-Ничего не важно, - повторила Рахели, сев, обхватив колени руками. Звезды все сияли - бесконечным, спокойным огнем, Иерусалим спал. Она сидела, глядя в небо, распустив по спине длинные, белокурые косы, - пока над городом не стал подниматься рассвет.

-Сейчас мужчины на молитву придут, - вспомнила девушка, - и Ханеле - еду готовить. Вот и хорошо.

Она тихо закрыла за собой дверь. Поднявшись наверх, взяв перо с чернильницей, Рахели решительно вырвала лист из тетради Батшевы.

-Уважаемый господин Корвино...- начала девушка.

Юноши сидели на траве, разложив между собой холщовую салфетку с лепешками и жареной курицей. Заходило солнце, с минаретов в мусульманском квартале были слышны крики муэдзинов. Пьетро посмотрел на маленькую рощу олив, что виднелась за склоном холма: «Отец Бьюкенен меня туда отвел. Дядя Теодор мне написал - где это. Там только папа лежит, и больше никого. И дева Мария, - он внезапно улыбнулся.

Рыжие волосы Пьетро шевелил ветер. Юноша вспомнил, как, наклонившись, проведя ладонью по серой плите, он прошептал: «Здравствуй, папа. Вот, я и пришел. И к маме я схожу, уже скоро». Пьетро опустился на колени  и прижался щекой к прохладному камню.

-Я помолюсь, -  отец Бьюкенен  указал на высеченный в скале, низкий вход в пещерную часовню. «Ты приходи, когда...- он повел рукой.

-Это же не англиканская церковь, - удивился Пьетро.

Серые глаза священника заискрились смехом. «Какая разница, здесь Богоматерь похоронена, милый мой, а Иисус - он для всех один. Тем более Господь, - Бьюкенен положил ему руку на плечо: «Ты тоже помолись, за душу отца своего».

Пьетро перекрестился и услышал ласковый голос францисканского монаха: «Что вы, милый, какие деньги! Мы как ухаживали за могилой отца Корвино, так и будем ухаживать, всегда. Не беспокойтесь, пожалуйста, - Пьетро покраснел и твердо попросил: «Хотя бы примите пожертвование, святой отец».

-Я же не католик, - подумал юноша. Францисканец, усмехнувшись, снял с полки большую книгу в кожаном переплете.

-Восемнадцать лет назад, - сказал он, перелистывая страницы, подвинув Пьетро том: «Это запись о вашем крещении, молодой человек».

-Какая разница, - Пьетро читал выцветшие, старые чернила. «Католик, англиканин…, Хватит уже воевать. Тетя Мадлен католичка. Они с дядей Джоном решили - девочки, когда подрастут, будут сами выбирать, куда им ходить. И Жюль католик, и в Кембриже у меня друзья - католики. Папа мой вообще - прелатом был».

-Ты не волнуйся, папа, -  Пьетро гладил надгробную плиту, - у меня все хорошо. Я учусь. Потом сан приму, буду заботиться о сиротах, служить в церкви, учить детей. Только я женюсь, - он зарделся, - но ведь ты и сам хотел на маме жениться. Мне для этого и  от сана не надо отказываться,  я англиканин, - он еще раз коснулся могилы. Склонив голову, юноша спустился по грубым, старым ступенькам в церковь.

-Как тут тихо, - прислушался  Пьетро. Отец Бьюкенен стоял на коленях, уронив голову в руки. «Он ведь в джунгли едет, - вспомнил Пьетро. «Совсем один там будет, без жены…, Я бы не смог, - он тоже опустился на колени, держа в руке зажженную свечу и сунул руку в карман - там была записка, быстро, торопливо нацарапанная. «Уважаемый господин Корвино, ждите меня после исхода траура у гробницы Авессалома,  на закате. Рахели».

-Господи, спасибо тебе - вздохнул Пьетро и шепнул: «Матерь Божья, помоги ей, пожалуйста. Пусть Рахиль больше не узнает, ни горя, ни несчастий. Пожалуйста, - повторил он.

Все время, пока Горовицы сидели шиву, он приходил к ним, гулял с Батшевой, рассказывая ей о Лондоне и Венеции, мыл полы и посуду. Рахели, было, ахнула: «Ну что вы!», но Пьетро только улыбнулся: «Я  в Кембридже научился полы мыть, госпожа Горовиц».

Он сидел в маленьком кабинете Аарона и слушал его грустный голос: «Твоя мама на наших руках умерла, милый мой. Как твой отец погиб - она разум потеряла, родила тебя, а там уже..., - Аарон махнул рукой и не закончил. «Она тебя искала, - после долгого молчания добавил рав Горовиц. «Плакала и повторяла: «Сыночек мой, сыночек…». Твоя мама была очень красивая, Пьетро».

