Марта покачала Ханеле. Протянув префекту визитную карточку, глядя на него большими, прозрачными глазами, она всхлипнула: "Марта де Лу. Мне прислали письмо, приглашали навестить приют для слепых сирот. Я сама мать, ваше превосходительство, христианка, я не могла отказать…"

— Вот же дура, — вздохнул про себя префект. Он сердито, заметил: "Это очень неосторожно, мадам де Лу, пожалуйста, больше так не делайте. Не стоит доверять каждому полученному приглашению".

— Но ведь сироты…, - пробормотала женщина. Префект, помогая ей встать, сварливо ответил: "Просто послушайте мужчину, мадам, и делайте так, как он говорит. Экипаж готов".

Джо услышала шум в прихожей и вскочила. "Мадам, — кинулась она к Марте, — мадам, с вами все в порядке?"

— Я привезла префекта, Жозеф, — Марта незаметно ей подмигнула.

— Ах, вот оно как, — зловеще протянул мужчина, разглядывая белокурого человека в кресле. На его чулке расплывалось пятно крови. Он слабо дрогнул ресницами: "Я умираю…"

— Обыскать тут все, — велел префект солдатам. "Все рукописи и остальное, — он брезгливо поморщился, — снесите в карету. И дайте мне наручники".

Она развязал мужчину и грубо сказал:

— У вас царапина, а то, что вы кровь потеряли — ничего, отойдете. Надо же, мы вас по всей Франции ищем, в каждой префектуре ваше описание лежит, а вы за три мили от Венсенского замка устроились, господин маркиз. Ничего, как из него бежали, так обратно и вернетесь — только уж теперь в строгую камеру. В подвал, — сочно добавил префект, — без солнечного света. Быстро вон отсюда! — он передал заключенного солдатам и повернулся к Марте: "Повезло вам, мадам, и девочке — тоже. Вы бы отсюда живыми не вышли".

— Да кто это? — изумленно спросила Марта, провожая глазами белокурую голову заключенного.

— Маркиз Донатьен Альфонс Франсуа де Сад, — отчеканил префект, — самый опасный человек во Франции. Он сумасшедший, уже который год либо в ссылке, либо в тюрьме. Теперь он до конца дней там просидит.

— О девочке я позабочусь, — тихо сказала Марта, когда префект провожал ее до кареты. Она быстро, мгновенно оглянулась на дом. Поймав взгляд Джо, Марта покачала головой.

Уже сидя на козлах, Джо нагнулась к окошку: "А что же аббат Корвино? Где он?"

— Да его тут и не было, — устало ответила Марта, — это просто ловушка для меня. Он привез ребенка и уехал. Этот де Сад, наверняка, должен был у меня выпытать — кто я такая на самом деле.

Джо подстегнула лошадей. Марта пробормотала: "Отличная прогулка в Булонский лес, ничего не скажешь".

Она прижала к себе Ханеле: "Ты теперь ничего не бойся, милая, мы с тобой".

— Я знаю, — донесся до нее слабый голос девочки. Она поворочалась под шалью, и, уцепившись за руку Марты — задремала.

Тедди спокойно спал, раскинувшись на кровати в комнате у Джо. Марта прикрыла его шелковым одеялом: "Не кричи. У меня не было времени посылать тебе записку. Тем более, что ты был в Арсенале, у Лавуазье".

— Больше никогда так не делай, — вздохнул Федор. "Ты же знала, что это ловушка. Еще и Джо потащила туда".

— У нас были пистолеты, — Марта отпила вина и прислушалась. "Пойдем, — велела она, — Иосиф вернулся, из госпиталя".

Тео стояла в передней, взяв Жанну за руку, комкая кружевной платок. "Она в спальне, — растерянно сказала женщина, — мы только дали ей попить, но не кормили, как вы и велели. Вы уверены, что…"

Иосиф передал саквояж Аарону: "Иди, все приготовь. Значит, так, — он повернулся к женщинам, — мне нужна будет горячая вода, комнату надо затемнить и зажечь свечи. Потом она пару дней полежит с повязкой на глазах, и все будет хорошо. Я эту операцию десятки раз делал. Аарон мне поможет, у него ловкие руки. Только разденьте девочку, пожалуйста".

— Я ей дала Тедди платьице, — вздохнула Марта, — она, хоть и старше его на вид, но хрупкая. Высокая, правда. Ей года три, наверное, или около того.

