Питер отчего-то вспомнил зеленые глаза кузины Марты, бронзовые локоны, что падали ей на плечи, и вздохнул: «А она так и сгинула где-то там, в России. И Воронцовы-Вельяминовы тоже. Господи, даруй им вечный покой».

Он взял блокнот и фаберовскую ручку.

-Виллем, - зло пробормотал Питер себе под нос, - барон де ла Марк.

Дядя Поль написал ему из Брюсселя, что Маргарита жива. Питер, яростно скомкав бумагу, сказал жене: «Когда  мы вернемся в Англию, этот мерзавец, мой кузен, пожалеет, что на свет родился».

Люси положила голову ему на плечо и грустно отозвалась: «Милый мой, на суде Виллем будет утверждать, что случайно оказался на пожаре, спас свою дочь, а об остальном  он понятия не имеет. И ты ничего не докажешь. Где их теперь искать, этих тугов?»

Питер погладил темные, распущенные волосы и поцеловал смуглый лоб: «Я просто напишу Маленькому Джону, чтобы он сообщил семье. Виллем повел себя не так, как полагается джентльмену».

-Хотя, - Питер все сидел, смотря на чистую страницу блокнота,  - с его титулом, его деньгами и тем, что он принят при бельгийском дворе..., - он вздохнул и услышал веселый голос жены: «Завтрак давно готов, милый».

Она стояла, невысокая, все еще изящная, в шелковом, цвета слоновой кости халате, держа за руку Грегори.  Мальчик  не говорил, однако они не волновались. Питер только смеялся: «Я сам до трех лет молчал, только пальцем показывал, и головой мотал. А потом пришел в кабинет к отцу и сказал: «Хочу покататься на паровозе».  Папа и дедушка только рот открыли. После этого, - он подмигивал жене, -  я уже не останавливался».

-Как маленький? - он поднялся и нежно положил ладонь ей на живот. Ребенок заворочался. «Есть хочет, - со значением сказала Люси, - пойдем». Питер подхватил Грегори на руки. Мальчик обернулся и посмотрел темными, большими глазами на реку: «Птицы, и много как».  Чайки летели над серой, тихой водой. Грегори прислушался и ближе прижался к Питеру. «Хочу сказать, - вздохнул мальчик, - но не могу. Надо ждать». Птицы кричали, кружась над рекой, он поежился и Питер улыбнулся: «Еще прохладно, милый. Рано, солнце только взошло».  Питер взял жену за руку: «Люблю тебя».

-Я тоже, - Люси потянулась  и поцеловала его в щеку, коснувшись пальцами маленького,  играющего бриллиантами золотого крестика у него на шее.  Они еще немного постояли, глядя на просыпающийся город, на суету внизу, на набережной реки, на туманный свет, что пробивался сквозь дымку на востоке, там, где Жемчужная река впадала в море, а потом все вместе зашли в дом.

Люси вышла на террасу и помахала Питеру. Он садился в паровой катер. От Кантона до Гонконга было семьдесят пять миль, вниз по течению. В дельте собирались тучи, дул сильный восточный ветер. Люси увидела на воде Жемчужной капли дождя. Вечерело, на складах зажигались фонари.

-Я через неделю вернусь, - Питер поцеловал ее, - день рождения у губернатора, не избежать торжественного приема. Еще надо посидеть с Мэтисоном, они страхуют перевозку наших грузов. А вы, - он обнял Грегори, - вы не скучайте. Кто-то получит подарки, - Питер нежно пощекотал мальчика. Грегори  обхватил его ручками за шею. «Надо сказать, - горько подумал ребенок, - почему я не умею сказать?»

Грегори просыпался ночью, в своей кроватке, и смотрел на деревянный потолок комнаты. Было тепло, от шелкового одеяла пахло мамой, цветами и еще чем-то, приятным. Он слышал в приоткрытую дверь дыхание родителей. Мальчик лежал, открыв большие, темные глаза. Он знал, что  наверху, в ночном небе парит сокол.

-Помоги, - просил Грегори, - я еще маленький. Пожалуйста, дедушка.

Грегори опускал веки и видел суровые, серые скалы, холодный океан, тучи над бушующей водой. Птицы вились над заливом, тысячи птиц. Он ворочался и вздыхал. Он еще не умел говорить,  даже с ними. Грегори только слышал свист ветра, плеск воды, чей-то крик. Он вытирал влажную щеку, а потом рядом оказывались мама или папа. Грегори прижимался к ним и спокойно засыпал.  Он прислушивался. Сестричка там, в животе у мамы, тоже дремала.

