– Братишка, ты их тоже хлебом кормишь?

– В общем, да.

Когда брат бросал здесь мяч, он по дороге заходил в комбини и обязательно покупал одну булочку на завтрак. Ел ее после тренировки и подкармливал чаек. Именно поэтому они сюда и прилетали. Подражая брату, я тоже покупал булки в том же самом комбини. Позавчера – мини-снэк-голд. Вчера – марон-и-марон с каштаном. Сегодня – булка с лапшой якисоба с густым соусом. Чайки собирались, садились рядком на волнорез и ждали, когда я закончу кидать мяч. Форма у нас с братом одинаковая, так что, может, они считали, что мы – один и тот же человек? Чайкам же непонятно, отличаемся ли мы по росту и внешне, по способностям, по умению кидать форкбол…

Ударился, прокрутился, покатился.

Пока мяч возвращался ко мне, я проверял свою правую руку. Мозоль. Мозоль. Истертые кончики пальцев. Покрасневшие суставы. Я пробовал распрямить локоть – никаких неприятных ощущений нет. Еще этого не хватало…

Ударился, прокрутился, покатился.

Сколько раз я еще смогу бросить мяч, до того как нужно будет идти в школу? Я хотел посмотреть время и стал искать свою сумку, которую бросил на землю. Достал смартфон – их на самом деле запрещено приносить в школу; восемь часов четыре минуты. Для того чтобы переодеться в школьную форму в тени от склада, мне требовалось не больше минуты. Так что еще минут пять.

«Сдохни», – послышался голос.

Я обернулся, но там не было никого, кроме Нисикимо. Он сидел с удочкой в руках в сторону моря и с удивлением смотрел вправо. Значит, мне не показалось, и я, наверное, действительно услышал чей-то голос. Но никого не было… Нисикимо смотрел в сторону, где были одни чайки, чайки, чайки, чайки, чайки… А это что?

– Ты слышал сейчас женский голос?

– Наверное, отсюда.

– А?

– Вот эта чайка… то есть нет… Вот это что такое?

– Что «это»?

Я указал на странную птицу. Смешавшись с чайками на краю волнореза, сидела она: все тело серое, и только вокруг глаз белые круги, как будто енотовидная собака тануки, только наоборот. Таких птиц я никогда не видел. Размером она была, наверное, где-то с чайку.

– Для попугая слишком здоровая.

– Может, это какаду?

– А он такой разве?

«Сдохни», – опять сказала птица. Мрачным голосом без эмоций.

Я поспешно включил камеру на смартфоне и сфотографировал ее крупным планом. Потом подумал, что лучше бы снять видео, и перевел камеру в видеорежим. Но до того, как я успел нажать на кнопку съемки, Нисикимо мгновенно поднялся.

– Ты чего, дура, такие глупости болтаешь?

Ближайшая чайка, испугавшись, улетела, потом следующая, следующая, следующая… Улетали они одна за другой через равные промежутки времени. Может, им хотелось поживиться хлебом, поэтому они не улетали далеко, а начали кружить рядом с волнорезом. И только одна эта странная птица, хлопая своими серыми крыльями, устремилась вдаль и вскоре пропала из виду.

– Знаешь, вчера убийство произошло, в жилом квартале… – Нисикимо показал в сторону солнца.

Я, конечно, тоже слышал эту новость. Говорили, что это первое убийство за пятьдесят лет, совершенное в нашем тихом и мирном городе. В частном доме в центре старого жилого квартала зарезали супружескую пару учителей. Пока я не слышал, чтобы убийцу поймали.

– Может, это как-то связано, а?

– Не может.

– Ну, я тоже думаю, что нет.

Раннее утро следующей субботы. Пасмурно.

Наступила Серебряная неделя[387], так что занятий нет, но секция бейсбола работает. Время сбора – полдесятого, позже, чем начинаются занятия в школе, так что сегодня я могу бросать мяч в два раза дольше. По дороге я купил в комбини три куска квадратного мягкого белого хлеба, следуя птичьим предпочтениям.

– Слушай, они, наверное, бобы больше любят, чем хлеб… – Как обычно, Нисикимо стоял и ловил рыбу с волнореза.

– Думаете, не только голуби, но и все остальные птицы? Но бобы продают только перед праздником Сэцубун[388].

