Он взвесил на руке пистолет и вспомнил, как пришел к Констанце утром, накануне своей хупы. Они жили в квартире Тедди, в Нью-Йорке. Мать, вместе с Батшевой , приехавшей только неделю назад, остановилась в снятых комнатах.

Отец и Натан сидели за завтраком. Хаим, осмотрев себя в зеркало, выйдя в столовую, небрежно сказал: «Пойду, прогуляюсь. Мне все равно поститься сегодня целый день». Он потрепал младшего брата по каштановым локонам, - тот сидел с траурной повязкой на рукаве сюртука, - и вздохнул: «Мне очень жаль, милый».

Отец  развел руками: «На все воля Божья. Хорошо, что Батшева спокойно сюда добралась».

Мать настояла на том, чтобы они встретились перед хупой, -  один раз, в гостиной у Тедди, сидя с открытой дверью.

-Сейчас не старые времена, - сказала она Хаиму, стряхивая пепел, покачивая носком туфли. «Мои родители за два дня до свадьбы впервые увиделись. Тогда так и не делал никто,  обычно невеста с женихом под хупой только знакомилась.  Поговорите, вы же только писали друг другу...»

-Ты и писала, - не удержался Хаим, целуя мать в седой, пахнущий лавандой висок. Она потушила сигарку, блеснув бриллиантами на тонких пальцах, и усмехнулась: «Если бы я не писала, дорогой мой, -  девочка вообще бы не знала, кто ты такой. И форму надень, тебе она идет».

Невеста оказалась хорошенькой. Она сидела, низко склонив изящную, белокурую голову, перебирая в руках простую ткань шерстяного платья. Хаим усмехнулся - мать тогда сказала ему: «Ты не беспокойся, я с ней перед хупой поговорю. Мать ее умерла, как ей восемь лет было. В Иерусалиме у них другое воспитание, она и не знает ничего. Я ей все расскажу, - успокоила его Эстер.

Батшева тихим голосом отвечала на его вопросы, а потом покраснела: «Я готовлю хорошо, и шью..., Тетя Эстер будет довольна».

-Главное - чтобы я был доволен, - чуть не ответил Хаим. Незаметно посмотрев на ее высокую, девичью грудь, на изящную, скрытую глухим воротником платья, шею, мужчина успокоил себя: «Буду».

-Овечка, - ухмыльнулся он, выходя на  Парк-Роу. Щебетали птицы, он был в новой форме майора. Вдыхая ветер с моря, Хаим подумал: «Ничего, я ее обучу. Невеста должна быть девственницей, - чтобы делала то, что нравится мне. Вот и будет». Он дошел до квартиры Констанцы и посмотрел на задернутые бархатными гардинами окна второго этажа. «Тони может быть там, - понял Хаим. «Дэвид-то в школе, а вот она..., Неудобно получится».

-Хаим! - услышал он мужской голос сзади и обернулся. Младший капитан Кроу помахал ему рукой. Подождав, пока проедет   экипаж, Элайджа перешел улицу. «Мы только пришвартовались, -  он подал руку Хаиму. «От Олбани на пароходе добирались,  меньше суток заняло. Мистер Фултон большой молодец. Папа все думает его к нам на озера заманить, пора и у нас регулярные рейсы открывать».

От Элайджи пахло гарью, углем, свежей, речной водой. Он, посмотрев на свои испачканные ногти, покраснел. «Я в машинном отделении помогал, пока по Гудзону шли. Надо же понять,  как все это работает, прежде чем самому к штурвалу вставать. Папа с мамой уже на квартиру к Тедди поехали, жаль, что он сам с Мораг - занят».

-Да, - Хаим искоса взглянул на матросскую куртку Элайджи. Тот рассмеялся: «Привез я сюртук, привез». Элайджа поднял какой-то камешек. Кинув его в окно квартиры, капитан спросил: «А ты что здесь делаешь, перед хупой?»

-Я, ну..., - Хаим  замялся и увидел, как окно отворилось. Белокурая, темноглазая девушка ахнула: «Капитан Кроу! Сейчас спущусь».

Тони вышла уже в уличном, из шотландки, рединготе, в коротком,  по щиколотку платье. Она смешливо сказала: «Доброе утро, майор Горовиц. Вы, должно быть, маме материалы с территорий привезли?»

-Именно так, - обрадовался Хаим.

-Она кофе пьет, поднимайтесь, - велела Тони. На плече у девушки висел кожаный футляр. Она, улыбнувшись, поймав взгляд Хаима, объяснила: «Бинокль. Мы с капитаном Кроу пойдем наблюдать птиц, сейчас  весенняя миграция».

