Она спала и видела плоский берег белого песка, разоренные, дымящиеся хижины и женщину, высокую, стройную, с кожей цвета драгоценного, эбенового дерева, в простом, холщовом тюрбане на голове и такой же юбке. Она шла босиком по берегу моря, держа на руках маленького, годовалого ребенка. Мальчик был курчавый, черноволосый, смуглый. Женщина остановилась у поваленного, деревянного креста, и посадила ребенка на песок. Мальчик засмеялся, пересыпая его ладошками. Она поправила распятие и Бет прочла: «Капитан Джеймс Маккей».

-Ашанти, - пришло ей в голову имя: «Ашанти, правильно». Женщина погладила мальчика по голове и посмотрела на нее огромными, черными, как ночь глазами.

-Ты не бойся, - ласково сказала негритянка, - не бойся, милая. Я белого любила, - женщина прикоснулась к глубоко вырезанным буквам на кресте, - и ты  полюбишь. Полюбила, - поправила себя женщина. Бет вздохнула: «Как же так..., Я обещала...»

Ашанти приложила руку к обнаженной, высокой груди.

-Это здесь, - серьезно сказала она, - в сердце. Не надо идти ему наперекор, милая. Мы с Маккеем, - она устроилась рядом с ребенком, - уйдем отсюда. В этот раз мы спаслись, - Ашанти указала на хижины, - спрятались, потом можем не успеть. Туда отправимся, - она махнула  в сторону едва видной на том берегу широкого пролива, темной полоски земли.

-Там мои братья, - женщина улыбнулась, -  мы из народа волоф.

Женщина протянула руку и погладила Бет по щеке:

-Верь сердцу своему. Я верила, - Ашанти подхватила ребенка, а потом она и сын пропали, растворились среди жаркого полдня, среди шороха океанских волн.

Бет открыла глаза и пробормотала:

-Папа ездил  в Южную Каролину, где бабушка Салли родилась. Нашего предка привезли из Сенегала, работорговцы, в царствование королевы Анны. Его звали Маккей, в аукционных записях было отмечено. Мы думали, что ему просто дали имя по какому-то капитану, или торговцу. 

-Верь своему сердцу, - Бет устроила голову удобнее. От пиджака Джошуа пахло знакомо, уютно, свечным воском, хорошим табаком, кофе. Бет вспомнила, как маленькой девочкой приходила в кабинет к отцу. Натаниэль показывал ей на карте Африки реку Сенегал.

-Наши предки оттуда, - серьезно говорил Нат, - но мы двести лет в этой стране живем. Мы американцы, милая, - от сюртука отца тоже веяло сигарами и кофе. Бе, видя перед собой серо-синие глаза Джошуа, решила:

-Скажу ему все, на островах. Мало ли что случится. Скажу, что я его люблю, а потом  пусть он сам решает. Я вижу, - Бет поерзала и уткнула лицо в пиджак, - вижу, что он тоже на меня смотрит. Как будет, так и будет.

Она задремала и услышала гул костра. Толпа, собравшаяся на площади, что-то кричала. Бет заметила черепичные крыши, остроконечные, белые капюшоны людей, что оцепили горящие столбы. В огне, билось что-то темное, корчащееся. Она услышала мягкий, женский голос: «Как сказано: «Возлюби Всевышнего, Бога своего, всем сердцем твоим, всей душой твоею, всем существом твоим. И что это значит? Люби Его, до тех пор, пока бьется твое сердце, пока в тебе есть дуновение жизни, - резкий порыв ветра забил пламенем костра. Бет увидела обугленный, склонившийся на бок труп. В черных ребрах еще что-то шевелилось, капала и сразу же испарялась кровь. Пахло солью, и, тяжело, страшно, горелой плотью.

Она проснулась и отпрянула. Кинжал стал горячим, обжигающим. Бет еще долго лежала, не двигаясь, пытаясь унять бешеный стук сердца.

Бет узнала этот берег, белого песка, с шуршащими, сухими камышами, с бесконечным, темнеющим морем. За их спинами, на западе, догорал закат. Их привез сюда молчаливый, чернокожий, высокий человек в простых, рабочих холщовых штанах и рубашке. Он и Джошуа дал такую одежду. Рав Горовиц  улыбнулся: «И, правда, удобнее».

Всю дорогу сюда они лежали под наваленными на дно лодки сетями и мешками. Бет отдала Джошуа кинжал, но, все равно, девушка искала его пальцами, привыкнув за ночь ощущать в ладони изящную, золотую голову рыси. Бет поняла, что хочет взять за руку Джошуа и покраснела.