-Как рыбка, -  улыбался Грегори, сворачиваясь в клубочек. Он вспоминал  стайки рыб в реке. Мальчик  видел их, когда мама и папа брали его на прогулку, на джонке. «Я всех слышу, только говорить с ними не умею. Но научусь, обязательно». Он знал, что если он посмотрит на бутон, то цветок распустится.  Грегори понял это недавно, когда они с мамой поехали посмотреть кантонскую мечеть. Она была старинной, красивой. В садах Грегори увидел  розы. Он сел под кустом, мама устроилась рядом. Мальчик молчал, оглядывая восхищенными глазами цветы. Они медленно раскрывали лепестки. Когда они с мамой уходили, Грегори оглянулся. Розы были везде, белые, алые, цвета слоновой кости.

-Не хочу, чтобы папа уезжал, -  Грегори прижался темноволосой головой к маминому халату. Люси присела и поцеловала мальчика: «Выпьем теплого молока, с вафлями, ляжем спать, и я расскажу тебе сказку».

Паровой катер был на середине реки. Люси тоскливо взглянула на чернеющие тучи, что собирались на востоке.  Загремел гром. «Неделю его не будет, - женщина, опустила глаза к своему животу, - а если случится что-то? Хотя врач говорит, что все в порядке, и я себя хорошо чувствую. Питер, наверное, мальчика хочет, - она, невольно улыбнулась: «Мартина. А если девочка, то Тессой назовем».

-Девочка, - хотел сказать Грегори, но насупился. Слова опять никак не складывались.

-Не грусти, -  Люси поцеловала его, - папа подарки привезет. 

Они зашли с террасы в дом. Серая вода Жемчужной осветилась белым, мертвенным светом молнии.

Неприметная рыбацкая джонка мокла  на противоположном берегу реки. Ши опустил мощную, немецкой работы подзорную трубу. Со времен Нанкинского договора в Китай хлынули европейские товары. Жены и наложницы цинских чиновников обрели вкус к парижским духам. Сами чиновники с удовольствием обзаводились хронометрами от Брегета. Тайпины не препятствовали торговле,  если не считать опиума. Их армия была хорошо вооружена, западными винтовками и пушками. Ши взглянул на дно лодки: «Все складывается как нельзя лучше. Гроза мне только на руку. Европейцы, конечно, у нас это заимствовали, - он открыл деревянный люк и ласково посмотрел на сложенные в трюме ракеты: «Молния ударила в крышу, начался пожар. Такое бывает. Ночь на дворе, пока его потушат, много времени пройдет».

О мистере Кроу должны были позаботиться в Гонконге. У генерала были свои глаза и уши в городе. Госпожу Мэйли он поселил в рыбацкой деревне, выше по течению. Ши объяснил ей, что в Кантоне пока появляться небезопасно, и он,  Ши, не может рисковать ее жизнью и жизнью ребенка.  Генерал, конечно, знал, что у госпожи Мэйли есть револьвер. Ши его много раз видел, и давно проверил ее вещи. Кроме потрепанной книги, блокнота, и старой иконы в медной оправе, у нее больше ничего не было. Ши, прощупывая книгу, насторожился. Ему показалось, что в переплете сделан тайник. Он еще раз осмотрел обложку и успокоено отложил том. Все было в порядке.

В Кантоне, в курильне опиума, он встретился с маленьким, худеньким человечком. На смуглом запястье виднелась татуировка. Китайские иероглифы оплетали хвост дракона.

-Под халатом у него больше, - смешливо подумал мужчина, раскланиваясь с главой одной из триад. Ши знал его еще с Нанкина.  Они, разумеется, пили только зеленый чай.  Генерал не притрагивался к алкоголю, опиуму или табаку, а в триадах опиумом баловались только совсем никчемные люди.  Они быстро обо всем договорились. «В Гонконге мистера Кроу будут ждать, - лениво сказал китаец, - у нас свои счеты с этим человеком. Не волнуйтесь, генерал, после того, как мы с ним закончим...»

Ши поднял бровь.

-Моим, - китаец покашлял, - подчиненным нужна практика. Не хочется тратить деньги, если можно отработать навыки пыток на человеке, который достался нам бесплатно. После того, как с ним больше ничего нельзя будет сделать, куски тела мистера Кроу окажутся в море.

-А если его найдут? - озабоченно поинтересовался Ши: «Вы его будете держать в живых, какое-то время».