— Но на воде, же не будет крови, — недоуменно сказал Меир. "Они поймут, что мы выжили".

Капитан Кроу закатил глаза. "Сразу видно, ты в морском сражении никогда не был. Тут течение, дорогой Меир, тут воды столько, что она все мгновенно унесет — и кровь, и тела. Никто ничего не заподозрит, тем более, что…, - он замолчал и хмуро закончил: "В общем, я уже такое видел".

— Выходите, — раздался грубый голос снаружи. Стивен, перекрестившись, подтолкнув Меира, улыбнулся: "Ты тоже — скажи что-нибудь, не помешает. Псалмы же у вас говорят, я помню".

Меир прошептав что-то, заметил: "Не помешает, это точно". Он вздохнул и последовал за капитаном Кроу.

На палубе гулял свежий, резкий ветер, пахло солью. Меир даже пошатнулся — утреннее солнце било прямо в глаза. Родни махнул рукой, барабанщики остановились. Начали читать приговор. Меир искоса взглянул на берег — британские солдаты стояли цепью вдоль набережной, сдерживая толпу женщин.

— Мужчины в бараках, — вспомнил Меир, — их оттуда не выпускают. Господи, хоть бы Эстер там не было. Не надо ей на это смотреть, да еще и с маленьким. Хаим, — он внезапно, нежно улыбнулся. "Интересно, на кого он похож — на меня или на нее? Скоро и увижу, спрячемся в лесу, а ночью в город проберемся. Это если выживем, конечно, — напомнил себе мужчина.

Капитан Кроу наклонил непокрытую голову. Меир усмехнулся: "Шесть футов три дюйма, он же говорил. А я- на фут ниже, со мной затруднений не будет".

Стивену помогли подняться на доску. Меир заставил себя не смотреть в ту сторону. "Огонь!" — крикнул адмирал Родни. Загремели мушкетные залпы, Меир услышал сдавленный, оборвавшийся крик и плеск воды где-то внизу, за бортом корабля.

— Теперь вы, господин Оливер, — ухмыльнулся Родни. "Раскинуть руки, — напомнил себе Меир, чувствуя, как повязка закрывает глаза. "Подождать, пока он велит стрелять. Только после этого — прыгать. Головой вниз, не отталкиваясь".

Он едва удержался на ногах — ветер выл. Меир еще успел подумать: "Сейчас сдует меня отсюда, и прыгать не понадобится".

— Огонь! — раздался сзади голос Родни. Меир, сорвавшись с края доски, упал в пятидесятифутовую пропасть.

По булыжникам двора гулял, завивался серый, легкий пепел. Эстер поправила шаль, где лежал ребенок и госпожа де Грааф, взяла ее за руку: "Милая, давайте я с вами пойду. Пожалуйста".

— Надо его похоронить, — черные, распухшие от слез глаза женщины посмотрели куда-то вдаль. "Пока депортации еще не было, госпожа де Грааф. Завтра всех увезут, на "Беллоне", и никто не сможет проводить Меира, — Эстер покачнулась, и посмотрела на спокойное личико мальчика: "Тринадцать лет. Еще тринадцать лет, пока он сможет кадиш сказать".

Маленькая Магда, что держалась за руку матери, всхлипнула: "Почему папа уезжает?"

— Потому, — госпожа де Грааф помолчала, — что он — человек чести, Магда, и нам надо гордиться его поступком. Хотя бы дайте мне маленького, — решительно велела она женщине, — не стоит его к этому Родни, — губы голландки искривились, — носить. Он сытый, мы тут погуляем.

— Погуляем, — повторила про себя Эстер, вдыхая запах гари. "Господи, кладбище все осквернили, по могильным плитам стреляли. Хоть синагогу не тронули, будет, где обрезание сделать".

— Спасибо, — тихо сказала она, и, сняв шаль — зашла в контору порта.

Адмирал Родни сидел, развалившись в кресле, положив ноги в грязных сапогах на стол, подсчитывая что-то на захватанном жирными пальцами листе бумаги.

Он погрыз карандаш и поднял серые, налитые кровью глаза: "Чего явились?"

Эстер шагнула в комнату и поморщилась от дыма: "Я знаю, что моего мужа расстреляли утром, адмирал Родни. Я пришла за его телом, мне надо похоронить господина Оливера".

— Ничем не могу помочь, — развел руками британец. "Мы не вылавливаем трупы казненных, если его выбросит на берег — хороните, сколько хотите, — он скрипуче рассмеялся.

