-Они и от Бельгии камня на камне не оставят, эти колбасники, - сочно ответил месье Жорж, - и от всей Европы  тоже. Вот увидите, доктор, - он поднял руку, увидев, как Анри потянулся за кошельком: «Нет, нет, доктор...»

Анри все равно оставил серебро на столике. Весь  Левый Берег знал  его кабинет, здесь, на рю Мобийон. Детских врачей в городе было мало. Обычные доктора с малышней возиться не любили. У Анри была даже игровая комната, с деревянными лошадками, солдатиками и куклами. Два раза в неделю он дежурил в детском госпитале, до обеда ходил на вызовы, а после полудня принимал в кабинете.

-Только  сначала, - Анри глубоко зевнул, открывая тяжелую парадную дверь, - сначала я посплю. Пусть Давид завтрак готовит. Он вчера в библиотеке занимался, а я оперировал, - Анри поздоровался с консьержкой, мадам Дарю. Женщина захлопотала:

-Почта, месье де Лу. Телеграмма, из Ренна, письмо от вашей бабушки, от вашей тетушки из Лондона, для месье Кардозо, из Амстердама, и вот еще, - мадам Дарю подала ему грязный конверт и неодобрительно поджала губы: «Мастеровой какой-то принес, пробурчал, вам лично в руки».

-Интересно, - Анри остановился на площадке второго этажа и достал ключи, - Макс до сих пор в Италии? Гарибальди сдался. Его подержали в тюрьме и выпустили, я читал. Он уже на Капрере. А Давиду невеста пишет, они на Хануку женятся. Жалко, что он уезжает, но его место ассистента на кафедре ждет, - Анри отпер дверь и вдохнул запах хорошего кофе.

Давид Мендес де Кардозо выглянул в прихожую: «Завтракать и спать». Квартира была отремонтирована. Анри говорил: «У меня нет никакого желания заходить в ванную и думать, что именно здесь Шарлотта Корде убила Марата». Джоанна, когда приехала в Париж, весело сказала:

-Я тебя понимаю, милый мой. Хотя отсюда я уходила в церковь Сен-Сюльпис, с дедушкой вашим венчаться. А уезжали мы с набережной Августинок, тетя Марта нас из Парижа вывезла.

Бабушка перегнулась через кованые перила: «Балкон ты оставил, молодец. Кто только на этом балконе не стоял. Впрочем, - Джоанна махнул в сторону Сены, - на набережной, даже ваш прадедушка жил, и довольно долго, пока дядя Теодор тетю Тео на воздушном шаре не увез».

-Лучше бы я забыл, что у меня такой прадед, - недовольно сказал Анри, - хватит и того, что у нас в детской его портрет висел.

Джоанна зорко посмотрела на внука:

-Разные они. Я Робеспьера не знала, конечно, но Макс в него. Анри в деда. Генерал Лобо был мягким человеком. Твердым, - Джоанна невольно улыбнулась, - когда это нужно было, но добрым. В тетю Жанну. Анри тоже такой. Вот и хорошо. Найдет себе славную девушку, я с правнуками успею повозиться. Наверное,  - Анри взглянул в прозрачные, светло-голубые глаза бабушки. Он внезапно, озабоченно, спросил: «Может быть, осмотреть тебя?  Тебе седьмой десяток…»

Джоанна закинула ногу за ногу. Женщина была в хорошо скроенных твидовых брюках, и шелковой рубашке, с жемчужными запонками.

-Месье Ворт, - сообщила Джоанна, - я у него вчера на примерке была, сказал, что у меня фигура, как у двадцатилетней девушки. Ты и сам это видишь, дорогой, - она улыбнулась.

-Вместо осмотра завтра возьмешь выходной. Покатаемся в Булонском лесу, пойдем в тир...- Джоанна протянула руку и коснулась кольца, что висело на шее внука: «Пока не встретил никого?»

Анри покраснел: «Хочется, чтобы это по любви было, бабушка…»

-Очень правильно, - согласилась Джоанна, дверь в передней стукнула и они услышали веселый голос Поля: «Вот и мы. Давид меня провел по всем лавкам в квартале Марэ. Пока мы в гостях, за провизией меня отправляйте. Я теперь знаю, где евреи мясо покупают».

Кухня на рю Мобийон была кошерной. Отпив кофе, принимаясь за круассаны,  Анри перебросил кузену письмо из Амстердама. Давид прожевал и поднял голову от конверта:

-Сегодня ночью я дежурю, - темные глаза улыбнулись, -  завтра ты готовишь, дорогой мой. У меня еще три операции, но это после обеда, - он вернулся к чтению.

