-Миссис Мур, - поправила его Марта.

Паспорт был поддельным, отлично сработанным. Она была Мартой Мур, пятидесяти двух лет, уроженкой Спрингфилда, Массачусетс, вдовой. Его светлость предложил переправить  эту графу на «Замужем», но Марта  махнула рукой: «Я суевериями не страдаю».

После того, как Мэри похоронили - на семейном участке в Мейденхеде, рядом с могилами родителей Питера,  Марта проводила всех на север и отправилась в Портсмут -  пора было отплывать.

- Мораг пусть Мирьям напишет, - вздохнула сейчас Марта, спускаясь вниз, в порт. «Я все равно после Вашингтона на озера заеду. Даже с Горовицами нельзя будет встретиться в столице - опасно это».

Она прошла по набережной. Полюбовавшись парусами, женщина поднялась на второй этаж своего постоялого двора. Пистолет Марта носила с собой - в комнате его оставлять было нельзя. Билет на почтовую карету в Вашингтон уже лежал на столе. Она присела и стала писать Тедди - плохим, царапающим бумагу пером.

Мальчики шли впереди взрослых. Тед, оглянувшись на отца, сказал Дэвиду Вулфу: «Не грусти ты так! Нат приедет, через три года, и вы опять встретитесь. Мы сразу отсюда в Рокпорт поедем, на боте покатаемся, потом у папы закончится сессия суда, и он с нами весь июль проведет».

Дэвид почесал в русых волосах и мрачно ответил: «Почему я только должен учиться в Экзетере? Почему я не могу пойти в Бостонскую Латинскую школу, как ты».

-Потому, - тихонько вздохнул Дэвид, - что дядя Тедди и тетя Мораг тебе не родители - они дядя и тетя. Нельзя у них жить, у них свой сын есть. А я сирота, - он вспомнил сухое письмо отца, что получил после смерти матери, и заставил себя не плакать. Дэвид не верил, что мать убили индейцы. В детстве, еще до школы, они почти каждое лето проводили на территориях,  и мальчик сейчас, как и всегда, сказал себе: «Не могло такого быть. Они ее любили, мою маму, и она индейцев тоже».

-Может быть, - ободряюще заметил Тед, - и пойдешь когда-нибудь, кузен, - он подмигнул Дэвиду. Они услышали сзади веселый голос Ната: «Вот и мой корабль».

-Ты будешь на французском языке учиться, - зачарованно сказал Дэвид, беря старшего брата за руку. «Я бы не смог».

-Очень даже смог бы, - Нат потрепал его по голове: «Чтобы деньги на проезд не тратить, я коком нанялся. В Париже  пойду в ресторан работать».

-А жить ты, где будешь? - спросил Тед.

Нат помахал своим саквояжем: «В Латинском квартале, рядом с университетом. Комнатку сниму».

Салли посмотрела на сына - он был высокий, выше ее, стройный, в хорошо сшитом, простом сюртуке. Темные, волнистые волосы юноши  шевелил ветер. Салли, всхлипнув, обняла его: «Мальчик мой..., Ты только возвращайся…, Ты там осторожней, пожалуйста».

-Мама, - Нат поцеловал смуглую, влажную от слез щеку, - конечно, я вернусь. И буду писать, каждый месяц, обязательно. У тебя гостиница, ты в церковном совете, в благотворительном комитете, ты больницей теперь занялась - ты и забудешь, что меня рядом нет.

-Не смей такое говорить, Натаниэль Фримен, - сердито велела мать. «Ты мой сын, единственный...- она расплакалась и прошептала: «Они там с Россией воюют. Не смей ходить в армию, я тебе запрещаю...»

-Не собираюсь, -  уверил ее Нат. «Буду посещать лекции, и готовить супы, вот и все. Не расстраивайся, мамочка, все будет хорошо».

Когда корабль отплывал, и они махали Нату, что стоял на корме, Дэвид тихо спросил у Теда: «Потом Элайджа нас всех заберет на озера, в августе, да? И мама твоя с нами поедет?»

-Да, - Тед кивнул и озабоченно пробормотал: «Вот только твой отец...»

Дэвид  помолчал и неожиданно жестко ответил: «А мне наплевать. Я имею право увидеть  сестру. И вообще, - он искоса взглянул на взрослых и сплюнул на пирс, - мой отец всегда был слишком занят, чтобы обращать на меня внимание. А теперь он вообще вице-президент, ему не до таких мелочей, - Дэвид вздохнул  и Тед крепко пожал ему руку.

