Констанца кивнула: «Все очень просто. Шестнадцать авеню, сто пятьдесят пять улиц, и Бродвей. Будет много воздуха, все углы станут прямыми..., Скоро мы нашего города не узнаем, милая, - Констанца посмотрела на зелень деревьев внизу и пробормотала: «Только парк они не предусмотрели, а надо бы. Дмаю, еще заложат. Большой парк, - она указала на север, - как Булонский лес в Париже».

Тони подперла подбородок ладонью: «Мамочка, ты не думай... Элайджа джентльмен, он себе ничего такого не позволит. Мы только за руки иногда держимся и все, - Тони покраснела.

-Я тебе все объясню, - успокоила ее Констанца и рассмеялась: «Свекровь у тебя замечательная будет. Вы, получается, тоже в Обществе Друзей поженитесь. Элайджа ведь квакер, как его отец».

-Я ведь верю в Бога, мамочка, - Тони зарделась. «Хоть я и ученым хочу быть».

-Дедушка в церковь ходит, - развела руками Констанца, - и дядя Теодор, я тебе о нем рассказывала - тоже. А уж они известные ученые, как понимаешь. И еще один человек...- она внезапно оборвала себя. Разливая чай,  Констанца весело сказала: «Печататься тебе легко будет. Почта у нас в Америке хорошая, сможешь статьи в Гарвард посылать. И мне что-нибудь пиши, читателям нравятся материалы с Великих Озер, а слог у тебя  бойкий стал, - Констанца почувствовала прикосновение нежной руки Тони и та сказала: «Обязательно буду, мамочка».

Констанца приподнялась в седле и рассмеялась: «Вот и они. Надо будет с этим Текумсе поговорить, Менева мне поможет. Большая удача, что он приехал. Читатели газету будут из рук рвать - интервью Констана с великим вождем запада».

Она помахала рукой Меневе и заметила в седле, впереди него - ребенка лет трех. «Сын, - ласково улыбнулась Констанца: «Вернусь в Нью-Йорк, поговорю с Робертом. Мне еще сорока нет, рожу, конечно. Дэниел пусть хоть желчью изойдет, ничего он не сделает. Квартира с имением  папе принадлежат. Тони в следующем году замуж выйдет. Даже если он откажется платить за школу Дэвида - ничего, справлюсь».

Она еще в прошлом году встретилась с Тедди и его нью-йоркскими партнерами.

-Разумеется, Констанца, - сказал потом Тедди, когда они сидели за кофе в его кабинете, - я свяжусь  с Бромли, в Лондоне, а ты напиши дяде Джованни. Деньги будут лежать на его счету, в Англии. Никто концов не найдет, поверь мне, - Тедди весело улыбнулся. «Никто не будет знать, что это ты их посылаешь».

-И то хорошо, - мрачно подумала Констанца, спешиваясь, - что покойный Гамильтон устроил мне беспрепятственный доступ к моему счету в Банке Нью-Йорка. Вот же косность - замужняя женщина не может даже деньги взять, без разрешения супруга. Но все равно Дэниелу нельзя доверять. Будущий президент, - она горько усмехнулась и услышала голос Меневы: «Это и есть Рыжая Лиса! Беги, сыночек, поздоровайся».

Констанца раскинула руки и Хаим выругался: «Черт, она ребенка заслонила. Ладно, ему года три. Сейчас я всех перестреляю, а он далеко не уйдет, я с ним потом разберусь».

-Меня Менева зовут, - робко сказал белокожий, красивый, крепкий мальчик, остановившись рядом с Констанцей. У него были серо-синие глаза, и Констанца еще успела подумать: «Где-то я их видела».

Она услышала свист пули. Прижав ребенка к себе, женщина бросилась в густую траву прерии.

-Папа! - рыдая, крикнул ребенок. «Папочка!».  Менева кинулся к ним. Накрыв своим телом Констанцу, он с ужасом ощутил что-то теплое у себя под ладонью. Рыжие, собранные в небрежный узел волосы медленно становились темными. Менева вытащил сына. Удерживая его в своих руках, индеец велел: «Текумсе! Сюда!»

Пули зацокали по граниту.

-Это из рощи, - понял Менева. Передав плачущего мальчика Текумсе, он приказал: «Отвези его в стойбище, и передай, чтобы готовились к бою. На всякий случай. Если я не вернусь - позаботься о нем».

Текумсе только кивнул и шепотом сказал: «Буду растить его, как своего сына. Это белые, - он посмотрел на развороченный выстрелом затылок женщины. Текумсе пригнулся, сжав зубы - еще одна пуля чиркнула его по плечу.

-Уезжай, - попросил его Менева и обернулся к роще: «Он там».

