-Все будет хорошо, Марта, - обещал он, и возвращался в залы, где спали строители.

Петенька нагнал родителей, взяв их за руки:

-Им все кланяются. Папа город восстанавливал, а про маму, я сам слышал, говорят,  что она попросила богов и землетрясение прекратилось.

Мать  усмехалась:

-Это природное явление, сыночек. И я тебе объясняла, и папа. Толчки бывают разной силы. Сендаю просто повезло, что землетрясение было таким коротким. Никаких богов я не просила, тем более, - Марта затянулась папиросой, - я христианка.

Икона Богородицы стояла в нише, токономе, в парадной гостиной их апартаментов. «Но ты ходила на Холм Хризантем, - утвердительно сказал Петенька, забравшись к ней на колени, - я сам видел».

Мать расчесывала левой рукой бронзовые волосы.

-Все ходили, - пожала плечами Марта, - даже Эми-сан, невеста дяди Пьетро. Это семейная реликвия, как икона, как твой крестик, как сабля отца твоего. Просто, - мать повела рукой, - она всегда здесь останется, в Сендае.

Набережная и причал были совсем новыми. Фрегаты  развернули паруса. Петенька увидел, как его светлость бежит вниз по деревянному трапу. Самураи из его свиты медленно, неуверенно спускались следом, осматривая планки, прежде чем поставить на них ногу.

-Скоро осень, - мальчик помахал тем, кто стоял на корме корабля, - здесь очень красиво осенью. Его светлость обещал, что мы с ним будем заниматься фехтованием, верховой ездой, он меня станет учить чайной церемонии..., А с мамой и папой мы сядем у камелька, на террасе и станем любоваться тем, как летят на запад дикие гуси.

Мать, и отец и его светлость раскланялись. Йошикуни, неожиданно весело, сказал:

-Как меня уверил Стивен-сан, через пять лет мой мальчик сюда вернется, инженером. А дети, - он взглянул на Пьетро и Эми, - им я велел внуков мне привезти. Не сейчас, конечно, - его светлость помолчал, - а как у нас здесь все успокоится. Писать они мне будут, через Нагасаки, через Осаку..., -  корабли  поднимали якоря.

Питер все смотрел на ее бронзовую, с высокой, японской прической, увенчанную гребнями голову. Он отчего-то вспомнил как еще там, в горах, Марта вынула из волос пару медных, остро заточенных шпилек и отдала ему:

-Пистолет  у вас есть, но это, - женщина подмигнула Питеру, - тоже не помешает. Ими можно и замок открыть, и ударить, если такая нужда придет.

-Она сама, - подумал Питер, - словно клинок.

Марта стояла, - маленькая, прямая, в кимоно цвета осенних листьев, -  и махала им левой рукой. Правая кисть все еще висела на косынке. Эми-сан шепнула Пьетро: «А это страшно, идти по морю?»

-Ничего страшного, - усмехнулся мужчина, - скоро мы будем в Нагасаки,  а там и до Гонконга недалеко. Посмотришь Бомбей, где я служил, где этого юношу, - он потрепал по голове Грегори, - мы крестили..., Потом в Рим поедем, там и обвенчаемся.

-Надо с Минори-сан поговорить, - напомнила себе Эми, - папа ничего такого мне не сказал, это не принято. Она лекарь, ее стесняться нечего. Бедная, - девушка искоса взглянула на бледные щеки Мирьям, - она до сих пор его любит. Но так правильно. Масами-сан мужа семь лет ждала, искала..., И у них сын...

Мирьям заставила себя не плакать, вглядываясь в причал. Он и не смотрел на нее, он говорил с женой и его светлостью. 

-Я его еще увижу, - пообещала себе девушка, - увижу, в Европе. Может быть..., - она сглотнула и нарочито весело заметила:

-Мне тоже интересно в Индии побывать. Там наш предок лечил, первый доктор Кардозо. Воспитанник отца Джованни. Вы меня должны свести с тамошними врачами, кузен Питер, - Мирьям вспомнила:

-Питер четыре года,  как овдовел. Дорога до Европы долгая, мало ли что случится..., Посмотрим, - она обернулась. Капитан Кроу стоял у штурвала.

Корабли медленно выходили из гавани, над Сендаем реяли шелковые полотнища. Его светлость и Петенька шли впереди, со свитой. Степан, коснулся плеча жены:

-Марта..., Можно будет сегодня у тебя переночевать? - он вздохнул. Женщина, потянувшись, нежно погладила его по щеке: «Конечно, Степушка».

