-До следующего года я здесь сидеть не стану. Надо бежать. Сейчас лето, это легко. Ничего, на местном языке я уже говорю, - она, внезапно, замерла: «Нахичеванский знает, что случилось со Степаном. Надо добраться туда, на юг, найти его. Наверняка, отец его выкупил. Найти и спросить. В конце концов, - она поджала губы, - махр Шамиль мне обязан подарить. Драгоценности какие-то. Заберу их и уйду.
На узкой улице сияло солнце. Аул громоздился на вершине плато, вокруг не было ничего, кроме голубого неба, и щебета птиц. В канавах сверкала вода, блеяли овцы, что паслись вокруг домов, на крутых склонах. Марта, ласково прикоснулась к нежной щечке сына: «Уйдем, Петенька, обязательно уйдем. Не будем мы здесь жить».
Они шли обратно к дому, сложив в холщовые мешки свежий, соленый сыр. Софико, приставив ладонь к глазам, поглядела вниз, в долину, на каменный мост через реку. Девушка, испуганно сказала: «Всадники, Марджана. Должно быть, Шамиль возвращается».
Марта увидела зеленое, вышитое золотом знамя. Его Шамилю прислал султан Абдул-Меджид:
-Еще две недели. Помоги нам Бог, - она посмотрела на мальчика. Марта внезапно, незаметно, улыбнулась. Колонна въезжала в аул. Девушки, захлопнули за собой резную, низкую дверь, что вела в женскую половину дома Шамиля, трехэтажного, с деревянными балконами, с высокой, мощной башней.
В каменном сарае остро пахло порохом и гарью. Степан осмотрел кузнечный стан. Повернувшись к Шамилю, он медленно сказал, по-русски: «Пушки здесь можно будет делать, и ядра тоже». Он достал свой старый блокнот. Шамиль отдал его Степану, как только они приехали в Гуниб. «Я начертил, как надо будет расставить артиллерию. У вас и так крепость, - Степан позволил себе улыбнуться, - но до осени она станет еще неприступней».
-После такого мне точно в Россию будет закрыта дорога, - вздохнул Степан, взяв клочок бумаги, подсчитывая, сколько металла понадобится на отливку: «Да я в Россию и не собираюсь. Уедем с Мартой в Англию или Америку, а Феде я оттуда напишу».
Он уже неделю жил в Гунибе. Ему выделили небольшую комнату, ел он вместе с наибами Шамиля. Те искоса смотрели на него, но молчали, не пытаясь заговорить. Креста Степан не снимал. Иногда он ловил на себе пристальный, заинтересованный взгляд имама.
-До осени, - повторил Шамиль и усмехнулся: «А потом?»
-А потом я отправлюсь искать свою жену, - Степан отдал ему расчеты и добавил: «Если до конца недели привезут металл, то мы начнем делать пушки. Мастера у вас хорошие». Шамиль прислонился к косяку двери. Оружейная была пуста, работники ушли на ужин.
-Твоя жена, - он посмотрел на Степана, - почти год прошел…, Она может быть женой кого-то другого, ты не думал об этом?
Степан думал. Прошлой осенью, в Шали, засыпая рядом с другими пленниками, он приказывал себе не плакать, но все равно ворочался, сжимая зубы, бормоча что-то. Ночью он увидел Марту. Девушка устроилась рядом, прижавшись к нему: «Помнишь, я говорила, пока мы вместе, смерти нет? И никого другого тоже нет, милый. Есть только я и ты, и так будет всегда. Господь о нас позаботится, я знаю». Он ощутил прикосновение ее мягкой руки. Проснувшись, лежа на спине, Степан улыбнулся: «Конечно, она права, любовь моя. Никого другого нет, и быть не может».
-Мне все равно, - Степан посмотрел на Шамиля: «Ты меня спрашивал, еще в походе, венчались ли мы? Нет, не венчались, но Марта моя жена, а я ее муж, и так будет всегда. Мы обвенчались здесь, - Степан показал себе на сердце, - и никто, никогда не сможет этого разрушить. Пока мы живы, - добавил Степан.
Шамиль долго молчал, глядя на солнце, что заходило над узкой долиной, над острыми вершинами скал.
-Мне пора на молитву, - наконец, сказал он: «Я распоряжусь насчет металла. Начинай строить эти стены - имам указал на бумагу, - работников тебе дадут. Завтра увидимся».
Степан только кивнул.
Шамиль шел к мечети и вдруг, замедлил шаг.
Когда он приехал, Марджана прислуживала за столом. Он осмотрел ее тонкую, стройную фигурку и понял: «Родила». После обеда, щелкнув пальцами, он велел: «Принеси ребенка». Дитя спало. Шамиль, увидев рыжие волосы, полюбовался милым, нежным личиком: «Мальчик на отца похож, как две капли воды. Можно, конечно, подождать, пока этот русский все отстроит, а потом избавиться от него, тихо..., Марджана и не узнает, что он здесь жил. Запрещу ей выходить на улицу, вот и все».