Ханеле лежала, смотря невидящими глазами в потолок.

Иосиф присел рядом с кроватью: "Хана, я тебе сейчас дам выпить одно снадобье, и ты заснешь. Потом я полечу твои глаза, и ты будешь видеть".

— Я уже вижу, — удивилась девочка. "Я все вижу". "Лошади, — подумала Ханеле, — гром, пахнет порохом, кровь, много крови. И его друг, лучший друг. Как брат ему. Бедный. Не буду ему говорить".

Она почувствовала запах роз где-то у себя над головой: "И ей ничего говорить не буду, не надо. Только хорошее, помни, только хорошее".

Теплая рука коснулась ее щеки. Ханеле улыбнулась: "Двое их будет, — сказала она тихо. "Опять кровь, — горько подумала девочка. "Пепел, все сожжено, голод, люди умирают".

— Что она говорит? — шепнула Жанна Аарону, помогая ему раскладывать инструменты. "Не знаю, — пожал плечами тот. "В тот раз, когда мы приходили на квартиру к аббату Пьетро, она меня назвала по имени. И спела мне колыбельную, ту, что моя мама пела".

— Песенку! — капризно потребовала девочка, приподнимаясь на постели. "Песенку хочу!"

Тео аккуратно раздела ее. Иосиф попросил: "Снимите и медальон тоже".

— Нельзя! — закричала Ханеле, вырываясь из рук женщины. "Нельзя это трогать! Вам нельзя! Смерть!".

— Нет, она точно не в себе, — подумал Иосиф, глядя на закатившиеся, беловато-серые глаза. "Может, это у нее от слепоты, катаракта врожденная, к полугоду эти дети уже ничего не видят. Снимем — и она оправится".

— Он тут, — вдруг поняла Ханеле. "Тот, светлый. Ему можно".

— Что тут такое? — раздался с порога голос Марты.

— Пытаемся снять медальон, — вздохнула Тео, — но малышка не позволяет.

— Это он, — вдруг подумал Федор, глядя на большую, под балдахином, кровать. "Я его уже держал в руках, в Санкт-Петербурге, когда в первый раз аббата встретил. Я тогда Степана увидел, на одно мгновение".

— Ему можно! — Ханеле вытянула ручку. "Только ему!".

Федор осторожно снял с шеи девочки медальон и нажал на крышку. "Не верю, — подумал он, глядя на испещренный странными буквами и неумелыми, кривыми рисунками, пожелтевший пергамент. "Не верю, этого быть не может, нет!"

— Давайте снадобье, — велел Иосиф. Он поднес серебряную ложку к губам девочки. Та, выпив, откинувшись на подушки, тихо спросила: "Что…, ты видишь?"

Федор закрыл медальон и сжал его в руке.

— Своего брата, — в наступившем молчании ответил он.

— Это… — пролепетала Ханеле, — мой…, отец. Песенку…, - едва слышно попросила она.

Федор постоял несколько мгновений, слушая тихий голос Аарона, что, держа за руку девочку, пел колыбельную. Развернувшись, так и не выпуская медальона, он вышел из спальни.

Марта чиркнула кресалом и зажгла свечи. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, опустив веки. Она взглянула на бледное лицо мужчины и, кашлянула: "Операция прошла отлично. Анна…, Хана…, она отдыхает сейчас. Иосиф через два дня снимет повязку. Она будет совершенно здорова. Тео с Жанной в театре уже, мы тебе оставили обед, пойди, поешь".

Федор пошевелился: "Только подумать, что я эту бумажку, — он указал на медальон, — видел в детстве, она в столе у моего отца валялась. Стефан…, Степан, если по-русски, мой брат младший, — он ее забрал, когда в море уходил, гардемарином, шутки ради. Тут одна половина, а вторая — у него".

— Откуда ты знаешь? — похолодев, спросила Марта. Она присела на ручку кресла и посмотрела на медальон, лежащий в большой ладони.

— Я все теперь знаю, — невесело улыбнулся Федор. "Я же тут не зря все это время пробыл. Мой брат…, - он помолчал, — живет в Иерусалиме. Он потерял кисть правой руки, я видел нашу семейную саблю — она у него. Он женат. Жена у него ребенка ждет, на сносях уже. И медальон он носит, так что он тоже, меня видел. Я, правда, все это время, сидел, закрыв глаза. Вряд ли Степан понял, где я. Он стал евреем, — добавил Федор, поднимаясь.