— Даже и не думай об этом, — вздохнул про себя Федор и поднялся: "Работайте, занимайтесь, а я поехал. Воды тебе из озера этого привезу, Иосиф. Я слышал, что она целебная, как в Германии, на источниках".

— И не боится, — Аарон проводил глазами мула. Федор, выходя из ворот, помахал им рукой. Иосиф, убирая со стола, заметил: "А чего бояться? Пистолет у него есть, да и какие тут звери? Львы попадаются, но мне Исаак сказал, что они сами от человека прячутся. А бедуины мирные, они местных не трогают. Ее, кстати, Дина зовут, — мужчина подмигнул другу.

Аарон застыл со сковородой в руке и покраснел. "А что я ей напишу? — грустно спросил он у друга.

— А что ты хочешь написать? — Иосиф погладил темную бороду. "Как из ешивы сегодня вечером вернемся, так садись, бери бумагу и карандаш, и пиши. Оно само получится, поверь мне".

— Дина, — Аарон все стоял, глядя на ярко-голубое небо. Золотые листья граната шелестели под слабым ветром. "Такое имя красивое — Дина".

— Очень, — ворчливо сказал Иосиф, забирая у него из рук сковородку. "Можешь вырезать ей что-нибудь, Ратонеро на ошейник прицепим, а она заберет. И вообще, — он взглянул на часы, — мне к пациентам пора, а тебе в мастерскую".

Они расстались у калитки. Аарон, спускаясь в узкий переулок, заходя в пристройку, где вкусно пахло свежим деревом, присаживаясь к верстаку, все вспоминал ее белокурые волосы и голубые, большие глаза. "Дина, — шепнул он и улыбнулся. "Я бы шкатулку ей сделал, — вздохнул юноша, — но как передать? На Шабате, мы и женщин не видели, они в задней комнате молятся, закрытой, и едят — тоже отдельно". Аарон взял кусочек красного дерева и повертел в руках. "Совсем маленькая получится — подумал он. "Ее имя вырежу на крышке, вместе с цветами. А записку внутрь положу".

Он взял инструменты. Наклоняясь над столом, юноша опять повторил: "Дина". Ратонеро, что лежал под верстаком, одобрительно заурчал. Аарон рассмеялся: "Подарок ей понесешь, дружище".

Федор свернул налево и пошел через рынок к Дамасским воротам, не заметив высокого, со светлой, ухоженной бородкой человека, в шароварах и халате, который стоял, прислонясь к стене дома напротив.

— Герр Теодор, — Александр Горовиц усмехнулся. "Смотри-ка, где мы с ним встретились. Я тогда сразу понял, что аббат его не просто так в замок привел. Вот и врач со своим приятелем, правильно мне их Ева описала. Ну что ж, — он посмотрел вслед мужчинам, — пора проверить, что там у них в комнатах делается. Тут же никто дверей не запирает".

Он подождал и вошел в маленький дворик. Оглядевшись, толкнув дверь, Горовиц заглянул внутрь — было прохладно и тихо, на деревянных полках стояли книги. Войдя в левую комнату, он хмыкнул: "Очень неосторожно, герр Теодор, я бы на вашем месте не оставлял такие вещи на столе".

Горовиц поднял реторту. Поболтав ей, забрав из деревянного ящика чистую пробирку, он отлил немного желтоватой жидкости. "Пригодится, — пробормотал он, аккуратно надавливая на пробку. "А больше тут ничего интересного нет. Пора к моей голубке".

Он миновал базар. Скрывшись в путанице улочек христианского квартала, мужчина легко сбежал по узкой лестнице, что вела в крохотный дворик. Александр постучал в дверь. Он сказал дочери, что стояла на пороге, кутаясь в шаль: "Пора, моя милая. И помни, — он положил руку на ее медальон, — я всегда рядом и все вижу. Когда я позову — придешь ко мне".

Он вынул из кармана халата пробирку. Ева, собираясь, спросила: "Что это?"

— То, — Горовиц поднял бровь, — что поможет нам заполучить амулет. Он у зятя Судакова, Авраам его зовут. Ты уж постарайся к ним в дом пробраться, голубка. Иди сюда, — он придирчиво осмотрел дочь: "Да, все хорошо. Она кого угодно растрогает".

Александр привлек ее к себе: "Как только я получу тот амулет, я смогу сделать то, что ты просила, и ты со своим Теодором всегда будешь вместе. И со мной, конечно, тоже".