Менева почувствовал в глазах горячие, быстрые слезы и попросил прощения у Рыжей Лисы. «Я вернусь, - сказал он, ласково опуская тело в траву. «Вернусь и позабочусь о тебе. Но сначала - месть».

Менева проводил глазами Текумсе, - тот уносил мальчика к лошадям и вздрогнул - выстрелы прекратились.

-Надо уходить, - сказал себе Хаим, убирая ружье. «Второй индеец уже поехал на запад, сейчас других приведет. Это Текумсе, наверное. Менева моложе, как я слышал. В конце концов, задание я выполнил. Они ее тело трогать не будут, пусть лежит здесь.  Мы с отрядом на нее якобы наткнемся, дня через два. Койоты, конечно, от нее отведают, но не настолько, чтобы нельзя было опознать. Звание полковника у меня в кармане».

Он тихим свистом подозвал своего гнедого, и вскочил в седло. Хаим выехал из рощи и оглянулся - прерия была пуста. «Что за черт, - нахмурился он, - был же этот, второй. Куда он пропал? За камнем, что ли, прячется?»

Он взвел пистолет. Проехав мимо тела Констанцы, - она так и лежала, уткнувшись лицом в густую, забрызганную кровью, траву, Хаим заглянул за скалу. Там никого не было.

-Сбежал, - хмыкнул Хаим. Повернув обратно, насвистывая, он полез за своим сигарами. Что-то ударило его по запястью, он почувствовал резкую боль в руке. Выронив плоскую шкатулку с сигарами, Хаим даже не успел выстрелить. Кожаное, тонкое лассо обвилось вокруг его тела. Он, дергаясь, пытаясь высвободиться, упал на землю. Гнедой заржал. Отряхнувшись, конь поскакал на восток.

Хаим поднял глаза и увидел человека - высокого, широкоплечего, но изящного, что вылезал из-под трупа Констанцы, держа в руке конец лассо. У него были темные волосы, большие, красивые глаза, замшевая куртка с бахромой была испачкана кровью.

Он дернул лассо, и Хаим выдавил из себя: «Золото..., У меня есть золото...»

У него действительно было золото - после каждого налета на индейские деревни он привозил Бирнбауму тяжелые мешочки с песком.

-Я его знаю, - понял Менева, глядя на серые глаза, на бледное, испуганное лицо. В светлых, пыльных волосах виднелась какая-то труха.

-Мне никто не поверит, - вдруг, горько, подумал индеец. «Он, конечно, признается, что убил ее, у меня все признаются, но белые мне не поверят.  Рыжая Лиса, - он чуть не пошатнулся, такой сильной была боль где-то внутри, в сердце, - Рыжая Лиса..., Она же мне говорила, в Бостоне, что любит другого человека. Бедный...»

-Золото, - повторил Менева, разглядывая спутанного лассо Хаима. «Меня зовут Менева, или Черный Волк.  Вы, должно быть, обо мне слышали, лейтенант Горовиц».

-Я майор, - сказал Хаим сквозь зубы.

Менева равнодушно посмотрел на него. Легко подхватив одной рукой Констанцу,  индеец приказал: «Пойдемте».

-Меня заставили, - бормотал Хаим. «Это было приказание..., Безопасность страны».

Менева молчал.

-Откуда он знает английский? - вдруг подумал майор. «Ходили какие-то слухи, что его отец был белый. Бежать, бежать...- он, было, подался в сторону, но Менева, намотав на руку лассо, холодно сказал: «Не советую».

Хаим оглянулся на свое ружье и пистолет - они так и лежали в высокой траве, рядом со скалой. Менева довел его до рощи. Опустив тело на землю, индеец надежно примотал Хаима лассо к стволу дерева.

-Ему не вырваться, - подумал Менева. Забрав Констанцу, он ушел к маленькому ручью.  Индеец осторожно, аккуратно раздел ее и закрыл глаза - ее кожа была белой, как снег на вершинах гор. «Я бы тебя похоронил, Рыжая Лиса, - сказал он грустно, нежно, обмывая ее тело, - но ведь тебе лучше лежать со своими людьми.  Ты не волнуйся, никто тебя не тронет. Его конь побежал к белым, вас найдут».

Он натянул на нее замшевые, индейские брюки, рубашку и куртку и  расправил намокшие кровью волосы. Менева построил помост из веток. Уложив на него Констанцу, наломав зелени, он окружил ее тело свежими, весенними листьями. Индеец  закрыл ее темные глаза и нарвал цветов - ранних, скромных цветов прерии. Менева быстро сплел венок: «Мораг мне рассказывала. Как невеста. Какая она красивая». Он сглотнул и прижался губами к холодному, высокому лбу: «Прощай, Рыжая Лиса. Спи спокойно, я отомщу за тебя. Прощай, милая».