-Девочка, - уверенно ответила ему жена. «Юджиния».
Изабелла встречала их на ступенях церкви. Колонны были украшены волнами кружев, сирень - пышная, сладко пахнущая, стояла в высоких, фарфоровых вазах.
-Как там наша прелесть, - женщина взяла мужа под руку и нежно коснулась белой щечки дочери. Та только дрогнула длинными, темными ресницами.
-Могла ли я подумать? - спросила себя Изабелла. «На старости лет - и еще одно дитя. Джованни рад, конечно. Будет возиться с ней, баловать..., Мораг должна письма привезти, из Америки - хоть узнаем, как там Констанца».
Они зашли в зал через боковую дверь. Мадлен, помахав рукой Марте, подойдя к ней, тихо шепнула: «Стол готов, слуги за всем присмотрят. Мартин девочек развлекает, не беспокойтесь».
Марта увидела темноволосую голову сына - он сидел между девочками Холланд. Оглянувшись, она спросила мужа: «Пьетро с Тедди здесь, Мэри тоже, а Элиза где?»
Дочь высунула белокурую голову из ризницы: «Мама! Иди сюда! И Юджинию бери!»
Марта поставила корзинку на стол и обняла дочь: «Наконец-то! Я тебя уже две недели не видела, как вы с двором за город уехали». Элиза была в шелковом платье цвета морской воды, распущенные волосы удерживала атласная, вышитая серебром лента.
-Невеста, - поняла Марта. «Господи, в этом месяце замуж выходит. А Тедди жених. Скоро внуков дождусь».
Элиза протянула узкую, нежную ладонь: «Пусть у Юджинии будет, мама».
Марта посмотрела на золотой, с изумрудами крестик, и привлекла к себе дочь. Элиза, как в детстве, подышала ей в ухо. Марта тихо сказала: «Я люблю вас, дорогие мои. Спасибо тебе, - она спрятала крестик в бархатный мешочек. Из корзинки раздался зевок. Элиза потянула мать за руку: «Пойдем, пойдем, уже все готово. Тедди сказал, что потом меня отвезет во дворец, после обеда».
Звонили колокола, они стояли над мраморной купелью. Священник, поливая темноволосую и рыжую головы водой, ласково проговорил: «Юджиния и Сидония, я крещу вас во имя Отца, Сына и Духа Святого».
-Аминь, - услышала Марта голос мужа. Изабелла и Джованни повторили: «Аминь». Она, приняв дочь, посмотрев в еще туманные, голубые глаза, попросила: «Господи, пусть будет счастлива».
Тедди покусал перо и решительным почерком написал сверху чистого листа бумаги:
-Таким образом, принимая во внимания предыдущие решения судов по аналогичным делам, - он покосился на толстые, запыленные папки, что лежали у его правого локтя, - мистер Бромли рекомендует вам, уважаемый мистер Хардвик, составить исковое заявление на предмет признания приоритетности вашего патента…
Тедди широко зевнул и продолжил: «Патента за номером…». Он отложил перо и пробормотал:
-Мистер Бромли уехал в Бат, на все лето, и на отдыхе делами руководит. Жену в Грейт-Ярмут отправил. Сам, по слухам, целый этаж в гостинице снял, с новой пассией, из театра Друри-Лейн. Мне до такого, - он обреченно посмотрел на папки, что лежали у левого локтя, ожидая своей очереди, - мне до такого еще далеко. Только и знай, что принимай от гонца распоряжения и посылай с ним конверты, - Тедди прошелся по кабинету. Позвонив, - контора была по-летнему тиха, - он улыбнулся мальчику: «Саймон, вы мне кофе принесите, пожалуйста».
Тедди приоткрыл окно. Присев на подоконник, закурив, юноша взглянул на Треднидл-стрит, - улица была безлюдна. На ступенях портика Банка Англии никого не было, изредка по булыжнику проезжали кареты.
-Жарко, - он выдохнул сизый, ароматный дым. «Середина июня, а на море купаются уже. Мистеру Бромли, - Тедди принял от мальчика кофе, - мистеру Бромли каждую неделю из Мальверна в Бат телегу с водой посылают, другой он не пьет».
Тедди сладко потянулся:
-Письмо Хардвику. Потом эта тяжба с земельными участками в Суррее. Потом ты вернешься домой, нальешь холодную ванну, и ляжешь в нее, с бутылкой белого бордо и сигарой. Театры закончили сезон, устриц нет, - он вздохнул, - а в теннис играть и на лошади кататься в такую погоду, - совсем не хочется.