Он тогда заставил себя посмотреть куда-то в сторону. Юноша почувствовал, как рав Горовиц обнимает его: «Ты поплачь. Поплачь, Пьетро. Никто же не видит». Он плакал, как ребенок, а потом, высморкался: «У меня очень хорошие родители, дядя Аарон..., Но все равно...»

-Я понимаю, милый, - рав Горовиц поднялся. Разлив по серебряным стаканчикам изюмное вино, Аарон вздохнул: «Это еще жена моя покойная ставила. Восемнадцать лет мы с ней..., - он сел в кресло и замолчал, глядя на высокое, синее небо Иерусалима.

-Тетя Марта мне говорила, что ваша жена, госпожа Горовиц..., тоже очень красивая была, - Пьетро смотрел на него и видел, как блестят темные, большие глаза мужчины.

-Она была мой дом, - просто ответил рав Горовиц. «Часть меня. А теперь…, - он прервался. Собравшись с силами,  Аарон добавил: «Дочери у меня хорошие, мне их вырастить надо».

 Рахели все смотрела на него. Пьетро, мучительно краснея, думал: «Наверное, решила не отвечать. Конечно, я же не еврей, и никогда им не стану. Пусть будет счастлива».

Однажды утром, у Стены, Ханеле,  улыбаясь,  передала ему записку. Пьетро облегченно выдохнул. Он пошел в храм Гроба Господня  и слушая литургию, все повторял:

-Спасибо Тебе, спасибо.

Моше завернул курицу в лепешку. Аппетитно от нее откусывая, юноша заметил: «Говорят, после Египта Наполеон сюда отправится. Хочет вам путь в Индию отрезать».

-На море мы сильнее, - поднял бровь Пьетро. «Ничего у него не получится. Я сюда через Португалию ехал, в Лиссабоне пересел на их корабль. Британские судна к вам не ходят, торговые, все-таки это опасно. И обратно так отправлюсь».

Моше прожевал:

-Я денег скопил,  с тобой поеду. В конце концов, должен же я родителей своей невесты увидеть, да и ее саму. Там тоже ешивы есть, будет, где учиться.

-И вообще, - хмуро добавил он, - город  у нас маленький, все друг друга знают. Всякие сплетницы, наверняка, вызнали - где я работаю. Незачем родителей расстраивать. Через три года они как раз отойдут. Тем более у них ребенок родится. Только как мне из Англии до Амстердама добраться, вы же воюете...

-Дядя Джон что-нибудь придумает, - подмигнул ему Пьетро. Он вспомнил пасхальный обед в доме Кроу. Они с Майклом  сидели за удочками на берегу реки. Из лодок был слышен восторженный визг детей и красивый баритон Тедди: «Атакуем лодку, где дядя Питер капитаном, берем их на абордаж».

Майкл, молча, курил свою старую трубку.  Пьетро подумал: «Это он из Уэльса привез. Его в шахте завалило, вместе с рабочими, он после этого и стал курить. Два дня они под землей были».

Пьетро подсек рыбу: «Майкл, что случилось? Ты какой-то не такой».

Майкл порылся в кармане своей холщовой куртки. Развернув сложенные листы, выбрав один, мужчина отдал его Пьетро. «Здесь не читай, - попросил он, - только этот абзац».

-Совершенно не о чем волноваться, - увидел Пьетро изящные строки, - я уже выздоровела, ранение было пустячным. Я пока остаюсь здесь, вряд  ли у меня получиться выбраться на север до лета....

Майкл быстро забрал у него письмо. Пьетро вздохнул: «Но ведь уже все в порядке, как она пишет...»

-Вот же дурак, - мужчина стукнул его трубкой по лбу. Вытащив свою удочку, Майкл смотал бечевку: «Не будет сегодня лова, всю рыбу распугали. Пойду, с картами посижу. Мы после Пасхи новые штольни пробивать будем».

Он ушел к дому - невысокий, легкий, с прямой спиной.  Пьетро, глядя ему вслед, обиженно пожал плечами: «Почему это я дурак?»

Пьетро закинул руки за голову: «А когда вы с Элишевой   сюда  приедете, ты что будешь делать?»

-Я бы, конечно, землю купил, - вздохнул Моше, складывая припасы, - но турки нам ее пока не продают. Даже арендовать нельзя. Так бы, - он посмотрел на свои мозолистые, большие ладони, - у меня бы здесь все зацвело. Вернусь на стройку. Элишева уже на акушерку учится, будет продолжать. Проживем, - он улыбнулся. Пьетро спросил: «А раввином ты быть не хочешь? Ведь твой отец...»