Она стояла на коленях, держа сына, изящная голова была опущена вниз, и пахло от нее цветами, сладко, волнующе. Длинные, темные ресницы дрожали. Мальчик зевнул и открыл глаза. Марджана улыбнулась, глядя на него. Шамиль поморщился: «Никогда она на меня так смотреть не будет. И на своих детей от меня, тоже. Аллах, как больно это, оказывается, а я и не знал. Сказано же: «Разве ты не видел того, кто взял своим божеством свою страсть?». Это про меня, - он, едва слышно, вздохнул: «А еще сказано: «Тому, кто влюбится и, утаив любовь, сохраняя целомудрие, проявит терпение, Всевышний простит грехи и отправит в Рай».
-Иди, Марджана, - наконец, сказал Шамиль. Она, поклонившись, выскользнула за дверь. Имам услышал, как захныкал ребенок, как она нежно, тихо запела, на своем языке.
Он стоял, вспоминая ее голос. Сверху, с минарета, звал к молитве муэдзин. Шамиль смотрел на расплавленное, медное солнце, опускавшееся за гребни гор.
-Как я могу? - подумал имам: «Сказал Пророк, да будет благословенно имя его: «Никакой отец неможет сделать своему ребенку лучшего подарка, чем хорошее воспитание». Как я могу забрать сына у его отца? Но ведь он идолопоклонник, Марджана не может выйти за него замуж…»
Шамиль вспомнил его большую руку, приложенную к сердцу, и его твердый голос: «Мы обвенчались здесь, и никто не сможет этого разрушить».
-Даже я, - вздохнул Шамиль. Повернувшись, он пошел обратно к кузнице. Русский сидел на камнях у входа, склонившись над блокнотом, что-то рисуя. Шамиль быстро заглянул ему через плечо, и почувствовал, что краснеет. Перед ним была Марджана. Она стояла, в реке, в одной рубашке, распущенные волосы падали на плечи. Она улыбалась, так, - понял Шамиль, - как тогда, смотря на сына, что спал у нее на руках.
Степан услышал рядом чье-то дыхание. Захлопнув блокнот, он поднялся. Темные, непроницаемые глаза Шамиля взглянули на него.
-Тебе лучше будет жить в доме, - имам смотрел куда-то в сторону: «После ужина тебе покажут, где это. Он маленький, но там хватит места…, - Шамиль оборвал себя и не закончил.
Зайдя во двор мечети, наклонившись над медным тазом, Шамиль набрал в ладони воды. Имам почувствовал влагу на своем лице.
-Это ветер, - он умывался: «Просто ветер поднялся, к вечеру, вот и все». Шамиль провел ладонями по лицу, и приказал себе: «Забудь. Забудь о ней. Так лучше для всех. Аллах, Аллах, помоги мне, сделать это».
Марта сидела у себя, чиня одежду, Петенька спал на ковре. Патимат, первая жена Шамиля, показавшись на пороге, велела: «Бери свои вещи, ребенка, и пошли». Марта даже не спросила, куда. Она подхватила шерстяную суму, стопку своих платьев. Устроив мальчика в шали, девушка вышла. По дороге во двор она заглянула в комнату, где жила Софико, с другими наложницами. Улыбнувшись, поманив к себе грузинку, Марта шепнула: «Все будет хорошо».
Все мужчины были на молитве. Патимат довела ее, по пустынной улице, до маленького, серого камня дома, с колодцем в крохотном дворе. У стены росло тонкое, молодое деревце. «В кладовой зерно лежит, - горянка поджала губы, - завтра тебе овец приведут. Посуду можешь тоже завтра взять, а тюфяк и одеяло там есть, - она кивнула на дом.
Оставшись одна, Марта заглянула внутрь. В маленькой комнатке, с давно потухшим очагом, было пыльно и запущено. Она устроила Петеньку на тюфяке. Оглянувшись, Марта нашла старое, деревянное ведро: «Мама все уберет, милый».
-Он решил не брать меня в жены, - Марта мыла пол. Остановившись, она положила руку на медальон. «Но почему? Передумал? И как мне жить? Теперь любой сможет ко мне посвататься. Пусть сватаются, - разозлилась девушка, - я свободная женщина. Имею право отказать. Даже если опекуна назначат, он все равно моего согласия должен спрашивать, на брак. Тем более, - она выжала тряпку и выплеснула воду, - я все равно уйду отсюда. Вот только где денег взять, если махра у меня не будет…., - Марта насторожилась. На пороге раздался какой-то шорох.
