Он ловко открыл ящик - Хаим уже научился управляться с культями и посмотрел на кожаный футляр. «Сегодня», - сказал себе мужчина.

-Батшева! - Хаим повысил голос.

Жена робко вошла в спальню. Она была в шелковом, на меху, халате, белокурые волосы, еще немного влажные, -  распущены по плечам.

Она покраснела и пробормотала: «Я думала, сегодня в гардеробной поспать..., Ты ведь себя еще плохо чувствуешь, у тебя кошмары...»

Хаим, опираясь на костыли, оглядел ее: «Если ты будешь со мной рядом - мне ничего не приснится». «Наверное», - мрачно добавил он про себя.  Каждый раз, когда ложился в постель - если голова не была приятно легкой от виски и опиума, - он видел перед собой темные, спокойные глаза Меневы и блеск стального лезвия совсем рядом со своим лицом.

-Я ведь ничего не знаю, -  Батшева комкала на груди халат. «Элишева мне говорила, в Иерусалиме, и тетя Эстер тоже,  что это очень приятно, лучше всего на свете. Но ведь тогда, после свадьбы..., он просто велел мне лежать на спине, и все. И я ничего не чувствовала,  только было больно».

Потом ей уже не было больно, но она все равно удивлялась. Это была всего лишь обязанность, долгая, скучная, и ничего для нее не значащая. Батшева с удовольствием слышала тяжелое дыхание мужа. Она знала, что после этого ей можно будет повернуться на бок и спокойно заснуть. Больше ничего она и не делала - муж не просил. Он даже редко целовал ее,  - Батшева просто раздвигала ноги и закрывала глаза, думая о чем-то другом.

-Иди сюда, - Хаим протянул культю к ее груди и Батшева едва не отшатнулась.

-Закрой глаза, - приказала она себе. «Закрой и терпи».

-Может быть, - подумал Хаим, раздеваясь, глядя на жену, что лежала в постели, - получится по-другому..., Не понадобится эта вещь..., Но ведь она никогда такого не делала, не умеет, я ее не учил...- он неслышно взял футляр из ящика. Положив его рядом с собой, Хаим велел жене: «Встань на колени».

Ничего не случилось. Он посмотрел вниз - жена неумело старалась. Сжав зубы, он приказал: «Помоги мне». Один Хаим этого сделать не мог - культи не слушались.  Батшева заставила себя поднять веки. Посмотрев на то, что лежало в футляре, увидев, в свете свечей, месиво шрамов и что-то жалкое, искривленное между ними, девушка дрожащим голосом сказала: «Нет..., пожалуйста, Хаим..., нет..., не надо...».

-Такая же сучка, как та, - гневно подумал Хаим. «Еще чего вздумала - мне отказывать». Виски шумело у него в голове. Он, хлестнув жену по лицу, - руки у него оставались сильными, - выплюнул: «Ну!»

Батшева  стояла на четвереньках, рыдая, уткнувшись лицом в подушки, чувствуя болезненные толчки сзади. «Надо будет заказать большего размера, - довольно подумал Хаим. «Правильно врач сказал - ей понравится».

Он, наконец, почувствовал что-то теплое, поднимающееся внутри него, но не успел подставить ладонь. «Ничего, - Хаим поглядел на лужицу, что растекалась на простыне, - ничего, теперь я знаю, как это делать. Вернусь с границы, и у нее непременно будет ребенок».

Жена просила отпустить ее в гардеробную, однако он велел ей остаться. Он выпил еще виски. Засунув культю ей между ног, Хаим заснул.

Дэниел поднялся и посмотрел на Парк-Роу.  Тони уже на углу не было, и он поморщился: «Выдать ее замуж и жить спокойно. За пасынка Мэдисона, хотя он пьет, говорят..., Да какая разница, главное, что президент будет доволен, и я  тоже».

Он подошел к зеркалу и осмотрел себя - он был в отлично сшитом, темном сюртуке, с белым, шелковым галстуком, на лацкане блестела золотая,  масонская булавка. Дэниел нашел в поставце бутылку вина. Налив себе, полюбовавшись красивым, жестким лицом, он вдруг улыбнулся: «Конечно, она ко мне пришла. Прибежала даже».

Он услышал свой мягкий голос: «Вы пейте, миссис Горовиц. Этот сервиз  я для вашей семьи держу, а чай - от «Клюге и Кроу». Все-таки лучше индийского  чая ничего нет. Хотя этот с Цейлона, как мне из магазина написали. Отменный букет».