Дом на Ганновер-сквер был закрыт - мать, и отчим с детьми уехали в Мейденхед, взяв с собой Холландов.
Тедди жил в комнатах Майкла в Блумсбери, у Британского музея. Он представил себе уютный, бархатный диван. Зевнув, юноша твердо велел себе: «Надо закончить сегодняшние дела, отправить гонца в Бат, к патрону…»
Он потушил сигару в фарфоровой пепельнице и вспомнил ласковый голос Бромли:
-Я очень рад, Тедди, что ты хочешь оставить вклад своего отца в Банке Англии. Все-таки, Америка - совсем новое государство. Финансовая система там еще не устоялась, было бы жаль потерять такие сбережения…- он отряхнул и без того безукоризненно чистый сюртук:
-Разумеется, мы предлагаем услуги по доверительному управлению, ты и сам это знаешь, - Бромли улыбнулся.
-А семейная скидка? - хотел было, предложить Тедди. «Он ведет и дяди Питера дела, и дяди Джованни, и Холландов». Юноша посмотрел на тонкие, бледные губы Бромли, на его бесцветные, пристальные глаза за очками в простой, стальной оправе, - и прикусил язык.
Тедди допил кофе и открыл свой блокнот в красивом переплете испанской кожи. Он покусал серебряный карандашик: «Цветами тетя Изабелла занимается, мама и Мадлен - обедом, мне осталось только к портному сходить, в последний раз, купить кольцо...- он тяжело вздохнул. Отложив блокнот, Тедди опустил голову в руки.
Мораг писала исправно - каждый месяц. Он читал ровные строки - невеста рассказывала о деревенской школе, где преподавала, о поездках в Бостон, Нью-Йорк и Вашингтон, о бале на офицерских курсах в Вест-Пойнте, где учился Хаим. Тедди каждый раз искал в конце письма имя Марты.
-У Марты все хорошо, - читал Тедди, - она преподает в школах, и начала печататься, разумеется, под псевдонимом - в аболиционистских журналах.
-Марта выступает с проповедями в церквях для цветных, - прочитав это, Тедди улыбнулся и вспомнил ее страстный, низкий голос: «Поверь мне, когда-нибудь, мы сможем учиться в университетах. Женщины будут заканчивать Гарвард, работать в правительстве, станут адвокатами, врачами...»
Распечатывая очередное письмо, Тедди понимал, что больше всего боится увидеть короткую приписку: «Марта вышла замуж и очень счастлива. Они посылают тебе привет».
Но пока таких строк не было. «Ей двадцать два уже, - тихо сказал Тедди. «Нет, не смей, забудь. Надо поступить так, как велит тебе честь».
Он окунул перо в чернильницу и продолжил: «Патента за номером 1598, выданного вам 11 июня 1798 года…»
Невысокая, черноволосая девушка в шелковом, винно-красном платье, и такой же соломенной шляпке, высунулась из окна наемной кареты: «Здесь остановите».
«Бромли и сыновья, поверенные в делах», - блестели чеканные буквы на медной вывеске. Мораг расплатилась с кучером и проводила глазами карету: «Потом, все потом. Багаж в конторе порта, письма там же - я их тете Марте отдам. Я не могу, не могу его не увидеть».
Она оглянулась и чуть приподняла платье - тонкая щиколотка была обтянута кружевным чулком, маленькая ножка в замшевой, на каблучке, туфле, притоптывала от нетерпения.
-Шесть лет, - поджала губы Мораг.
-Шесть лет я прозябала на этом озере, и все потому, что Тедди надо было закончить, университет, встать на ноги…, Ничего, через две недели я стану миссис Бенджамин-Вулф, до конца наших дней. У меня будет дом в Бостоне, положение в обществе, мы будем ездить в Нью-Йорк, в Филадельфию. Стоило подождать. И Тедди всегда будет со мной, - девушка встряхнула головой и решительно постучала бронзовым молотком в дверь конторы.
Мальчик лет четырнадцати, в простом, темном сюртуке, нерешительно сказал, разглядывая Мораг: «Мисс…»
-Леди, - поправила его девушка, вскинув подбородок. «Мораг Маккензи, леди Кинтейл . Я невеста мистера Бенджамин-Вулфа, он в конторе?»
-Да, но…- мальчик хотел продолжить. Мораг, бесцеремонно отодвинув его, бросила: «Я пройду без доклада. Последите, чтобы нам не мешали».