Квартиру на набережной Августинок давно оформили на Жана де Монтреваля. Кузен Джоанны был истовым католиком, монархистом. Однако она сказала Полю, пожимая острыми плечами: «Это наше семейное достояние. Я не позволю королю Луи-Филиппу его конфисковать. Когда во Франции установится республиканское правление, Жан ее нам отдаст».
Они лежали в постели. Поль, обнимая Джоанну, смешливо спросил: «А если не отдаст?»
Джоанна закатила глаза: «У Жана на рю Мобийон квартира, особняк в Ренне, и земель столько, сколько у моего отца не было. Его Элиза станет богатой наследницей».
-Как ты, - Поль поцеловал белокурые волосы на виске. Джоанна отмахнулась: «У нас майорат. Все Маленький Джон получил. Впрочем, он уже не маленький, скоро пятьдесят. Нам с Вероникой немного досталось, поверь мне».
-Немного, - пробурчал Поль, вспомнив отчеты из банка. Однако они жили скромно, на то, что сами зарабатывали. Полина закончила, училище для детей из рабочих семей, что основала Джоанна. В семнадцать лет девушка уехала в Амьен, к станку. Она работала ткачихой и преподавала в вечерних классах для трудящихся. Близнецы ходили в государственную школу. Поль и Джоанна делали взносы в кассы взаимопомощи, в фонд Союза Коммунистов, помогали итальянским и русским эмигрантам. Джоанна преподавала, переводила, печаталась в либеральных газетах. Поль защищал рабочих на судебных процессах.
Джоанна стряхнула пепел:
-Мы к вам приедем, в Кельн, летом. Как только станет понятно, что происходит во Франции. Мадам Санд мне пишет, - она нашла на столе конверт:
-Выборы, если они не дают торжествовать социальной правде, если они выражают интересы только одной касты, предавшей доверчивое прямодушие народа, эти выборы, которые должны были быть спасением республики, станут её гибелью, в этом нет сомнений. Тогда для народа, строившего баррикады, останется один путь спасения: во второй раз продемонстрировать свою волю и отложить решения псевдонародного правительства, - Джоанна помолчала и затянулась папиросой: «Парижу не миновать баррикад, во второй раз. Переходное правительство будет свергнуто. Я бы сейчас отвезла мальчишек на могилу Мишеля, но не хочу рисковать. Они еще дети. На собрание Союза Коммунистов в Кельне мы их возьмем, конечно».
Тургенев и Герцен сидели на диване в углу, склонившись над черновиком перевода «Манифеста». Маркс, погладив темную бороду, хмуро сказал: «В Кельн мы поедем, мадам Жанна, но с Лондоном надо что-то решать. Товарищи ждут текст, а обычной почтой его отправлять опасно».
-Полина его отвезет, - улыбнулась Джоанна.
-Она из Ливерпуля отплывает, весной, в Америку. Будет в Оберлин-колледже учиться, в Огайо. Никто ничего не заподозрит, Карл, - успокоила его Джоанна, - Полина очень аккуратна. Девочка едет навестить своих лондонских родственников, сядет на корабль в Амстердаме, в Дувре ее обыскивать не будут. Я ее с шестнадцати лет с такими поручениями посылаю.
-Спасибо, мадам Жанна, - искренне ответил Маркс. Когда они с Энгельсом ушли, Поль закрыл дверь. Адвокат присел напротив Герцена с Тургеневым: «Месье Александр, не слышали вы ничего о тех людях? Воронцовых-Вельяминовых?»
Герцен развел руками и отряхнул от пепла свой простой сюртук: «Вы, наверное, никогда в России не были, месье Поль...»
Тонкие губы Тургенева улыбнулись. Он, почесав седой висок, закусил зубами янтарный мундштук: «Месье Поль и мадам Жанна в Россию ездили, Александр Иванович, когда ты еще подростком был. Они хорошо себе представляют, с каким тираном мы имеем дело. Скорее всего, - Тургенев взглянул на Джоанну, - оба ребенка умерли, в воспитательных домах. А что Петр Федорович и жена его скончались, это вы знаете».
-Знаем, - вздохнула Джоанна, - еще с той поры. А более ничего.
Она посмотрела на часы, что стояли на каминной доске: «Мы с месье Полем пойдем к внукам. Полина вас проводит, господа».
Идя по коридору, Джоанна внезапно остановилась. Поль, прижал ее к себе: «Ничего, любовь моя, ничего. Я с тобой. Посидим с мальчиками, поговорим с ними...».
У нее в руке была брошюра. Джоанна кивнула: «Да. Я им «Манифест» почитаю. В такой день, для них важно помнить, за что погиб отец. Пойдем, - она взяла его за руку, - спасибо тебе, милый мой».