— Но ведь это может быть…, - попыталась сказать Эстер. Родни, оборвав ее, заметил: "Меня это совершенно не интересует, госпожа Оливер. Идите, ищите тело своего мужа, хоть весь год бродите — я вам не запрещаю".

Эстер постояла, глядя поверх его головы куда-то в окно, на мачты кораблей: "Хотя бы разрешите завтра, до отплытия "Беллоны" сделать обрезание нашему сыну. Тот человек, который должен провести церемонию — выпустите его из бараков, пожалуйста. Это быстро, не займет и…"

— Не выпущу, — Родни стал ковыряться карандашом в зубах. "Я сказал, что все мужчины-евреи будут депортированы, значит, так оно и случится. Не надоедайте мне, милочка, иначе тоже — попадете в трюм "Беллоны". Ублюдок ваш сдохнет по дороге, а вас на Сент-Китсе — отправят на плантацию, если не куда похуже, — адмирал расхохотался: "А я ведь здесь остаюсь, за губернатора. Она ничего, худая только. Будет, с кем развлечься".

Он поднялся, и, пройдя мимо Эстер — наложил засов на дверь.

— Адмирал Родни! — она отступила к стене. Британец открыл ящик стола, и, кинув ей золотое кольцо, опустился в кресло: "Иди сюда. Если будешь себя хорошо вести — останешься в живых, милочка. Я знаю, — он усмехнулся, — ты только что родила, поэтому пока ртом поработаешь".

Эстер почувствовала, что бледнеет. Она стиснула зубы. Прошагав к столу, женщина плюнула в лицо британцу.

Родни вскочил. Заломив Эстер руку за спину, протащив по пыльному коридору, он сбросил ее со ступеней крыльца. "Когда будешь подыхать от голода, — Родни ударил женщину в поясницу, — на коленях приползешь, и станешь под матросов ложиться".

Эстер вытерла рукавом запачканное лицо, дверь захлопнулась: "Господи, хорошо, что госпожа де Грааф на берегу гуляет, не видела этого. Сейчас умоюсь, и к ним пойду".

Голландка сидела на песке, ребенок спокойно дремал в шали, Магда шлепала босыми ножками в прибое.

Эстер опустилась рядом, и грустно погладила Хаима по мягкой щечке: "Придется мне самой делать обрезание, госпожа де Грааф, завтра".

— А похороны? — помолчав, спросила жена губернатора. "Когда похороны, госпожа Оливер?"

— Он сказал, — Эстер мотнула головой в сторону порта, — что тело унесло в море, и чтобы я сама его искала, на берегу.

Госпожа де Грааф потянулась и взяла ее руку. Эстер почувствовала тепло женской ладони, и, глядя на зевающего, просыпающегося мальчика, добавила: "А если не найду — навсегда останусь вдовой. Такие у нас законы".

Она положила укрытую чепцом голову на колени. Эстер заплакала — тихо, неслышно, чтобы не побеспокоить сына.

Меир почувствовал, как его кто-то хлопает по щекам. С усилием открыв глаза, он едва успел повернуть голову набок — его вырвало морской водой.

— С возвращением, капитан Горовиц, — услышал он веселый голос. "Нахлебался ты изрядно, но сейчас уже все в порядке".

На белом песке горел костер, Стивен сидел рядом с ним, поворачивая над огнем насаженную на прутик рыбу. Меир взглянул на серые скалы, поднимающиеся вверх, на густой лес, что подступал к самому обрыву. Подышав, справившись с тошнотой, он сел.

— Это та самая бухта? — спросил Меир, поморщившись — спина болела. "Тебя по камням протащило, — сказал Стивен, — пока ты без сознания был. Ничего, заживет. Бухта та самая — уж не знаю, как ты сюда доплыл, — он помолчал, — я тебя из воды полумертвым вытаскивал".

Он положил рыбу на плоский камень, и, набрав в ладони соленой воды — полил ее.

— Рома нет, — вздохнул Стивен. "Когда доберемся до "Неустрашимого" — выпьем с тобой, как следует, вам ром можно".

— Можно, — согласился Меир. Голова была легкой, звонкой. Он вдруг, удивленно, подумал: "Выжил. Господи, спасибо тебе. Забрать Эстер, маленького — и домой. До Бостона их довезти, мне-то надо продолжать работу".