распишитесь, - он передал негру телеграмму.