-Вы моя семья, и так будет всегда, - просто ответил Поль. Он поцеловал теплые, белокурые волосы над ее лбом, большие, голубые, в едва заметных морщинках, глаза.
Они довели Тургенева до его комнат. Потом Герцен, нерешительно, предложил: «Мадемуазель Полина, дождь закончился. Может быть, погуляем немного? И поверьте, мне очень жаль...».
На улице было тихо, небо очистилось, в лужах было видно отражение звезд. Она вздохнула, и закуталась плотнее в суконную накидку. Полина была в хорошо скроенном, темном платье, в крепких ботинках на шнуровке. Герцен заметил пятна чернил на ее тонких пальцах.
-Она на мать похожа, конечно, - подумал мужчина. Белокурые, коротко, по плечи, постриженные, волосы, чуть завивались на концах. Глаза глубокой, темной синевы, смотрели прямо и твердо.
-Спасибо, месье Герцен, - тихо сказала Полина.
Мишель ушел из дома в шестнадцать лет, после бельгийской революции. Он уехал в Мон-Сен-Мартен, и нанялся в шахты, поднимать сознательность пролетариата. Полине тогда было пять. Старший брат для нее оставался тем, кто приезжал иногда, чаще тайно. Он рассказывал о собраниях рабочих и забастовках, и пел песни Беранже. Он был Волком, неуловимым, прячущимся от полиции, тем, о ком говорили шепотом. Полина знала, что у них с братом разные отцы. Мать в детстве объяснила ей, что она когда-то очень любила человека, что боролся и погиб за свободу России. «Декабрист, - зачарованно повторила девочка. «Как дядя Пьер, которого в Сибирь сослали, и он там умер. А как мой папа умер?»
-Его повесили, милая, - вздохнула мать. «А дядя Пьер…, Мы не знаем, что с ним случилось. Только то, что он, и его жена, не выжили. И даже их детей, - голос матери зазвенел, - их детей это чудовище, император Николай, не пощадил».
Они шли по узкой улице. Полина, отчего-то, сказала:
-У моего брата..., у Волка..., была очень хорошая жена. Сесиль. Я ее учила читать и писать. Она была очень добрая. Жалко, что она умерла. Мне тогда пятнадцать лет было, - девушка остановилась. Герцен, внезапно взял ее за руку: «Мадемуазель Полина...»
-Товарищ Полина, - поправила его девушка. «Я не люблю буржуазных условностей, месье Александр. Все эти обращения, - Полина поморщилась, - какая разница, замужем женщина, или нет?»
-Никакой, - торопливо согласился Герцен, поглаживая ее запястье. Полина вспомнила веселый голос матери: «Фурье предлагал мне стать его сожительницей, но я, моя дорогая, - мать затянулась папиросой, - не испытывала к нему влечения. А потом, тем же днем, пошла на Пер-Лашез, и встретила отца Мишеля, моего, - Джоанна нежно улыбнулась, - генерала Лобо».
-А к нему испытала? - лукаво спросила Полина, сидя с карандашом в руке над черновиком статьи, тоже куря.
-И еще, какое влечение, - мать усмехнулась. «Но нигде, кроме церкви нам было не пожениться. Мишеля тогда вся полиция Парижа искала. Его бы из мэрии прямо в тюрьму отвезли».
-А почему ты за Поля замуж не выходишь? - поинтересовалась дочь. «Вы скоро как тридцать лет вместе».
Джоанна поднялась и прошлась по гостиной. Она до сих пор, на шестом десятке, каждый день вставала на рассвете, обливалась холодной водой, делала с близнецами и Полиной гимнастические упражнения. Джоанна научила их верховой езде, стрельбе, они умели обрабатывать землю. Полина с шести лет занималась у швеи. Мать настаивала на трудовом воспитании. Близнецы по вечерам ходили в кузницу, подмастерьями, к старому приятелю Поля.
-Хотела бы я так выглядеть в ее годы, - Полина посмотрела на стройную, узкую спину матери, на ее тонкую талию.
-Будешь, - будто услышав ее, обернулась Джоанна.
-Ты у меня красавица, - ласково сказала она, обняв сидевшую на диване Полину. «Мы с Полем не женимся, потому что мы всегда были рядом, и всегда будем. Зачем нам такая условность, как брак? Мы, когда из России бежали, я уже тебя носила. Мы с Полем пешком границу переходили. Я знала, случись что, Поль о вас будет заботиться, как о собственных детях. Впрочем, вы все, - Джоанна поцеловала дочь, - его дети».