– Кто знает?

– Проверить стоит. – Битси не терпелось снова отправиться на задание.

– Зачем откладывать на завтра, – согласился Фрэнк.

Они быстро обошли дом Малкольма и вновь наблюдали, как Битси юркнула под террасу Донованов, освещая себе путь телефоном. Через несколько минут она выбралась, качая головой.

– То же самое. Только дерево.

Фиона глубоко вздохнула. Они вернулись к началу.

Витрины магазинчика «Собачкам нужен уютный дом» заливал дождь. Проезжающие за окном машины и спешащие на работу люди виделись сквозь него словно в кривом зеркале. Затем дождь сделал то, что частенько делал: когда вы думаете, что хуже уже быть не может, он решает показать себя во всей красе, как бы говоря: «Думаешь, сейчас плохо? Посмотри-ка сюда!» Стук капель резко усилился и зазвучал как миллион выстрелов из духового ружья. Вот вам и обещания потепления. Теперь к необычайно холодной и ветреной погоде добавилась сырость – полный пакет неприятностей.

Фиона была рада, что она внутри, с чашкой дымящегося чая в руках, Саймоном Ле Боном у ног, а впереди ждет целый день – хотя на этом хорошие новости заканчивались. Она пришла пораньше перед открытием – раннее утро всегда ее успокаивало, и в первые часы дня ей лучше всего думалось. Голова была свободна от забот, и никто ее не отвлекал. «Сколько это стоит?», «А побольше размер есть?», «Игрушки в качестве пожертвований вы принимаете?», «А за пять фунтов отдадите?». Люди всегда пытались сэкономить на товарах, которые и так продавались по сильно сниженным ценам.

«Батарейки в часах поменять сможете?» Последний вопрос остался с того времени, когда их благотворительный магазин был ювелирным. Он закрылся еще в нулевые, и теперь в его элегантном интерьере с обшивкой из темного дерева и изящными стеклянными витринами вместо надежных часов и изысканных украшений разместились подержанные вещи.

Несмотря на раскатистый стук дождя снаружи, Фиона сумела сконцентрироваться, глядя в лежащий перед ней блокнот. На странице был выписан список потенциальных подозреваемых, и она просматривала его, оставляя пометки. Если начистоту, то писать ей было особо нечего: только догадки и мысли, но никаких серьезных улик.

Фрэнк Маршалл, неофициальный шериф косы Мадфорд-Спит, стоял в списке первым. На этой полосе песка не могло произойти ничего, о чем бы он не знал или на что бы не дал согласия. Диктатор в своем маленьком королевстве пляжных домиков, который выселял всех, кто ему не подходил или отказывался подчиняться? Очень возможно.

Фиона поставила рядом с его именем большую галку.

Рик Пуллман и Сэди Донован и, возможно, их супруги. Как они были недовольны, что не смогли заполучить дом Малкольма! Может, сожгли из мести? Уничтожили и дом, и украшения, чтобы потом зацапать себе и перестроить в соответствии со своими придирчивыми требованиями? Вполне возможно, но маловероятно. О том, что Донованы и Пуллманы хотели поменяться с ним домами, знали не все, но они и не скрывали этого и к тому же никак не могли незаметно подобраться к дому Малкольма и поджечь его. Никто не мог – благодаря видеокамерам. Битси положила конец всем их теориям про потайные ходы и двери. К тому же так бы они неумышленно подвергли риску собственные дома по соседству. С большой неохотой Фиона поставила напротив их имен крестики.

Следующей в списке значилась Энни Фоллет. Она была там, когда все произошло, и не спала. Единственная из всех. Она пыталась спасти Малкольма, рискуя собственной жизнью. Она настоящая героиня, а герои подозреваемыми не бывают.