-В синагоге встретимся, - Элайджа подал ему руку.  Хаим проводил глазами стройную спину Тони и вспомнил: «У мамы такой же редингот есть. Это дяди Питера ткани, их вся Америка носит. Молодец он, ничего не скажешь, отличные обороты. И чай его армия стала закупать, и кофе. А Тедди прислал серебряный сервиз и написал, что никак не может вырваться - у него сессия в Верховном Суде Массачусетса, а Мораг занята в своем благотворительном комитете. Надо же, Тедди и тридцати пяти нет,  а уже член Верховного Суда. Конечно, при таком-то брате».

Он поднялся наверх и увидел на столике в углу передней кофейник. Хаим сказал горничной: «Я пройду без доклада, миссис Вулф меня ожидает. И сам отнесу ей кофе».

В огромной, выходящей окнами на Парк-Роу спальне пахло цитроном и хорошим табаком. Дверь гардеробной была открыта. Хаим заметил бронзовый шелк платья на манекене. «Это она в синагогу наденет,  - понял мужчина, - и на банкет».

Констанца полусидела, опираясь на шелковые подушки, в одной короткой, кружевной рубашке, рыжие волосы были разметаны по плечам.  Она просматривала New York Evening Post, затягиваясь сигаркой.

-Спасибо, - рассеянно проговорила женщина, услышав скрип двери.

Хаим усмехнулся. Налив кофе в серебряную чашку, выпив, он стал расстегивать мундир.

Констанца потянулась за блокнотом и карандашом, и пробормотала себе под нос: «Массена бежит из Португалии, свадьба Наполеона,  Мэдисон выступает против эмбарго на торговлю с Британией...»

-Я тебе кофе принес, - Хаим присел на постель. Констанца, подняв глаза от блокнота, холодно спросила: «Ты что здесь делаешь?»

-Я решил, - Хаим вынул блокнот из ее руки, - попрощаться с холостяцкой жизнью, моя дорогая.

Он полюбовался  нежной кожей под  брюссельским кружевом. Не выдержав, погладив ее по обнаженному колену, Хаим шепнул: «Ложись-ка на спину, и раздвинь ноги».

-Пошел вон отсюда, - сочно велела Констанца. Не успел Хаим опомниться, как дуло маленького пистолета уперлось ему в лоб.

-Ты видел, как я стреляю, - Констанца, держа пистолет одной рукой, второй - затянулась сигаркой. «Поэтому ты сейчас приведешь себя в порядок и отправишься к своей невесте, а в скором времени - жене. Все, Хаим, больше мы с тобой так, - она подняла темную бровь, - встречаться не будем. Ну! - женщина  пошевелила пистолетом. Хаим, пробормотав что-то сквозь зубы, поднялся.

-Увидимся в синагоге, - бросила ему вслед Констанца. Когда он ушел, женщина допила кофе. Отложив пистолет,  она вдруг, нежно улыбнулась: «Как это Роберт сказал - ты замужем, я  женат. Просто будем любить друг друга, вот и все. А там что-нибудь придумаем».

Она вытянулась на постели. Закинув руки за голову, смотря в затянутый шелком потолок, женщина грустно хмыкнула: «Он  человек чести, он никогда не бросит жену. Как Антуан. Ну и ладно, - Констанца положила ладонь на живот и рассмеялась: «Если я рожу, Дэниел устроит скандал. Мы с ним уже который год не спим. Пусть устраивает, на развод он не подаст, никогда. Он же хочет стать президентом, -  Констанца перевернулась. Поболтав ногами в воздухе, подтянув к себе блокнот, она быстро написала заголовок: «Ястребы в администрации выступают за войну с Британией».

Она покусала карандаш и хмуро добавила: «Когда мы выиграем в этой войне, мой муж и въедет в Белый Дом. У нас любят патриотические истерики, а Дэниел  в них отлично бьется».

Уже на лестнице Хаим прислонился к стене и тяжело задышал. Он плюнул на мраморные ступени и процедил сквозь зубы: «Сучка!».

Он приподнялся в седле и посмотрел на далекую, блестящую ленту Уобаша. «Там лесок, - пробормотал Хаим, - туда мне и надо».

Майор тронул коня и вдруг улыбнулся. Жена оказалась тихой, покорной, и делала все, что он ей велел. С ней, правда, было скучно - она вышивала, вязала, заваривала чай, а говорить могла разве что о Торе. Но большего Хаиму было и не надо. Он приезжал с границы и проводил дома недели две. Мать и Батшева хлопотали вокруг него, Хаим сидел с отцом и Натаном за бутылкой виски, слушал их рассказы о делах в администрации, сам развлекал их историями из жизни индейцев, - и уезжал обратно.