Галла высадил их на маленьком, пустынном острове. Здесь стояли покосившиеся хижины. На горизонте виднелись дымки южных фрегатов, серые стены форта, что защищал вход в гавань. «Завтра, - рыбак оттолкнул лодку, - ночью. Пресная вода здесь есть, рыба, - он кинул Джошуа простое удилище, - тоже».

Они нашли родник. Джошуа отвел глаза от Бет:

-Я пойду, рыбы наловлю. Тебе надо..., - он повел рукой и зарделся.  Бет удивилась тому, как он ловко разжег костер. Джошуа усмехнулся: «Мы каждое лето в Ньюпорте проводили. Дэниел еще ребенком армией бредил. Он все умел делать, и меня научил».

Рав Горовиц ушел, вскинув удилище на плечо. Бет посмотрела вслед его прямой, в затрепанной рубашке спине. Каштановые волосы все равно были прикрыты кипой. Девушка велела себе: «Скажи ему все. Он вернется, и скажи!»

Бет искупалась. Море здесь было мелким, теплым. Она долго плавала в ласковой воде, а потом взглянула на берег. Джошуа не было видно. Бет поняла:

-На западную сторону острова ушел, чтобы мне не мешать. Господи, как это будет..., - сердце опять забилось. Девушка вышла на мокрый песок. Встряхнув волосами, отжав из них воду, Бет закрутила косы в тяжелый узел.  Она огладила ладонями влажную, нежную кожу и помотала головой: «Если..., если и Джошуа тоже..., я все ему скажу, не буду скрывать. О Мэтью, обо всех. Так надо, - решительно повторила Бет.

Джошуа вернулся, когда она уже сидела у костра. Бет выстирала платье и чулки, но решила остаться босиком. «Не смотри туда, - приказал себе рав Горовиц, - нельзя». У нее были маленькие, изящные ноги, платье приоткрывало тонкие щиколотки. Рыбы оказалось много. Джошуа устроил ее над костром: «Я тоже купался. Когда я в Новый Орлеан приехал, сначала не мог привыкнуть, что зимой океан теплый. В Ньюпорте он даже в июне еще прохладный».

-В Бостоне тоже, - отчего-то сказала Бет. Джошуа все время отводил от нее взгляд. Ее смуглые щеки раскраснелись от костра, она смотрела куда-то в темное пространство океана. Вдалеке были заметны фонари на палубах кораблей.

-Здесь так тихо, - Бет убрала остатки, рыбы, - даже не подумаешь, что блокада. Хотя Чарльстон обстреливали, много раз. Джошуа,  как ты думаешь, скоро война закончится?

-Не больше года, - Джошуа помолчал.

-Юг обречен, Бет. От них бегут солдаты, у них нет денег..., Ты сама это знаешь, - он рассмеялся, - ты читала  документы, что мне Бенджамин показывал. Тем более, - он поворошил палкой в костре, - как мне Дэниел сообщил, Тринадцатая Поправка скоро пройдет через Сенат, потом, через Палату Представителей..., Рабства на этой земле больше не будет, Бет, - Джошуа, отчаянно, добавил:

-Ты сможешь выйти замуж. Я помню, ты дала зарок..., Бет..., - он замолчал и почувствовал мимолетное, нежное прикосновение ее руки.

-Джошуа, - услышал рав Горовиц, - Джошуа, я не знаю, как это сказать...

-Не надо, - Джошуа вспомнил свой сон. Он взял маленькие, пахнущие сладостью ладони, и поцеловал их, каждый палец, тонкие, смуглые запястья. Он шептал:

-Не надо, Бет..., Не надо ничего говорить. Я люблю тебя, и буду любить всегда, пока мы живы.  Джошуа поднял голову и увидел, что она плачет. Она всхлипывала, держа его за руки, черные глаза были наполнены слезами, длинные ресницы вздрогнули.

-Джошуа..., - у нее были соленые, влажные губы, - Джошуа, я не думала..., Я тебя люблю, - выдохнула Бет и услышала, как шумит океан.

-Я  ничего не знаю, - успел подумать Джошуа, - у меня никогда еще..., - а потом Бет оказалась у него в руках. Рав Горовиц уверенно сказал себе: «Ты читал. Читал мудрецов. Талмуд, Маймонида..., Делай, как они учили».

Они учили правильно. Джошуа понял это, когда они с Бет оказались в хижине. Он слышал ее сладкий, громкий крик. Он и сам стонал, целуя тяжелую, высокую грудь, смуглые, горячие ноги, всю ее, маленькую, жаркую, чувствуя на губах вкус ванили. Он шептал: «Любовь моя, спасибо тебе, спасибо...»