Ударился, прокрутился, покатился.

– Арахис-то продается.

– Так он соленый.

Вчера я выложил в соцсети фотку этой странной птицы. «Когда я изо всех сил старался освоить бросок мяча, вдруг возник чувак, который хотел моей смерти», – написал как есть. И моментально посыпались отклики. Наверное, сейчас их стало еще больше.

– Да рыба, которую жрут чайки, еще солоней.

– Я хочу покормить не чаек. – Я бросил еще один мяч в направлении мата и повернулся в сторону волнореза. – Господин Нисикимо, у вас есть моторная лодка?

– Зачем тебе?

Я честно ответил ему, что хочу догнать ту птицу.

– Она улетела из какого-то дома. «Сдохни» – это слово, которое повторяла женщина, владелица птицы. И судя по всему, часто – раз птица запомнила.

В таком случае человек, которому адресовались эти слова, наверняка жил в том же доме. Может быть, это был ребенок…

– И?..

– Меня это беспокоит. Я подумал так: пока буду приманивать ее хлебом, вы подплывете на лодке, и если мы догоним ее, то сможем увидеть, как она вернется в дом, где ее держали.

– Да на кой тебе сдалась эта лодка? Взял бамбуковое сито или что-то вроде того, положил на него хлеб, потом палкой притянул его себе…

– Какой смысл ловить ее? Можно подумать, она нам расскажет, откуда прилетела…

– О как…

Нисикимо почесал свою черную с проседью бороду, которая росла как ей вздумается. За ним с громким звуком пролетал самолет. Аэропорта тут рядом не было, но самолеты часто летали над городом. Вроде как большинство из них отправлялись в Европу и из нее.

– Как бы там ни было, но никакой лодки у меня нет.

Я-то думал, что она у него есть… Расстроившись, я стоял с мячом в руках. Бросил его в мат, подражая форкболу. Ударился, ух ты, покатился…

Кажется, сейчас он упал.

Конечно, этот удар не был похож на форкбол брата, но, похоже, он немного упал. Я схватил вернувшийся мяч и бросил его еще раз. Ударился, прокрутился, покатился. Не упал. Я бросил еще несколько раз – мяч так и не упал ни разу.

Я согнул руку в локте, вытянув его, – никаких неприятных ощущений. Наверное, еще недостаточно. Я подобрал мяч – опять бросил его. Простой прямой медленный мяч. Еще один. И еще один. Раз за разом, как тренировался мой брат. Пока так делал, я почувствовал жжение в глубине носа, напряг горло и поднял подбородок. Я давно овладел этим способом. Почему, не знаю, но так мне проще было сдерживать слезы.

Пока я стоял некоторое время, прекратив кидать мяч, послышался крик чаек. Я сделал еще несколько бросков, оглянулся на волнорез – и как обычно: чайка, чайка, чайка, чайка, чайка… Вот она, птица серого цвета.

Откуда она прилетела?

Кто о ней заботился?

– Ой…

А где Нисикимо? На его месте остались только удочка и ведро. И тут справа я услышал звук мотора. Моторная лодка приближалась на дикой скорости, энергично проехав совсем близко от волнореза. Все сидевшие рядком чайки взлетели и стали описывать круги. И только одна серая птица улетела вдаль. Лодка развернулась по часовой стрелке и подъехала сюда, оставляя за собой брызги воды. Управлял лодкой не кто иной, как Нисикимо. Он наврал, что у него нет лодки?

– Садись быстрее, а то мы ее потеряем!

Мы стояли перед огромными воротами дома. Жилой квартал на холме, к северу от залива. Мы причалили – и прошли, наверное, метров триста.

– Думаешь, это здесь?

Шикарный двухэтажный дом. По размерам: если мой дом – это ластик, то этот – губка, стирающая написанное на школьной доске. На табличке у входа было выгравировано: «Нагами». По сравнению с моей фамилией Коминато звучит гораздо внушительнее.

За воротами протянулась извилистая сверх необходимости дорожка, которая вела вплоть до самого входа в дом. Но, в принципе, не обязательно было идти точно по ней. В дом можно было попасть и по прямой, не следуя ее загогулинам. Дорожка была скорее декоративной.