— Ну, — протянула Марта, рассматривая камень у себя на пальце, — пусть святой отец хоть обыщется — у меня в квартире он ничего подозрительного не найдет. Спасибо, мистер Кроу, — она взяла свернутый лист бумаги, — и я вам очень благодарна, что вы приютили Тедди.

— Я только рад, — рассмеялся Питер, открывая вторую бутылку бордо, — моему Майклу веселее. Гулять-то ему можно уже, Джон?

— Только в саду, — велел герцог и Марта, усмехнулась: "Крест еще стоит. Вдруг миссис Дженкинс увидит Тедди. Мэтью тут уже нет — но все равно, не надо рисковать".

Иосиф открыл дверь кабинета: "Дети у вас замечательные, здоровые дети, Тедди морское путешествие только на пользу пошло. А ты, Питер — сейчас тепло, отправь Майкла с мистрис Джонсон на побережье, пусть воздухом подышит".

— Ко мне в Саутенд, — Джон поднялся. "Дом все равно пустой стоит, пусть там поживут пару недель. Что там оленина? — он смешно повел носом. "Очень есть хочется".

Уже когда они сидели за столом, Федор, налил Марте вина: "Раз мы с вами будем вместе работать, мадам де Лу…"

— Я же ваша любовница, месье Теодор, — губы цвета черешни улыбнулись, — просто "Марта", и все.

— Хорошо, — понизив голос, сказал он. От ее волос пахло жасмином, темная шерсть сюртука чуть приоткрывала белую, нежную шею. "Нам надо поближе познакомиться, Марта. Приходите ко мне в Блумсбери чай пить, у меня отдельный вход в комнаты, очень удобно. Завтра, скажем. Я вам свою коллекцию минералов покажу, — добавил он.

Марта посмотрела в его голубые, с золотистыми искорками глаза. Отпив вина, она повертела в тонких пальцах хрустальный, тяжелый бокал: "С удовольствием, Теодор".

Марта сидела на постели, тихо, нежно напевая:

— Demain s'y fait beau, j'irons au grand-père

C'est le beau p'tit bibi à mama

Dors, dors, dors, dors

Dors, dors, le bi-bi à mama, — она потянулась и, погладила мальчиков: "Вы набегались, а теперь — пора спать, милые мои. Потом встанете, и поиграете с теми игрушками, что дядя Теодор принес".

— Мама, — раздался голос сына. Тедди поворочался. Зевнув, прижавшись щекой к ее руке, сын задремал. Майкл лежал, открыв глаза. Марта, наклонившись, поцеловав смуглый лоб, шепнула: "И ты тоже — спи, мой сладкий".

— Я совсем не помню, — подумал ребенок, — маму не помню. Папа говорит, она очень красивая была. Мария ее звали.

Майкл попросил: "Не уходите, тетя Марта. Так хорошо…, - он повел носом и улыбнулся: "Пахнет, как в саду".

— Это жасмин, мой маленький, — Марта сбросила туфли и устроилась на постели, прижав к себе обоих мальчиков. "Тетя Марта…, - Майкл глубоко зевнул, — спойте еще…".

Питер стоял у двери детской спальни, слушая ее голос. Она вышла, накинув на плечи сюртук, и улыбнулась: "Спят оба. Такие игрушки замечательные, мы с мальчиками за тележкой гонялись. Пойдемте, — Марта посмотрела в лазоревые глаза, — я вам поиграю, как обещала".

Уже, когда они спускались по мраморной лестнице, девушка спросила: "А откуда у вас клавесин?"

— Это моей мамы, — Питер приостановился, — она очень хорошо играла. Только ноты все старые, — он развел руками, — я же не музыкант. Сестра моя покойная, та тоже за него не садилась, — она математик была. Ученый, как и ее муж. Он в России погиб, во время бунта. Джованни его звали. Вы видели, на родословном древе, — он расстегнул воротник рубашки, и вытащил золотой, играющий алмазами крестик. "Это наш крест, семейный. Я его, было, своей племяннице отдал, Констанце, — я ее отец, крестный, но, когда они в Америку уезжали, — обратно его прислали. Констанца в Бога не верит, — Питер открыл перед Мартой дверь кабинета.

— Майкл мне сказал, — она присела за клавесин, и стала перебирать ноты, что лежали на крышке, — что у него медальон есть, от отца. Салават его звали, красивое имя.

— Да, — Питер открыл шкатулку, что стояла у него на столе, — вот он.

— А что тут написано? — Марта полюбовалась изящной вязью.