Он поцеловал дочь в губы. Выглянув в дверь, полюбовавшись ее бедным, скромным платьем, холщовым мешком на спине и потрепанными туфлями, он улыбнулся: "У тебя все получится, доченька".

Ева сидела, держа на коленях холщовый мешок, низко опустив изящную голову с туго заплетенными, каштановыми косами.

Дверь была закрыта. Она, прислушавшись, уловила, как кто-то из раввинов сказал: "Вот видите, рав Судаков, отступники сами возвращаются в лоно Торы. Эта девушка — дочь правой руки Франка, да будет его имя стерто из памяти людской. Она сама добралась до Иерусалима, чтобы раскаяться. Как хотите, а мы не можем ей отказать, она рождена еврейкой. Тем более, вы же слышали — отец проклял ее и выгнал из дома, ей некуда идти".

— Еврей всегда остается евреем, — донесся до нее еще один голос.

Раздался тяжелый вздох Судакова: "Хорошо. Только она совсем ничего не знает, воспитана в поклонении идолам. Надо подобрать ей хорошую наставницу".

— Так госпожа Сегал, — удивился кто-то. "Рав Судаков, при всем уважении к вам — раз уж вы позволили этим не еврейкам заниматься, а одна из них вообще — с женихом приехала, таких закон не позволяет привечать, так как вы можете оттолкнуть дочь еврейского народа?"

Ева чуть заметно улыбнулась и сложила руки поверх мешка.

— Тем более ей восемнадцать лет, — добавил кто-то, — выдадим ее замуж. Хорошую партию ей не сделать, конечно, кому нужна такая жена, но вот этот юноша, Аарон Горовиц — он будет согласен, думаю. Другая девушка и не пойдет за такого, как он.

— Об этом потом, — резко прервал их Судаков, — не время сейчас.

Дверь отворилась, и Ева сразу же поднялась.

— Будете жить у госпожи Сегал, — сухо сказал раввин, глядя поверх ее склоненной головы, — учиться, а там посмотрим. Сейчас за вами придут.

Исаак посмотрел в окно своей комнаты — девушка стояла во дворе, слушая пожилую, женщину. Потом она кивнула, обе скрылись в воротах ешивы. Исаак, поморщился: "Все равно что-то не так, неправильно. И Ханеле — как они у меня на Шабат обедали, все молчала, будто видела что-то. Спросил ее — она только за руку меня взяла и вздохнула. Господи, ну не оставь ты нас милостью своей".

Он посмотрел на часы — пора было идти на молитву. В крохотной синагоге еще никого не было, ремесленники только заканчивали работать. Исаак присев на старую, деревянную скамью, опустил голову в руки.

— Амулет, — подумал он. "Ерунда, ее отец знает, что ему со мной не тягаться. Но это если я нарушу свое обещание, конечно, преступлю запрет на такое".

Темные глаза блеснули, и мужчина вдруг пробормотал: "Если надо будет — то придется, Исаак Судаков".

Девушки втащили в комнату тюфяк. Ева, опустившись на него, положив рядом холщовый мешок, грустно сказала: "У меня и нет больше ничего, я из дома в одном платье ушла. Отец меня выгнал, как я отказалась в церковь ходить".

Дина присела рядом и взяла ее за руку: "Ты не плачь. Я сирота, у Сары — матери нет, мы тут все одни. Но вместе легче, правда. Ты отдохни сегодня. Завтра с утра уже, и убираться пойдем, сейчас еще Сара вернется. Она сегодня госпоже Судаковой помогала".

— Жене раввина? — спросила Ева, заинтересованно глядя на девушку. Дина помотала белокурой головой: "Дочке его. У нее мальчик грудной, Моше, и девочка, Ханеле, три годика ей, — девушка приблизила губы к уху Евы и что-то зашептала.

— Ханеле, — усмехнулась про себя Ева. "Так вот кто ее из Парижа увез. Надо же, прозрела девчонка. Она меня не узнает, но все равно лучше не рисковать".

Дверь заскрипела, и Дина радостно сказала: "А вот и Сара!"

Ева поднялась и взглянула на высокую, тонкую, с прозрачными голубыми глазами девушку. Та вытерла руки о холщовый передник. Протянув жесткую, с мозолями ладонь, она наклонила темноволосую голову: "Рада знакомству"