Проводив семью в Рокпорт, Тедди пешком дошел до конторы. Он, как член Верховного Суда, не имел права заниматься частной практикой, контора была переписана на номинального владельца, - тот получал процент от прибыли, за свои услуги.

Тедди все равно приходил почти каждый день - по вечерам, он любил работать в тишине. Клерки складывали ему на стол почту, он писал решения, сам варил себе кофе в подвальной кухне. Иногда, выходя на большой, кованый балкон, с которого виден был весь Бостон и сверкающая гладь моря, он курил сигару и вспоминал о Марте.  Но чаще он думал о Мораг. Жена, со времени своей болезни, изменилась, стала спокойной, немного грустной, возилась с сыном и племянником, хлопотала вокруг Тедди. Он стал ждать возвращения домой. Там было тепло, уютно, Мораг советовалась с ним о благотворительности, выслушивала, как прошел день у него в суде, они играли с сыном в карты, Тедди делал с ним домашнее задание. Они с Мораг  засыпали - улыбаясь, обнимая друг друга.

Тедди открыл дверь своего кабинета. Присев в кресло, - за окном был светлый, июньский вечер, - он увидел на стопке конвертов письмо без марки. «Теодору Бенджамин-Вулфу» - прочел он. Почерк был незнакомым.  Тедди вскрыл конверт. Пробежав первые строки, он улыбнулся: «Мама».

В порту было шумно. Тедди, пройдя к постоялому двору, сразу увидел мать - она стояла, облокотившись на деревянное ограждение набережной, маленькая, в темном платье, с прямой спиной. Марта держала скромный, потертый саквояж. Он помялся и вспомнил: «Мама просила, чтобы я к ней не подходил. Я человек в Бостоне известный».

Мать повернулась, и он заметил ласковый взгляд прозрачных, зеленых глаз. Она чуть махнула головой в сторону южной дороги. Тедди пошел за ней.

На кладбище было тихо, пустынно,  трава блестела под нежным солнцем начала лета. Тедди осмотрелся  -  тонкая фигурка матери виднелась у беломраморного надгробного камня. Он подошел и Марта, ласково, сказала: «Молодец, мой хороший. В полном порядке могила».

-Теодор де Лу, - было высечено на красивом надгробии. Марта, потянувшись, положила руку на локоть Тедди - до плеча она не доставала. «Жалт, что ты его не знал, - мать помолчала. «Ты на него похож, очень. Глаза у тебя такие же, сыночек».

-Мамочка...- он наклонился, чтобы поцеловать ее нежные, без колец, пальцы. Марта потрепала его по голове и велела: «Пройдемся».

Она говорила, а Тедди думал: «Господи, зачем? Ей шестой десяток. Это ведь опасно, Дэниел ее может арестовать, интернировать...»

Мать, будто услышав его, ободряюще заметила: «Пока война не началась - он меня тронуть права не имеет, дорогой мой. Торговое эмбарго не имеет отношения к свободе передвижения частных лиц».

-У тебя поддельный паспорт, - угрюмо ответил Тедди, - и ты нелегально пересекла границу.

Мать только развела руками: «А как бы я это сделала легально? Британские суда к вам с весны не ходят, еще с той поры, как твой брат и Мэдисон ввели это самое эмбарго, дорогой мой. Не волнуйся, я просто хочу с ним поговорить, вот и все».

-Он тебя слушать не будет, - Тедди выругался себе под нос. «У него одно сейчас на уме - сентябрьская инаугурация, и президентские выборы, а они уже в следующем году». Он умоляюще посмотрел на мать: «Посольство-то за тебя вступится, если что?»

Марта помолчала и  взяла его под руку: «Я же не существую, милый мой. Я - Марта Мур, американка. Думаешь, мы с твоим отчимом в Париже, во время якобинского террора, как герцог и герцогиня Экзетер жили?»

-Нет, конечно, - Тедди тяжело вздохнул. Нагнувшись, он поцеловал бронзовый висок. «Седины нет, - подумал он. «Только морщины, и все.  Больше сорока не дашь».

-Передай наши соболезнования Майклу, - попросил он. «Мораг я ничего говорить не буду, пусть ей тетя Мирьям напишет. Внук твой, - Тедди улыбнулся, - хорошо. В  школе преуспевает, говорит, юристом хочет стать».

Марта посмотрела на зеленые кроны деревьев: «Тридцать четыре года прошло, как я тебя сюда привезла. Тетя Эстер тогда вдовела еще, после своего мужа первого, Дэниел  только из армии ушел, в отставку, Салли и Нат поженились..., Менева не убивал Констанцу, - вдруг добавила мать.