Едва Марат вышел, девушка легко, неслышно вскочила и открыла папку испанской кожи. Наверху лежал листок бумаги. Она, бросив на него один взгляд — расплылась в улыбке. "Просит мадемуазель ди Амальфи о встрече, — хмыкнула Констанца, вернувшись в свое кресло.

— Отлично. Поводим за нос месье Марата, вотремся к нему в доверие, можно даже позволить пару поцелуев, — и мне удастся узнать о планах радикалов по свержению монархии. Газета за такой материал меня озолотит.

Марат проводил журналиста. Вернувшись в кабинет, он повертел в руках письмо. "Мадемуазель Констанца из богатой семьи, — он вспомнил роскошное платье девушки. "Родственница герцога все-таки. И она молода, не знает жизни. Ее соблазнить — легче легкого. Еще лучше — если она забеременеет. Жениться, получить приданое…, - Марат, на мгновение, закрыл глаза:

— Тогда я смогу издавать свою газету. "Друг народа", — вот как я ее назову. Наконец-то я получу свою трибуну, и революция — тоже.

Он огладил перед мутным зеркалом темные, побитые сединой, волосы и улыбнулся: "А все мои враги — станут врагами народа. В первую очередь, — он подмигнул себе, — месье Корнель".

Констанца облокотилась на деревянный прилавок тира, и вскинула пистолет: "Я отлично стреляю, месье Жан-Поль, сейчас вы в этом убедитесь".

В Булонском лесу было людно, по усыпанной мелким гравием дорожке ехали роскошные экипажи. Констанца прицелилась: "Еще не хватало, чтобы тетя Марта с Элизой меня увидели, с этим…, - она смахнула со лба прядь белокурых волос, что выбилась из высокого парика, — и выстрелила.

— У мадемуазель очень верный глаз, — одобрительно сказал хозяин тира. "Пожалуй, даже вернее, чем у месье, — ухмыльнулся он.

— Тут мы с Иосифом и стреляли, — вспомнил Марат. "Как это он мне написал: "Я не считаю революцию панацеей от всех бед, и не собираюсь в ней участвовать. Я врач, и давал клятву лечить людей, а революций без крови не бывает. Слабак, — Марат поморщился. "Тем более он в Америку уезжает, на год, а то и больше. Да и вообще, жена, дети — все это отвлекает от исполнения долга перед народом".

Он посмотрел на стройную, в синем шелке, спину Констанцы и поправил себя: "Конечно, если муж действительно глава семьи, то он заставит своих домочадцев ему подчиняться. Это как государство — его лидеры должны действовать сильной рукой, и не бояться жестких мер. Народ не знает своего блага, его нужно привести к процветанию, — Марат усмехнулся и достал блокнот. "Надо это записать, пригодится".

Констанца обернулась и капризно велела: "Теперь ваша очередь, месье Марат, докажите, что вы мужчина".

— Я тебе докажу, — усмехнулся он, принимая пистолет. "Докажу так, что ты и опомниться не успеешь, как окажешься с кольцом на пальце. А я — с твоими деньгами в кармане. Венчаться придется в провинции, в Париже как-то неудобно, у меня репутация атеиста. Ничего, — он тремя точными выстрелами сбил мишени. Констанца восторженно захлопала в ладоши.

Они вышли из тира, в яркий, свежий осенний день. Констанца покрутила на плече зонтик из темно-синих, в тон платью, кружев. Парик украшали серебряные, с бирюзой гребни. Марат подумал: "Странно, она следует моде, а до сих пор носит парики. Мы уже вторую неделю встречаемся, я же вижу — это не ее волосы. Должно быть, болела, и остригла их".

— Месье Марат, — небрежно сказала Констанца, — а почему вы враждуете с месье Корнелем? Мы позавчера играли в карты, у ее светлости герцогини Экзетер. Там был месье Лавуазье, он об этом упоминал.

— Вру, конечно, напропалую, и не краснею, — хмыкнула про себя Констанца. "Просто интересно — упомянет ли он о том, что ездил в Амьен и Льеж — подбивать рабочих на забастовку, или уклонится, не станет об этом говорить".