— На арабском языке, — мужчина помолчал. "Ты любовь моего сердца и моей жизни, да хранит тебя Аллах, Мариам. Он магометанин был, отец Майкла".

Женщина посмотрела на тусклый блеск золота. Она положилал медальон в смуглую ладонь Питера: "У вас замечательный сын, мистер Кроу".

— Просто Питер, пожалуйста, мы же родственники, — он присел в кресло. Марта, увидев в открытые двери на террасу, табачный дым, что висел над садом, повысила голос: "Я вам сыграю "Французскую сюиту" Баха, господа".

Питер следил за ее маленькими, белыми руками, что бегали по клавишам: "Тут мы и сидели. Я, папа, и Констанца. А мама играла. Господи, все умерли уже. Мне бы Майкла вырастить, и Констанцу, когда вернется она".

Джон замер — из кабинета доносились нежные звуки музыки. Он посмотрел на Федора, — тот сидел, закрыв глаза. Тихо встав, прислонившись к окну, Джон взглянул на бронзовую голову женщины. Она склонила стройную, в белой рубашке спину. Джону, на мгновение, показалось, что в комнате нет никого, кроме них двоих.

— Подойти бы, — тоскливо подумал он. "Подойти, обнять эти плечи, поцеловать ее, сказать все, что я хочу сказать. Невозможно, кто я для нее? Старик. Господи, и цветы эти, как назло — кажется, во всем Лондоне они распустились. Как она играет хорошо, отличная техника. Оставь ее, пусть будет счастлива, пусть…, - он заставил себя спуститься в сад. Присев на скамейку, он спросил у Иосифа: "Как вы к этому Фальку сходили?"

Мужчина покраснел. Джон усмехнулся: "Да уж говори. Куда-то ехать вам надо?"

— В Иерусалим, на два года, — нехотя ответил Иосиф. "Ты не волнуйся, пожалуйста. Мы будем писать, и вообще…, Там есть раввин, Исаак Судаков, он друг Фалька, поможет нам. Потом в Амстердам вернемся".

Федор вдохнул запах жасмина. Открыв один глаз, посмотрев на Иосифа, он рассмеялся: "Тоже родственник, я эту фамилию на родословном древе видел. Сейчас Марта его в порядок приведет, возьмите с собой копию, у него, наверняка такой нет".

— Марта, — зло повторил Джон. "Они, наверное, в Дувре переспят, если не раньше. Если не прямо здесь. Прекрати, — велел он себе, — прекрати немедленно".

— Вот что, — Джон смешливо потер нос, — вы тогда в Ливорно через Париж езжайте. Теодор с Мартой за вами там присмотрят. Джо никогда еще на континенте никогда не была, хоть Новый мост увидит, дворец Тюильри, и все остальное.

— С нами мой друг еще, — Иосиф покраснел, — Аарон Горовиц, я вам рассказывал…

Марта закончила сюиту, и, выйдя на террасу, решительно сказала: "Отлично, отправимся все вместе. Вы с Аароном комнаты снимете, а Джо у меня поживет, подруга и подруга. Так удобней будет".

— Правильно, — согласился Федор. Джон, поймав его взгляд, вздохнул: "Дорогие мои, пора и за работу". Питер спустился в сад. Развалившись на скамейке, он улыбнулся: "А я вот — в воскресенье отдыхаю, а Иосиф — в субботу. Вам бы тоже так".

— Мы и работаем для того, чтобы вы отдыхали, — желчно заметил Джон, застегивая сюртук. "Одевайтесь, господа, — велел он Марте и Федору, — у нас работы столько, что мы вряд ли до вечера закончим".

Когда они уже вышли на Ганновер-сквер, Джон распорядился: "Сундуки у тебя завтра увезут, мои люди. И ты тоже, — он взглянул на Федора, — собирайся. Багаж вас будет ждать в Дувре".

На Ладгейт-Хилл было тихо. Джон, проходя в открытую привратником дверь, попросил: "Хэдли, кофе заварите нам, и проследите, чтобы никто не мешал".

Он подтащил к своему столу два табурета. Присев, обложившись папками, Джон сказал: "Начнем".

Федор искоса взглянул на бронзовые, стянутые узлом волосы, на темные, длинные ресницы женщины: "Надо шампанского завтра купить, этого, от Моэта. Устриц нет уже, лето, а жаль. Ничего, в Париже поедим, осенью. В театр сходим, свожу ее в Булонский лес, по Сене покатаемся. Молодец все-таки Джон, обещал, что придумает и придумал".