Дэниел наклонил серебряный чайник над ее чашкой: «Когда мы объявим войну британцам, мы издадим распоряжение о секвестре их собственности в Америке. Так что мой бывший тесть не получит ни квартиры, ни имения. И Питер  лишится своего представительства. Жаль, но что делать - в таких вещах не избежать косвенного ущерба. У Тедди, наверняка, есть британский паспорт - Марта ему устроила. Он там деньги держит, в Лондоне. Тоже мне патриот. Но его я арестовывать не буду. Все, же брат».

-Как вы себя чувствуете? - нежно спросил он, глядя на бледные щеки Батшевы. «Весна в этом году поздняя, обычно в марте здесь уже не лежит снег. Не мерзнете?»

Батшева вдохнула запах сандала, старой кожи на переплетах книг, - они сидели в библиотеке. Девушка, неожиданно, разрыдалась. «Мистер Вулф, мой муж..., Он опять в госпитале...»

-Вот что он им сказал, - удовлетворенно подумал Дэниел. «Ну и славно. Незачем им знать, что это я его на канадскую границу отправил. Там полковник Уотсон обо всем позаботится. Шальная пуля, такое случается».

-Мне очень жаль, миссис Горовиц, - он вздохнул и оглянулся на полуоткрытую дверь. Было воскресенье, дом был тихим - слуг он отпустил. Батшева была в скромном, закрытом шелковом платье цвета осенних листьев, волосы - прикрыты шляпой,  только на виске золотился мягкий локон. Ожерелье из топазов лежало на высоком воротнике. Она все плакала - тихо, горестно. Дэниел, поднявшись, наклонился над ее креслом: «Не надо, не надо, миссис Горовиц, я уверен, что он выздоровеет».

Темные, большие глаза посмотрели на него. Батшева, одними губами, проговорила: «Я не хочу, чтобы он выздоравливал».

Все было просто. Он стоял на коленях, обнимая ее, укачивая, утешая, девушка откинула голову, почувствовав его поцелуй, шляпа слетела на ковер. Дэниел зарылся лицом в белокурые, пахнущие фиалками пряди, и она еще зашептала: «Господи, это грех..., Нельзя, нельзя...»

Девушка билась в кресле, плача,  комкая  подол платья, кусая нежную руку, сдерживая крик. Батшева, изумленно глядя на него, выдохнула: «Я не знала..., не знала, что так можно...»

-Сладкая, какая сладкая, - Дэниел поднял ее на руки, унося наверх, в спальню. «Папа был не дурак - Марту в постель уложил, когда той шестнадцать было. А этой двадцать один. И она вся моя».  На кремовом шелке простыней ее тело отливало жемчугом, она целовала ему руки и шептала: «Еще, еще, пожалуйста, еще...»

Дэниел лежал, обнимая ее, гладя по голове, и вдруг услышал страстный голос: «Я уйду к вам, мистер Вулф..., Я разведусь с ним, приму крещение..., Моя сестра крестилась, и я тоже...».

-Скандала мне не надо, - холодно подумал он, устраивая ее на подушках, раздвигая стройные ноги. Она вцепилась нежными пальцами в его русые, чуть побитые сединой волосы и сдавленно закричала. «Меир заместитель министра финансов, а я - в скором времени вице-президент, - хмыкнул про себя Дэниел. «Не надо огласки».

Он усадил ее наверх. Дэниел ласково шепнул, удерживая  девушку за стройную спину: «Что ты, милая. Я сам обо всем позабочусь...»

Батшева только мелко закивала, глядя на него расширившимися глазами. Зарыдав, девушка  вцепилась зубами ему в плечо.

-Уже позаботился - удовлетворенно подумал Дэниел. «У них по закону, Натан должен ее освободить после смерти  старшего брата, я помню. Освободит, и мы обвенчаемся. А потом я стану президентом, - он незаметно усмехнулся. Перевернув ее на спину, целуя маленькую грудь, Дэниел услышал шепот: «Я люблю вас!»

-Я тоже тебя люблю, - он взял в ладони ее лицо. Дэниел повторил, прикасаясь губами к длинным, влажным ресницам: «Люблю».

Тони обернулась на окна квартиры - отца не было видно. Она обошла маленький парк и заметила Ната - брат стоял, прислонившись к решетке, засунув руки в карманы рабочей, холщовой куртки. Он помахал Тони и улыбнулся: «Парк для белых, извини».

-Это ты меня извини, - девушка зарделась. «Я не подумала. Все в порядке?»

Нат кивнул: «Элайджа меня в Олбани подхватил. Ему мистер Фултон дал на испытание паровую лодку, маленькую. Мы за ночь сюда добрались».