Фиона не хотела этого признавать, потому что Энни ей нравилась, она ее уважала, но не могла не задаться вопросом: не слишком ли ее история хороша? То, что Фионе было неприятно сомневаться в Энни, также указывало на то, что она что-то нащупала. У храброй и трудолюбивой матери-одиночки было алиби. История, которую транслировали СМИ – сияющий пиар-подарок, в который Софи Хэйверфорд вцепилась как сорока, – на самом деле защищала Энни, и никто не смел показывать на нее пальцем. Он дал ей железное и безупречное алиби. Фионе это не нравилось. Нужно быть очень храбрым, безрассудным или найти убедительные доказательства, чтобы поставить такую историю под сомнение. Могла ли Энни устроить поджог раньше и только потом ради алиби выйти из своего дома, утверждая, что всего лишь направлялась в туалет? Как бы она это устроила, не попав на камеры, Фиона понятия не имела, но все же поставила рядом с ее именем знак вопроса.

Внизу страницы Фиона написала число и подчеркнула его несколько раз. Две сотни. Число, от которого все внутри переворачивалось. Именно столько людей находилось на косе Мадфорд-Спит в ночь пожара, и все крепко спали в кроватях или занимались своими делами, пока не подняли тревогу – во всяком случае, они так утверждали. Фиона откладывала эту непомерную задачу на потом, но когда-нибудь их все же придется опросить. На самом деле от мысли, что придется допрашивать двести владельцев домов на косе, у нее кружилась голова. Прежде всего из-за крайней сложности и колоссального количества времени и сил, которые потребуются на организацию, назначение встреч и потом обход всех этих людей. Многие жили в Лондоне и Бирмингеме. Задача могла растянуться на месяцы. Возможно, Фиона могла бы воспользоваться телефоном или зумом, но это не то же самое, что разговор лицом к лицу. Оценить реакцию людей, заметить их малейшие нервные движения через экран было сложнее, а уж по голосу и вовсе почти невозможно. Только лично, когда вы сидите друг напротив друга.

Также Фиона боялась, что эта затея изначально обречена на провал. Пустая трата времени и сил. Полиция допросила каждого, и очень тщательно. И ничего не обнаружила: ни зацепок, ни улик, ни убийцы. Что даст их любительский допрос? Кажется маловероятным, что хоть что-то. Но, опять же, с момента убийства прошло больше месяца. Если б убийца был среди жителей, частью сообщества владельцев пляжных домов или, возможно, кучки заговорщиков под предводительством Фрэнка Маршалла – он мог уже расслабиться и не ждать удара. Жильцы могли утратить бдительность, нарушить свой обет молчания столько времени спустя. У кого-то может что-то случайно вырваться. Не важно, насколько задание сложное и как мала вероятность успеха, если есть хотя бы малейший шанс найти зацепку, тогда все усилия оправдаются.

Но была и еще одна, более веская причина, из-за которой Фиона не хотела устраивать массовый допрос: камеры видеонаблюдения. В этом деле они стали великим уравнителем. Слоном в комнате, который растоптал все теории и всех появляющихся подозреваемых. Никто не подходил к дому Малкольма. Ладно, Энни Фоллет подходила, но уже после того, как начался пожар, и записи с камер подтверждают ее рассказ. На самом деле подозрения Фионы не имели никакого значения, как и мотивы и улики, которые она нашла, как и ее интуиция – все это перечеркивали записи видеонаблюдения. Любой потенциальный подозреваемый, окажись у нее такой, просто указал бы на камеры и сказал: «Если это сделал я, то почему не попал на камеру?» Как может осуществиться поджог без поджигателя? Оставался только один возможный вариант…

Звякнул колокольчик, вырвав Фиону из размышлений. В дверном проеме стояла женщина, с нее потоками стекала вода. Перед собой она толкала детскую коляску в защитном пластиковом чехле, точно палатка на колесиках, а внутри безмятежно спал ребенок. Сама женщина в огромном дождевике с капюшоном, перчатках и резиновых сапогах почти сливалась с коляской.

Хлюпая мокрыми сапогами, она прошла внутрь, закрыла за собой дверь, и у ее ног мгновенно образовалась лужа.

– Надеюсь, вы не против, – застенчиво произнесла она. – Я пришла принять ваше предложение.

Фиона попыталась скрыть замешательство, слегка смущенная тем, что не сумела узнать женщину. Затем она заметила ее очки: огромные, почти закрывающие все бледное лицо. Фиона узнала грустные, полные скорби глаза за очками. И вспомнила. Эта женщина хотела отдать на благотворительность вещи своего дедушки, но не могла решиться и отказаться от них навсегда.