Они, взявшись за руки, поднимались к Холму Хризантем. Марта,  увидев белые паруса на горизонте, перекрестила корабли.

-Выходящие на кораблях в море, работники на водах великих, Те видели творения Господа, и чудеса Его в пучинах, - прошептала женщина: «Господи, спасибо, спасибо тебе, что все живы...»

Она вспомнила о приказе. Марта держала его в своей шкатулке, среди бумаг Ёсинобы. Женщина велела себе: «Не откладывай. Степушка должен знать. Я ему все расскажу».

-Должен знать, - повторила  Марта. Они еще постояли, глядя на удаляющуюся к югу эскадру.

В саду было тихо. Марта сидела на зеленой траве у берега пруда. Темная вода немного колыхалась. Она была в своем китайском костюме, простой, шелковой кофте и таких же штанах, бронзовые волосы стянуты в тяжелый узел.

Муж, устроившись, напротив, с карандашом и альбомом, сосредоточенно рисовал.

-Я так и не рассказала кузену Питеру об англичанине, что у меня паспорта и золото забрал, - вспомнила Марта.

-Я  ведь имени его не знала. Где его искать, да и зачем?

 Она тихонько вздохнула и услышала голос мужа: «Устала, любовь моя? Потерпи еще немного. Я закончу набросок, заберем Петеньку с фехтования, и выпьем чаю. Я сделаю гравюру, - Степан полюбовался рисунком, - в стиле Хиросигэ. Ты видела его работы?»

-У Ёсинобы хорошая коллекция, - кивнула Марта, - и Йошикуни-сан мне показывал эту серию, с видами Эдо. Спасибо тебе, - она улыбнулась.

-В Лондоне повесим, - он попросил: «Голову немного поверни, направо. Ты мне рассказывала, о портрете миссис де ла Марк. Получится, похоже, - Степан вернулся к альбому и вдруг, озабоченно, спросил: «Как рука?»

Марта заставила свои пальцы не тянуться вни. Там, в кармане кофты, лежал приказ. Она весело ответила: «Ты видел, я уже и стреляю, и фехтую правой. Все отлично срослось».

-Срослось, - горько повторила женщина.

Все было не так, с той, первой ночи, после отплытия кораблей. Марта дождалась, пока муж заснет. Накинув  кимоно, женщина вышла на террасу своих комнат. Дул прохладный ветерок. Кузен Питер оставил ей папиросы. Марта чиркнула спичкой: «Я Степушку семь лет не видела. Я от него отвыкла, и он от меня. Надо дать время, подождать...»

Она ждала, но так ничего и не чувствовала. Это была не обида, Марта знала, что простила мужа, а что-то другое, чему она, как ни пыталась, не могла найти объяснения. Она целовала его, говорила, что любит, ждала, когда к ней вернется то, что случилось давно, девять лет назад, там, в России, но ничего не возвращалось. Степан не замечал. Марта решила ничего ему не говорить.

-Все будет хорошо, - уверила себя женщина, - когда осядем в Лондоне, у нас еще дети появятся, мальчики и девочки..., Петенька порадуется, он до сих пор по Грегори скучает. Они увидятся, конечно. Не надо Степе об этом знать, он расстроится..., Он так хочет, чтобы у нас все получилось. И получится.

Марта и мужу не стала рассказывать о том, что случилось с золотом.

-Кое-что, - она махнула рукой, - на церковь Федоровскую потратила, а остальное в Китае разошлось. Ничего, - она потерлась щекой о его щеку, - у меня дедушкино наследство осталось, в Банке Англии. Даже если меня погибшей признали, и Джошуа его перевели, он все вернет. Но вряд ли он эти деньги получил, война в Америке.

Она устроила голову на груди у Степана. Муж, вдруг, сказал: «Не буду больше воевать. Хватит, надоело. Пока мы в Америке, займусь железными дорогами. У вас, наверняка, трансконтинентальную линию начнут прокладывать».

Петенька говорил о том, что хочет вернуться в Россию. Степан только покачал головой: «Очень надеюсь, что ты там не появишься, милый мой. Мы с мамой твоей еле оттуда вырвались. У тебя в столице дядя живет, но безопасней с ним в Европе встречаться».

Марта сказала Степану, что можно обвенчаться в Сан-Франциско. Муж хмыкнул: «Там нет православной церкви, а на Аляске...»