-Жалко Давида, - вздохнул Анри, просматривая весточку от бабушки и Поля: «Макс нам не пишет. Впрочем, он, наверное, в Италии. Надеемся, что у тебя все хорошо, милый Анри, и ожидаем скорой встречи».

-Жалко, - повторил он, искоса смотря на прикрытые черной кипой, темные, вьющиеся волосы: «Сначала родителей потерять…, - Анри вспомнил ревущий столб огня, что уходил в ночное небо Амстердама. Сад Кардозо был уже открыт. Давид, вернувшись из Голландии, сказал:

-Там розарий устроили, и  даже маленький пруд, с утками. Очень красиво. Дети его любят. Мне кажется, - он помолчал, - папа и мама были бы рады.

-А теперь  Мирьям…., - Анри распечатал письмо от тети. Из него выпала фотографическая карточка. «Три года прошло, а о ней так ничего и не известно. Как они могли, эти индейцы…, Убить старую женщину, увести девушку в плен. Война началась, страну на две части расколола. Майкл и Дэниел на севере, Мэтью и Джошуа на юге. Но Джошуа раввин. Он в армию не пойдет».

-Смотри, - улыбнулся Анри, - Джону-младшему полтора года.

-Его светлость, по понятным причинам, избегает позировать фотографам, - Анри  рассмеялся, читая письмо от Полины, - придется тебе удовольствоваться мной и графом Хантингтоном. Малыш рвется сесть на пони, кататься на лодке и довольно бойко лепечет. К сожалению, мы не можем повезти его к бабушке Еве, врачи запрещают….»

-Когда уже найдут лекарство от проказы? -  горько заметил Анри.

Давид помолчал:

-Они правы. Пока мы не знаем, как передается болезнь, лучше не подвергать ребенка риску. Ты сам педиатр. Ты тоже, принял бы такое решение, - он взял фотографию: «Отличный мальчишка».

-Конечно, - согласился Анри, - но все равно, жалко бабушку Еву, даже не может внука увидеть. А мальчишка красавец.

Граф Хантингтон, пухлый, светловолосый, в матросском костюмчике, сидел на деревянной лошадке, строго глядя вперед. Полина,  в роскошном платье с кринолином,  с украшенной цветами, белокурой головой, обнимала сына за плечи.

-Смотрит маленький Джон так же, как его отец, и глаза у него тоже светло-голубые. Мама и Поль приедут следующим летом, погостят в замке. Я пока живу здесь. Когда малыш подрастет, мы переберемся на Ганновер-сквер, и я вернусь к юридической практике.

Анри распечатал телеграмму:

-Дядя Жан приезжает. Он встречается здесь с поверенными, и, заодно представляет кузину Элизу ко двору. Мы ее и не видели никогда, - задумался Анри, - семнадцать ей, правильно. Завтра, - он взял свой блокнот, - в полдень, на вокзал Монпарнас.

-Надо их встретить, - Давид свернул свое письмо, - дядя Жан инвалид, ему тяжело. Еще и девушка там. Он в гостинице будет жить, в обычной своей?

Маркиз де Монтреваль бывал в Париже два раза в году. Он останавливался в маленьком, семейном пансионе неподалеку от Сорбонны. Хозяин был бретонцем, из Ренна. Маркиз  навещал семейный склеп на Пер-Лашез. Элиза и Мадлен были похоронены в Ренне, в соборе, но Жан  разводил руками: «Это семья, милые мои, как я могу туда не сходить?». Он обедал с Анри в хороших ресторанах, сидел  с юношами за кофе. Когда он уезжал, на рю Мобийон непременно приходило письмо с двумя чеками.

-Это вам на книги, - читали Анри и Давид четкий почерк дяди, - я заходил в лавки, все дорожает, а вы пока что студенты.

В прошлом году, когда они получили дипломы, Анри сказал дяде: «Мы и сами зарабатываем…»

Жан  повел рукой:

-Вы оба молодые врачи. Когда ты станешь профессором в Сорбонне, а Давид в Лейдене,  будете меня бесплатно осматривать, - он улыбнулся в седоватую бороду.

Анри каждый месяц доставляли ящик хорошего вина, от знакомых дяди из Бордо. Давид решительно сказал: «Я их встречу. У тебя вызовы, а у меня завтра свободное утро».

Давид был хирургом. Как-то раз Анри, осторожно, спросил: «Дядя Шмуэль  тропическими болезнями занимался, а ты не хочешь….».

-Хочу, - спокойно ответил Давид, затягиваясь папиросой.

-Но мне сначала  надо руку набить, на операциях. Потом я примусь за тиф и все остальное. Холера, - он стал загибать пальцы, - чума. То же бешенство. От оспы мы прививаем людей, и давно. Значит, сможем добиться этого и для других болезней.