Марат хмыкнул и взял ее под руку: "Видите ли, мадемуазель ди Амальфи, — загадочно начал мужчина, — я не люблю, когда люди, называющие себя учеными — лицемерят. Месье Корнель одной рукой выпускает статьи, в которых отрицает то, чему учит Библия…"

— Вы и сами — это отрицаете, — дерзко заявила Констанца. "Я читала ваши заметки, месье Марат, вы же настаиваете на отделении церкви от государства".

Мартат усмехнулся. "Но я не получаю золота от иезуитов, мадемуазель ди Амальфи. А месье Корнель — это между нами, разумеется, — он оглянулся, — лучший друг отца Анри, из церкви Сен-Сюльпис, представителя ордена в Париже. Месье Корнель ездил в Рим. Говорят, он работал в библиотеке Ватикана!"

— Ну, — Констанца сморщила нос, и, нагнувшись, подобрала с дорожки золотой, сухой лист дуба, — мало ли кто чей друг, месье Марат. А уж работать в библиотеке — так вообще все ученые поступают.

— Вы просто очень молоды, тем более — приехали из Англии, — покровительственно улыбнулся мужчина, — у вас там не знают, что это за хитрая и коварная змея — иезуиты. У меня дома, — он откашлялся, — есть кое-какие документы. Там черным по белому написано, что месье Корнель у них на содержании.

— Никаких бумаг у него, конечно, нет, — холодно подумала девушка. Она вспомнила, как, проходя мимо кофейни Прокопа, под руку с Мартой, увидела знакомую, рыжую голову. Дядя Теодор сидел, привольно раскинувшись, дымя сигарой, подставив загорелое лицо сентябрьскому солнцу. Констанца увидела его соседа — кругленького, толстенького аббата в сутане. Улыбнувшись, она тихо спросила женщину: "Это и есть тот самый отец Анри, что торговал папиной статьей о вариационном исчислении? Папа мне рассказывал".

Марта едва заметно кивнула. Не разжимая губ, женщина ответила: "Отец тебе говорил, кто поставил свое имя под его текстом?"

— Угу, — хмыкнула Констанца.

— Дядя Теодор, — Марта свернула за угол, и заговорила громче, — этого Марата под пистолетом заставил признаться в плагиате. Ты будешь среди ученых вращаться, среди газетчиков — будь с ним осторожнее. А дядя Теодор, — женщина улыбнулась тонкими губами и вскинула бровь, — давний друг ордена. Ты меня понимаешь?"

Констанца только ближе прижалась к теплому боку Марты: "Конечно. Можете на меня полагаться, тетя Марта, я никому ничего не скажу".

Она вспомнила осенний лес в Венсенне, маленькую, хрупкую женщину в мужской одежде и ее спокойный голос: "Руки за голову, мерзавец, я стреляю без промаха".

— Тетя Марта, — ласково сказала Констанца, — а ведь вы меня спасли тогда, от маркиза. Меня и тетю Тео. И племянницу дяди Теодора спасли, мне тетя Тео говорила".

— Просто сделала то, что должен был сделать любой порядочный человек. А тетю Тео — месье Корнель спас, — Марта нежно рассмеялась, — он бы не позволил кому-то другому это сделать, дорогая моя. Вот мы и пришли — она остановилась перед светло-зеленой дверью с изящной табличкой: "Мадам Варенн, моды и платья".

— Лучшая портниха города, — заметила Марта и постучала медным молотком.

— Я бы мог показать вам эти бумаги, — темные глаза Марата блеснули. Констанца, нарочито смущаясь, опустила ресницы: "Не знаю, месье Марат, все-таки неприлично, когда девушка навещает холостого мужчину, в одиночестве. Лучше отвезите меня к ее светлости герцогине Экзетер, она меня ждет".

— Это по дороге, — уверил ее Марат, подсаживая девушку в карету. "Я живу на Рю д’Анжу Дофин, совсем рядом с рю Мобийон".

— Я знаю, — чуть не сказала вслух Констанца.

— Я вам покажу документы, в передней, — Марат устроился на бархатном сиденье кареты, — и сразу же поедем к вашей тетушке.

Он вдохнул горьковатый, кружащий голову запах цитрона. Констанца заметила, как он исподтишка разглядывает вырез на ее платье, белую, украшенную бирюзовым ожерельем, кожу: "Начнет приставать. Ничего страшного. Пусть пару раз поцелует. Я смогу у него, потом попросить действительно секретные документы. Он, конечно, неприятный человек, но чего не сделаешь ради хорошей статьи".